Средневековая Европа. 400-1500 годы - Гельмут Кенигсбергер

Наследование власти по принципу первородства, то есть ее переход к старшему сыну правителя, так и не стало в Римской империи безоговорочным правилом. Показательно, что в государстве халифов, во многом следовавших римским традициям, такого закона тоже не было. Тем не менее считалось вполне естественным, что власть наследует член императорской семьи. Чтобы укрепить свое положение, императоры нередко назначали соправителями родственников или способных военачальников – именно так поступали Диоклетиан и другие римские императоры предшествующих столетий. С 867 по 1065 г. Византией правила сильная Македонская династия, и императоры этой династии в X в. опирались на ряд выдающихся полководцев – в качестве соправителей или полномочных наместников.

Арабская экспансия, от Кавказа до Франкского королевства, была приостановлена в первой половине VIII в. Только на Сицилии, отнятой у Византии после 875 г., мусульмане все еще одерживали крупные победы над христианами. В IX в. великая империя Аббасидов распалась на несколько фактически независимых государств. Для Византии открылись благоприятные возможности, и в X в. ее войска отвоевали Армению и достигли верховьев Евфрата. Крупные города Сирии – Алеппо, Бейрут и даже Дамаск, бывшая столица Омейядов, – перешли в руки христиан. Совсем близко, казалось, был и Иерусалим. Византийцы высадились на Крите и Кипре и вновь захватили эти острова. Столь же важными стали успехи на севере. К концу X в. было задержано продвижение русских к черноморскому побережью и начато обращение Руси в христианство. На Балканском полуострове болгары, к тому времени усвоившие славянский язык и принявшие христианство, создали мощное государство, которое не раз угрожало самому Константинополю. Но теперь и болгары потерпели решительное поражение, разгромленные императором Василием II «Болгаробойцей» (976-1025). Граница империи вновь шла вдоль нижнего Дуная. Незадолго до своей смерти Василий планировал возвращение Сицилии; в конце концов ему не хватило времени, но никогда еще со времен Юстиниана и Ираклия Византийская империя не была так сильна, а ее земли – так обширны: и всего этого удалось добиться после ожесточенной борьбы с арабами, аварами, славянами и болгарами. Вряд ли можно было привести более впечатляющее доказательство неслабеющей жизнеспособности и гибкости римских имперских традиций.

Если политическое единство Римской империи было разрушено в V в. и уже не возродилось, то церковь сохранила свое единство. Арабские завоевания, отрезавшие церкви Сирии и Египта, долгое время служившие источником смут и ересей, способствовали укреплению единства Греческой и Латинской церквей. Однако постепенно, а для современников почти неощутимо обе церкви стали отходить друг от друга. Первое открытое разногласие случилось в VIII в. В 726 г. император Лев III (717–741), спаситель Константинополя во время второй арабской осады (717–718), приказал удалить изображение Христа с двери императорского дворца. Четыре года спустя он довел свой замысел до конца, издав указ, запрещавший почитание всех религиозных изображений. Иконы Христа, Девы Марии и святых, представлявшие собой объекты почитания и преклонения, были распространены повсеместно: в частных домах, в церквях, в общественных зданиях. Их помещали на городских стенах, брали в боевые походы, чтобы знаменовать победу Христа, которая, по всеобщему убеждению, и была предназначением Византии. Особо почитали священные изображения, которые считались божественным, нерукотворным творением, например Эдесский плат, кусок ткани с отпечатком распятого человека: якобы саван Христа. Впоследствии некоторые стали отождествлять его с Туринской плащаницей: на ней было похожее изображение, но в остальном она не имеет ничего общего с Эдесским платом и относится, самое раннее, к XIV в.

Почему же, если священные изображения были так популярны, император Лев III издал подобный указ? Историки много спорили по этому вопросу, ибо источники не дают на него определенного ответа. Несомненно по крайней мере одно: среди евреев и мусульман того времени была сильна тенденция к строгому соблюдению второй заповеди: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу…» (Исход 20, 4). Эта традиция находила отклики и среди христиан. Весьма возможно, что они, и в том числе сам император Лев III, полагали обрушившиеся на империю невзгоды знаком Божьего гнева, вызванного повсеместным и публичным пренебрежением Его строгой заповедью. Почитание священных изображений было связано прежде всего с монастырями. Несмотря на все преклонение византийцев перед монахами и священнослужителями, кричащее богатство монастырей вызывало возмущение в обществе, а иконы символизировали это богатство. Итак, иконы начали снимать, закрашивать или просто уничтожать; лишь немногие церкви избежали ярости иконоборцев, разбивавших священные образы, заклеймивших своих противников как идолопоклонников и начавших преследовать их.

На Западе такого неприятия икон не было – нечто подобное случилось лишь спустя 800 лет.[50] В Риме посчитали, что духовная независимость церкви поставлена под угрозу. Папа Григорий II (715–731) выразил протест против вмешательства императора в дела веры и наложил арест на императорские доходы в Италии. Его преемник Григорий III (731–740) созвал собор в Риме, который осудил иконоборчество. Император в качестве ответной меры заключил в тюрьму папского легата, вывел итальянские епархии Византии из-под юрисдикции папы и передал их патриарху Константинопольскому.

Разрыв Рима с Константинополем был подтвержден на соборе греческих епископов, вновь провозгласившем осуждение икон (754). Именно этот разрыв фактически подтолкнул папство к судьбоносному союзу с франками, поскольку отныне папы лишились помощи императора в борьбе с лангобардами.

В 780 г. вдовствующая императрица Ирина стала регентшей и соправительницей при своем несовершеннолетнем сыне, Константине IV. Как и большинство честолюбивых и властных женщин, она не удостоилась лестных отзывов историков: черты характера, которые в мужчине считаются само собой разумеющимися, представлялись совершенно неподобающими для женщины. Мягкосердечие, безусловно, не входило в число добродетелей византийской придворной политики; Ирина безжалостно противодействовала столь же безжалостным усилиям своего сына и других придворных избавиться от нее. В 797 г. она приказала ослепить сына – обычный византийский способ расправы с противниками, даже в том случае, если ими были ближайшие родственники. Затем объявила себя императором (но не императрицей!), и именно это обстоятельство дало папе законный повод короновать Карла Великого римским императором: поскольку, рассуждал папа, женщина не может быть императором и, следовательно, титул императора не принадлежит никому. Следуя соображениям политической целесообразности, Ирина не сразу, но согласилась признать титул Карла Великого, по крайней мере на время: в конце концов, существование двух императоров – одного в Риме, а другого в Константинополе – не было чем-то новым или необычным. Ирина нуждалась в поддержке Запада, а также, возможно, и в силу личных религиозных убеждений, она решила положить конец иконоборчеству: Никейский собор 787 г. восстановил почитание священных изображений. За отмену иконоборчества Ирину посмертно канонизировали, хотя трудно найти более сомнительного святого даже в обширном православном календаре. Современники Ирины, однако, не страдали такой забывчивостью: в 802 г. она была свергнута и умерла в изгнании на острове Лесбос.

В IX в., когда болгары расширили свои владения на Балканах, а византийцы потерпели ряд военных неудач, император Лев V вновь запретил почитание священных изображений. И вновь Латинская церковь осудила этот запрет. Наконец, в 843 г., и опять по инициативе вдовствующей императрицы, Феодоры, почитание икон окончательно восстановили. Открытый разрыв между Греческой и Римской церквями тем самым был ликвидирован. Но иконоборческие споры высветили серьезные расхождения между Римом и Константинополем в понимании христианской веры, а также в отношении к участию императора в религиозных и церковных делах. Взаимные чувства оставались напряженными, но прошло еще два столетия, прежде чем наконец произошел окончательный разрыв между Восточной и Западной церквями.

Но даже более важным, чем теологические разногласия, обстоятельством было стремление пап политически ориентироваться на Запад. Союз с франками не только освободил их от опасности оказаться под властью лангобардов, но и дал возможность выдвигать политические притязания, далеко превышавшие все возможное прежде. Основой папских притязаний служил так называемый «Константинов дар», грамота, согласно которой император Константин даровал папе Сильвестру I первенство перед всеми другими патриархами и наделял его императорской властью над Римом, Италией и всеми западными провинциями Римской империи.