Окончательный диагноз - Артур Хейли

Как могло это случиться? Не было ли все это внезапным симптомом давнего неблагополучия в больнице? И не результат ли это их общего самодовольства и самоуспокоенности?

“Мы все были уверены, что достигли многого, очень многого на пути к тому, чтобы создать некий храм здоровья и науки, где практиковалась бы настоящая медицина. Но мы потерпели неудачу. Постыдные мелочи, небрежность и халатность, столкновение с повседневными трудностями жизни – и вот уже храм превращается в гробницу, где будут похоронены все наши прекраснодушные мечты и замыслы”.

Погруженный в горькие раздумья, О'Доннел шел коридорами больницы, никого и ничего не замечая.

В кабинете его встретил резкий звонок междугородного вызова. Сняв трубку, он услышал голос Дениз:

– Кент, милый, как хорошо, что я тебя застала. Ты сможешь приехать в Нью-Йорк на уик-энд? У меня званый ужин в пятницу, и я хочу представить тебя моим друзьям.

Он колебался лишь секунду, прежде чем ответить:

– Мне очень жаль, Дениз, но я не смогу.

– Но ты должен!.. – В ее голосе послышались капризные, настойчивые нотки. – Я разослала приглашения.

– Боюсь, что это невозможно. – Он постарался вложить в слова всю свою озабоченность и тревогу. – У нас эпидемия. Я обязан быть здесь.

– Но, дорогой, ты ведь обещал приехать по первому моему зову. – В голосе Дениз звучала обида. Если бы она была здесь, он сумел бы ей все объяснить. Сумел бы?

– Я не мог предвидеть, Дениз, что так получится.

– Ты можешь оставить кого-нибудь вместо себя. – Было ясно, что Дениз не хочет его понять.

– Этого я не сделаю, Дениз, – сказал он тихо.

После паузы он услышал голос Дениз:

– Я предупреждала тебя, что я ужасная собственница.

– Дениз, дорогая, пожалуйста, пойми…

– Это все, что ты можешь мне сказать? – Голос ее был все еще мягким, почти ласковым.

– Да. Мне очень жаль. Я позвоню, как только освобожусь.

– Хорошо, Кент, – сказала она. – До свидания.

– До свидания. – Он медленно положил трубку.

Глава 23

Прошло четыре дня с тех пор, как в больнице Трех Графств обнаружились случаи брюшного тифа.

В это утро в кабинете администратора мрачные и озабоченные председатель попечительского совета больницы Ордэн Браун и Кент О'Доннел прислушивались к телефонному разговору, который вел с городом Гарри Томаселли.

– Да, – наконец сказал администратор, – я все понимаю. К пяти часам? Хорошо. До свидания. – И он положил трубку.

– Ну, что там? – взволнованно спросил Ордэн Браун.

– Городской отдел здравоохранения дает нам срок до пяти часов вечера. Если к этому времени мы не обнаружим очаг, то должны закрыть пищеблок.

– Понимают ли они, что это значит? – вскочив на ноги, воскликнул О'Доннел. – Это равносильно закрытию больницы!

– Я им все объяснил, но они боятся, как бы эпидемия не перекинулась на город, – ответил Томаселли.

– Что в лабораториях? – спросил Ордэн Браун.

– Продолжают исследования. Я был у них полчаса назад.

– Не могу понять, – расстроенно заметил председатель попечительского совета. – Уже десять случаев брюшного тифа за четыре дня, а мы до сих пор не знаем, где источник инфекции.

– Это огромная работа, и, заверяю вас, они делают все, что возможно, – успокоил его О'Доннел.

– Я никого не виню, – резко сказал Браун, – во всяком случае, пока. Но мы должны добиться результатов немедленно.

– Джо Пирсон сказал мне, что они надеются закончить всю работу завтра утром. Нельзя ли убедить отдел здравоохранения подождать хотя бы до завтрашнего дня?

Администратор отрицательно покачал головой:

– Я уже пытался это сделать. Санитарный инспектор города снова был здесь сегодня утром и придет опять к пяти часам. Если к тому времени не будет результатов, боюсь, нам придется подчиниться их решению.

– Что тогда? Ваше мнение? – спросил его Ордэн Браун.

– Придется закрыть больницу.

Наступило молчание. Затем Томаселли спросил:

– Кент, вы могли бы вместе со мной принять инспектора в пять вечера?

– Хорошо, – мрачно ответил О'Доннел. – Думаю, мне не мешает при этом присутствовать.

Все работавшие в лаборатории испытывали на себе результаты нервного и физического напряжения последних дней.

Доктор Пирсон осунулся, под глазами у него были красные круги, и его медленные движения свидетельствовали об усталости. Последние три ночи он не уходил из больницы и урывками спал на диване у себя в кабинете. Лишь однажды его не было в отделении в течение нескольких часов. Никто не знал, куда он ушел, и Коулмен не мог его найти, хотя администратор и О'Доннел несколько раз справлялись, где он. Затем он снова появился, никому не объяснив своего отсутствия, и продолжал руководить работой.

– Сколько мы сделали? – спросил Пирсон. Доктор Коулмен посмотрел в список и ответил:

– Восемьдесят одну пробу. Пять еще в термостате и будут готовы завтра утром.

Хотя Коулмен выглядел не таким усталым, как Пирсон, он начал сомневаться, продержится ли он еще, если работа затянется. Он спал в собственной квартире, но уходил из больницы далеко за полночь и возвращался к шести утра.

Но как бы рано он ни приходил, он заставал в лаборатории Александера, который работал с точностью хорошо отлаженного механизма, а его записи были неизменно сделаны аккуратным, разборчивым почерком. Его можно было не инструктировать, настолько хорошо он знал свое дело. Пирсон после первой проверки одобрительно кивнул и предоставил Александера самому себе, лишь спросив, какие у него цифры.

– Из восьмидесяти девяти проверенных культур выделены сорок две для посевов, сделано двести восемьдесят посевов, – сообщил тот.

Пирсон подсчитал в уме: “Значит, остается проверить еще сто десять субкультур, включая завтрашнюю партию”.

Следя за Александером, Коулмен подумал, что его увлеченность работой – это попытка забыть о личном горе. Александер сказал о своем намерении поступить в медицинский институт. Коулмен решил поговорить с ним об этом, как только минует кризис. Александеру будет нелегко, особенно материально, когда он вновь станет студентом.

А вот Карл Баннистер окончательно выдохся, и Коулмен, даже не спрашивая Пирсона, отправил его домой. Благодарный Баннистер ушел не возражая.

Все двести восемьдесят посевов, о которых говорил Александер, были распределены по полочкам в лаборатории или находились в термостатах. И хотя многие из них были полностью исследованы, ни один еще не выявил бациллоносителя.

Зазвонил телефон, и Пирсон снял трубку.

– Нет, – сказал он, – пока ничего. Я ведь сказал, что сообщу немедленно, как только обнаружим.

Закончив одну из записей, Александер закрыл глаза, наслаждаясь недолгим отдыхом.

– Отдохнули бы часок, Джон. Навестите жену, – сказал Коулмен.

– Проверю еще одну серию, а потом отдохну, – сказал он. Взяв посевы из инкубатора, он начал расставлять десять пробирок для исследования. Взглянув на часы, он с удивлением заметил, что еще один день близится к концу. Было без десяти пять.

О'Доннел положил трубку.

– Пока ничего.

Закрытие больницы было почти неизбежно. Уже с полудня постепенно вводился в действие план Томаселли. Больных, кого можно, выписывали домой, а тех, кто нуждался еще в больничном уходе, переводили в другие больницы в самом Берлингтоне или в округе. К завтрашнему утру в больнице должны остаться только сто самых тяжелых, нетранспортабельных больных, которые будут получать питание из двух местных ресторанов.

Час назад Томаселли дал указание начать эвакуацию. Она может продлиться до полуночи. За сорок лет своей истории больница Трех Графств впервые выпроваживала из своих стен больных людей.

В кабинет администратора вошел Ордэн Браун.

– Кент, сейчас уже это не имеет значения, но я должен вам сказать, пока не забыл. Звонил Юстас Суэйн. Он хочет, чтобы вы зашли к нему, когда мы покончим с этим делом.

На мгновение О'Доннел онемел от неожиданности. Ему было совершенно ясно, почему Суэйн хочет его видеть. Неужели даже теперь старик намерен оказывать на него давление? После всего, что произошло? О'Доннел не выдержал:

– К черту вашего Юстаса Суэйна!

– Разрешите вам напомнить, – ледяным тоном произнес Ордэн Браун, – что вы говорите об одном из членов попечительского совета больницы. Какие бы между вами ни были разногласия, он заслуживает хотя бы учтивости.

О'Доннел смерил Ордэна гневным взглядом. “Очень хорошо, – подумал он, – если надо помериться силами, я готов. Хватит с меня вашей большой политики”. Звонок секретаря Томаселли известил о приходе санитарного инспектора.

Было без трех минут пять.

Небольшая группа во главе с О'Доннелом, состоявшая из Ордэна Брауна, Гарри Томаселли, городского санитарного инспектора доктора Норберта Форда, диетсестры миссис Строуган и помощника санитарного инспектора, чье имя О'Доннел так и не расслышал, направилась в патологоанатомическую лабораторию.