И друг может предать (СИ) - Волшебная Елена

— Да кто же ты, чёрт возьми! — не выдержала, понимая, что пытаться пятиться глупо, лучше пойти в напор.

— Ты сама отвечаешь на вопросы, только вдумайся. Ты моя, — я дёрнулась, а луч солнца прошёл сквозь волосы незнакомца, опаляя огнём. Сдавленно ахнула, попыталась уже не в первый раз выдернуть руки из его хватки и кинуться прочь. Хоть куда-нибудь. Он же рассмеялся от моих потуг, резко перехватив одной рукой обе, а второй схватил за подбородок:

— Ты моя, знаешь это? — хрипло поинтересовался, овладевая губами ошарашенной меня. Идея, кто же это, у меня появилась, но я боялась различить в безумце реального человека. Заметив, что я даже не старалась ответить, безвольной куклой вися в его руках, он оторвался от меня, секунду смотрел своими ужасающими, полностью чёрными глазами, а затем сказал: — Либо моя, либо ничья, — и резко, до щелчка, дёрнул подбородок в сторону, ломая шейные позвонки. И вновь я умираю от его руки, вновь мне страшно и больно, вновь…

— Тихо, Яр, тихо — шепчет мне на ухо, прижимая к себе. Из глаз текут слезы, сорочка из шёлка противно пристаёт к телу, а волосы липнут ко лбу и вообще ко всему лицу. Будто чувствуя это, аккуратно отводит их от лица, ещё крепче стискивая, лишь тихо шипя, когда я цепляюсь за его спину острыми ногтями. — Тише, не плачь, — просит он через паузу, когда моё тело трясёт волна ужаса, а подбородок стучит о чужое плечо.

— Отстань от меня, — внезапно прихожу в себя, отскакиваю от принца, шипя как кошка. Тот лишь изумленно смотрит, без споров отпуская руки, давая сесть на другой край кровати. — Что ты тут делаешь?! — злобно замечаю раздражающий интерьер золотисто-белой спальни.

— Ты кричала во сне, долго и так жалостливо, срываясь чуть ли не на скулёж, что я не выдержал и решил разбудить, иначе сам бы не мог спать, — к концу фразы его характер не смог не сделать гадость.

— Какая же ты мразь! — фыркнула, обхватывая колени руками и прижимая ноги к себе.

— Что тебе снилось? — пропустил мимо ушей оскорбление он, вновь становясь даже милым: без вечной горделивости и маски тщеславия он преображался.

— Я не уверена… Ничего, не важно, — пробормотала, а затем вдруг спросила, повинуясь моментной слабости:

— Ты когда-нибудь убивал?

— Я принц, ты думаешь, моя жизнь не оставляет крови на руках? — тяжело спросил он, опираясь на столбик, держащий балдахин.

— Но, а жестоко, абсолютно хладнокровно? — я понимала, на что ему намекала, но не смогла не спросить. Иначе бы и дальше мучилась, не решаясь узнать правду.

— Конечно, и предвидя твой вопрос, да, и одну девушку я убил, было дело. Но, поверь, я потом очень сожалел, — он сокрушённо склонил голову, одновременно теребя и так взлохмаченные медные волосы, которые казались бурыми в темноте звёздной ночи. — Скажи честно, что тебе снилось? — он поднял глаза на меня, а я засомневалась: много же рыжих людей, почему именно он. У того глаза были черными, злобными, а при всём безразличии Алекса он не смог бы так говорить, да и ярко-серые глаза не могли даже отдалённо напоминать те, что уже второй раз мучили меня.

— Я не уверена, — покачала головой. Теперь мне всё больше казалось, что это был лишь бред. Смысл ему меня убивать? Да и эти фразы, что я ему принадлежу, что продолжение его, или что он там нёс? Разве можно отнести к Алексу? Абсолютно нет.

— Говори, больше об этом никто не узнает, я обещаю. Пусть не на крови, но всё же, верь мне, — попросил он медленно и аккуратно, как будто пытался не испугать меня, пододвинулся ближе, аккуратно беря кисти моих рук в свои.

— Помнишь, когда я в первый же день в новом доме свалилась в обморок и тоже кричала, — парень кивнул. — Тогда я в первый раз увидела этот сон. Или, может, предостережение? — задала вопрос сама себе, но тут же продолжила: — Какой-то мужчина яростно душил меня, говоря, что если я не буду принадлежать ему, то лучше вообще никому. И сегодня сон повторился, только на этот раз он свернул мне шею, — покачнула головой, опуская её вниз, боясь реакции парня, что сидел рядом. — Последнее, что увидела, это огненно-рыжие волосы в свете заката, как у тебя. Но глаза были черными. Оглушительно чёрный цвет.

— И ты думаешь, это я? — сжал чуть сильнее мои руки, от чего я вскинула голову.

— Я не знаю, честно, — почувствовала, как на глаза набегаю слёзы, а парень поспешил утешить:

— Может, это просто шутка мозга, всё же тебе пришлось много пережить. Да и в первый раз привиделось, когда я внезапно объявился в твоём городе, во второй раз в тот же день, когда мы почти что переспали, — предположил он. — Может, просто в пугающие сны выливается весь стресс?

— Может быть, — его слова были убедительны, и решила поверить. — Спасибо тебе, — искренне поблагодарила парня, оставляя такой образ у себя в голове: милого, откровенного и доброго, стирая то подобие изверга и самодура. — И ты бываешь хорошим.

— Я не просто хороший, я великолепный, — тут же хитро хмыкнул он, отпуская руки и поднимаясь с кровати. — Я пойду, спать хочется. Я только начал смотреть такой сон… М-м-м, — мечтательно закатил глаза, хотя я понимала, что он приукрашивает, пытаясь успокоить меня, всё ещё изредка подрагивающую от шока.

— Тогда хотя бы тебе спокойной ночи, — пожелала ему, глядя, как тот уходит, напоследок оглянувшись. Дверь захлопнулась, а я улеглась на спину, глядя в полупрозрачный балдахин, хотя он был по цвету идентичным потолку, а значит, и не было особого смысла в желании смотреть сквозь него. Я пыталась прикрыть глаза, пыталась заснуть, но как только погружалась в дремоту, тут же начинала задыхаться от непонятного ужаса, который начинал переполнять ещё не восстановившие моральное равновесие, сердце и разум. Я пыталась смотреть в окно, звёзды весело подмигивали мне, не зная бед, а кроме них и сверчков, что оглушительно громко стрекотали, донося звук и до второго этажа, не было слышно ни единого шороха, ни одного шума. И тогда всё вокруг начинало пугать. Я пыталась сидеть и думать хоть о чём-нибудь, но дух сна не отставал, и тогда, тихо поднявшись, решилась на немыслимую вещь. Пусть он меня гонит или злится, но я не могу быть одна в помещении — ещё немного и сойду с ума. Я прошлепала босыми ногами по полу, подмечая, что неплохо бы положить здесь ковёр. Замерев перед разделяющей покои дверью, я через секунду нажала на ручку, открывая для себя новый мир.

Комната Алекса мне понравилась больше: в приятных рыже-коричневых тонах, всё было на удивление просто, но очень уютно. Такую бы комнату я предпочла в замен своей. Мелькнула мысль потребовать обмен, но я одёрнула себя, напоминая, что Алекс всё же мне не друг, пусть и ведёт себя на удивление по-братски, дружелюбно, хотя мог бы лишь приказывать как в начале, не давая и возможности откосить от его требований, как и говорили о нём слухи: жестоком и беспощадном тиране. А может они лгали, и он на самом деле не такой и плохой? Да, он умеет быть устрашающим и крайне циничным, но в нём есть и прикрытые стеной хорошие чувства: сострадание и желание помочь.

— Что тебе нужно, Яра? — пока я робко оглядывала комнату, парень пошевелился на кровати, поднимая голову. — Ты похожа на кошку, что запустили в новый дом: ещё трусишь, но всё интересно, дай момент — и угробишь какую-нибудь вещь!

— Вот неправда! — возмутилась. — И в мыслях не было ничего ломать!

— Я сказал образно, — окончательно его голос стал обычным, отбрасывая сонные нотки. — Что ты хотела?

— Можно я у тебя посижу? — робко попросила. — Одна в комнате я сойду с ума.

— Ладно уж, — с глубоким вздохом, будто делал большое одолжение, согласился он. — Иди сюда! — я робко преодолела расстояние до кровати, а когда парень сдвинулся чуть в бок, вообще стушевалась. — Чего ты? — не понял он. — Ложись уж рядом, не стоять же всю ночь собралась?

— Да я не против, — он даже не стал слушать мои препирательства, сгрёб за талию, укладывая рядом, накрывая новым одеялом, которое невесть откуда появилось. Было очень неуютно под взглядом парня устраиваться на отданной мне в пользование подушке и укрываться одеялом, но он тут же отвернулся в другую сторону, показывая абсолютное равнодушие к происходящему. Я успокоилась и даже поняла, что его кровать мягче моей. Стало по-детски обидно, я укуталась по нос в одеяло, чувствуя, что когда под боком кто-то есть живой, страх недовольно уходит.