О чём молчат ведьмы (СИ) - Ульская Сигита

— Бо-оже, какой зая! Я его хочу! — вдруг громко зашептала подругам Аделия, перегнувшись над столом и указывая на дверь.

Все дружно повернулись, разглядывая зашедшего парня.

Рута присвистнула:

— Вот так красавчик!

Это был Станислав. Парень беспокойно мял пиджак в руках, оглядывая зал, но, когда увидел Стасю, его лицо расцвело, и он подошёл к их столу. Широкая улыбка Стаса добила компанию. Девочки уговаривали его посидеть с ними, но он подхватил Стасю, расплатился за неё и, извинившись, увлёк возлюбленную на вечернюю улицу, обняв так, что у Руты перехватило дыхание, и она схватилась за горло.

— Нет, вы видели?! Она точно ведьма! — сказала девица. — Почему он достался ей?

— Не завидуй, — ответила Вига, сверкнув глазами, — она заслужила это счастье. Она лучше нас всех вместе взятых.

— Почему это лучше? — возразила Аделия.

— Потому что чище. И всё тут. Девочки, она такая. Я её знаю. Она невероятная.

— Да прямо! Такая, как все. Все мы умеем быть недотрогами, — возмутилась Рута.

— Эх, — стукнула по столу захмелевшая Вига, опрокинув пустой бокал, и вдруг заплакала, уткнув лицо в руки, — дуры вы. Ничего не понимаете.

Девушки переглянулись. Аделия покрутила у виска пальцем, пока Вига не видела. Другие ей закивали.

Глава 22

А Стася чувствовала себя самой счастливой.

— Как же я скучал по тебе, родная! — шептал ей Стас.

И она крепче прижималась к нему.

Они гуляли по пристани, потом сидели в парке на самом берегу и целовались под сенью укромных кустов цветущего чубушника. Он пах так сильно, что Стася не знала, от чего у неё больше кружится голова — от близости Стаса или этого запаха. Чубушник уже начал сбрасывать цвет и засыпа́л влюблённых белым снегом. Они, откинувшись на спины в траву, наблюдали за тем, как из сумеречной темноты сверху вдруг появляются нежные невесомые лепестки и, кружась, медленно падают на землю…

Очнулась Стася в пол-одиннадцатого. Она стала судорожно набирать номер телефона матери, но та демонстративно не брала трубку. Тогда она послала ей СМС: «Мама, со мной всё хорошо. Я задержусь. Не волнуйся за меня. Стас меня проводит».

Когда Стася распрощалась со Станиславом у самой калитки и он уехал, она, захмелевшая от его поцелуев, поднялась в дом с блуждающей улыбкой на лице. И тут её встретила суровая мать.

Агния стояла, сцепив руки перед собой, и поза матери не обещала ничего хорошего. Она сделала шаг вперёд, набрала воздуха в лёгкие и начала:

— Как ты можешь гулять, когда в семье такое горе? Твоя бабушка больна, я переживаю, а ты… ты — конченая э-го-ист-ка, — произнесла она по слогам.

Стася промолчала. Она сникла, снимая туфли, и думала, как объяснить матери, что вовсе она не эгоистка…

— Иди ешь, — продолжала Агния, — хотя всё уже остыло…

— Я не хочу. Я ела в кафе, — попыталась объяснить девушка.

— Иди ешь, — повысила голос мать, — я тебя ждала! Знаю, как там кормят, в этих кафе. Сейчас подогрею.

Стася послушно поплелась за ней в столовую. Она вымыла руки и грустно плюхнулась за стол. Мать выложила перед ней огромную тарелку вчерашних макарон, присыпанных сыром. Стася с детства не любила это блюдо, но решила не злить Агнию.

Та села перед ней и опять стала воспитывать.

— Хорошо, Стася, — сказала мать, — если ты любишь образно, я объясню образно… Вот у тебя на плечах сидит чёрт и ангел. Помнишь, я тебе рассказывала в детстве? И ангел шепчет правильную дорогу с правого плеча, а чёртик с левого толкает на всякие безумства. Ты стала внимать чёрту. И это к добру не приведёт.

Стася слушала мать и думала, что в её собственной голове сидят тысячи существ. У неё каждый день в голове проходили многочисленные конференции… Какой там чёртик с левого плеча и ангелок с правого?! Их давно свергли.

«В моей голове, — размышляла Стася, — полно народа… И на собрания обычно приходят все… Пессимистка с утра ноет, что не хочет вставать. Оптимистка вскакивает и радуется всему подряд: отражению, новому листику, и для неё любая погода всегда хороша. Её не расстроить ничем. Во мне живёт и собственная мать, которая постоянно критикует и объясняет, что и как неправильно я делаю. Внутренняя бабуля утешает и успокаивает, подбадривая при каждой неудаче… Работяга вечно в движении и везде сканирует пыль. Ленивица ходит за ней и подкидывает идеи отдохнуть. Хозяюшка решит, что сегодня непременно будут пироги к вечеру… Влюблённая с утра до ночи поёт песни… А с недавних пор появилась ещё одна особа — Писательница. Старается всё подметить, анализирует ощущения и судорожно записывает мысли на любом попавшемся клочке, иначе они испарятся и через секунду от них будет только пшик с привкусом разочарования. Во мне живёт Леди и Деревенская девушка… Да много кто… Сейчас всеми временно управляет Мудрость Лесных ведьм. Надолго ли? Но разве всё это объяснишь матери?»

Стася вздохнула и отодвинула полупустую тарелку.

— Съешь всё, — сказала Агния, подтолкнула к ней тарелку обратно и продолжила учить дочь.

С каждым словом матери в девушке нарастало чувство вины и тревоги. Но было что-то ещё, новое. Это был протест. Стася вдруг поняла, что послушно выполняла всё, чего желает мать, не задумываясь даже сейчас, а хочет ли она есть. Нужны ли ей эти дурацкие макароны? Стасе на мгновение всё опостылело, ей даже на какую-то долю секунды расхотелось жить, дышать и больше всего — слушать нудный, монотонный голос матери. Всё внутри неё взбунтовалось. Ей стало плохо. Она еле успела добежать до ванной и выплеснуть съеденное наружу.

В проёме стояла удивлённая Агния и рассуждала вслух:

— Видимо, ты отравилась в кафе. Или макароны были несвежие?

Стася молчала, вытирая рот, её трясло. Она поняла, что здесь, в стерильном доме матери, всё было несвежим, всё было избитым: несвежие мысли, несвежие поступки, несвежий воздух и несвежая жизнь…

Она поднялась и отправилась наверх, в спальню. А мать шла за ней, бормоча, что хочет для дочери хорошей жизни.

— Я лучше знаю, я прожила дольше тебя. И зла тебе не желаю, — говорила Агния, присаживаясь рядом со Стасей, — у меня опыт…

Дочь слушала её, безвольно расчёсывая волосы, просто ожидая, когда мать замолчит. Наконец та иссякла и вышла, поцеловав Стасю в лоб, а девушка откинулась на кровать и стала думать, как здесь душно. В этой комнате, в этом городе… Словно в закупоренной банке. И если она будет слушать мать, то достигнет в жизни ровно того, что достигла Агния. А такого существования Стася не желала. С тяжёлой головой и грустными мыслями она попыталась заснуть.

Но мысли крутились стаями чёрных птиц в её голове, истощая разум, не давая спать. Они кружились и клевали, клевали, клевали, каждый раз унося в клювах кусочек покоя.

Вдруг её телефон блеснул огоньком — она получила СМС от Стаса. Он писал ей: «Не могу заснуть, думаю о тебе. Сладких тебе снов». «И тебе», — ответила ему Стася. Ей до безумия захотелось его обнять. «Я положил тебе в сумочку твой любимый апельсиновый шоколад, — написал Стас. — Когда будешь его есть, вспоминай обо мне».

Стася быстро нашла его подарок. Бессонными ночами, когда мы скучаем по любимым объятиям, иногда может спасти положение простая шоколадка. С ароматом апельсинов.

Девушка крадучись пробралась вниз, налила себе чаю и, открыв тихонько окно, ела шоколад и смотрела на звёзды. После, успокоенная, легла в кровать и улыбалась в темноте, вспоминая Стаса.

«Его слова как прикосновения лепестков, — думала Стася, — нежные и трогательные. Бабушкины — словно гладкие, нагретые солнцем морские камешки с берега. А мамины? Мамины речи обычно шершавые, с зазубринками. Они частенько царапают душу и рвут внутри какие-то струны, словно школьная скамья колготки…»

Сон незаметно припорошил её, окутал. И она наконец уснула, обняв подушку…

Разбудил Стасю звук капель, бьющих в окно. Над городом дождь заштриховывал небо. Сегодня девушка планировала сходить в банк, завести карточку, чтобы ей наконец перевели деньги из издательства. Потом она хотела навестить бабушку и узнать, что же решили врачи. Но первым делом надо было выполнить все поручения матери. Их список Агния, как всегда, оставила на столе кухни.