Тайна академика Фёдорова - Александр Филатов

Краска была хорошей, стойкой, и работа над удалением неприятной надписи не очень ладилась. Зато Алексей Витальевич без помех, без контроля документов и содержи­мого портфеля, смог миновать опасный перекрёсток и приблизиться к зданию "Калининградской областной универсальной научной библиотеки". Фёдоров взглянул на часы – было ещё слишком рано, лишь половина десятого. До момента открытия оставалось около получаса. Фёдоров огляделся: пятница 22 августа нынешнего 2008 года выдалась безоблачной и не жаркой, но тёплой, а на улицах не было почти никого. Впрочем, что в этом удивительного – топливо строжайшим образом рационировалось, цены на него оккупационной администрацией были взвинчены до небес, с тем чтобы купить его могло лишь "экономически успешное" население, то есть все эти криминальные или полукрими­нальные дельцы. Так, собственно, и было первые два дня лимитирования продажи топлива – те стали практически единственными ездоками. Даже деляги средней руки, спекулянты не имели средств, чтобы тратиться на бензин. Оккупантов не беспокоило, что они не просто вмешиваются в деятельность "свободных предпринимателей" и нарушают функционирование "цивилизованного свободного рынка", но просто парализуют экономику, и без того уже почти до осно­вания разрушенную семнадцатью годами "реформирования" по заокеанским рецептам.

На данном этапе оккупантам было необходимо перестроить здесь всё существование таким образом, чтобы оно полностью зависело от них, приучить этот, по Аллену Даллесу, "самый непокорный народ в мире" к повиновению, а затем уже приступать к исполнению других пунктов своих планов. Ясное дело, что всю эту демагогию о "демократии", "свободном рынке" можно было отбросить за ненужностью (да и где они сохранились в "свободном мире", свобода и демократия? – повсюду жёсткое планирование, полный или почти полный государственный контроль!).

Сохранялась лишь одна обманка – "права человека", ради которых якобы и велась пресловутая борьба с "между­народным терроризмом". Как известно, никакого терроризма как такового в современном мире давно уже не существует. И Беслан, и Чечня, и взрывы в Москве – лишь акции в сетевой войне, ведущейся Тайным Мировым Правительством ради достижения своей цели – мирового господства. Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что четвёртая мировая, нового типа война началась с нападения в марте 1999 года на Югославию или летом 1997-го, когда американцы с помощью МВФ и своего известного соотечественника, венгерского еврея Сороса укрепили ничем не обеспеченную бумажку с масонскими знаками, ограбив Юго-Восточную Азию, а затем – в августе 1998 года – и Россию с помощью Кириенко (почему-то стеснявшегося яркой фамилии отца – Израитель). Нет! Не верно! Как неверно и полагать, будто к активным действиям в этой сетевой войне новые кочевники перешли с сентября 2001 года, после организованного спецслужбами публичного "террористического акта" с уничтожением американских небоскрёбов и 19-метровым проломом в стене Пентагона (якобы от "Боинга" с размахом крыла в 38 метров и при отсутствии каких-либо самолётных обломков на прилегающей территории).

К началу явныгх активных действий в войне нового типа, ведущейся Тайным Мировым Правительством, профессор Фёдоров относил агрессию против богатейшего и независи­мого Ирака в январе 1991 года, выполненную руками главного своего орудия – США. Переход к новой политике завоевания мирового господства посредством пресловутой глобализации новые кочевники начали, внедрив в Кремле в 1985 году, после многих попыток и неудач, своих ставлен­ников. Объявила же тайная мировая власть о своих намере­ниях в 1930 году, назвав (понятно для посвящённых) и своё главное орудие, когда выпустила новую однодолларовую бумажку со множеством масонских символов.

Фёдоров никак не мог отделаться от своих размыш­лений обо всём этом, хотя и понимал, что это ничего не даст, что поздно предпринимать что-либо, ведь новая тоталитар­ная власть тайных (пока ещё) властителей мира, осущест­вляемая руками США и НАТО никогда не допустит никакого внутреннего противостояния себе. Правда, пока жив мусульманский мир, великий социалистический Китай, могу­чая Япония и набирающая силы независимая Индия, полной победы им не видать. И вообще, победы им не добиться – ведь сила правды, сила света непобедимы! Маленький соседний с ними народ Палестины согнуть не могут – где уж там мировое господство! И вообще, долго ли может просуществовать такое мироустройство, когда производят одни (в новых тёплых промышленных странах, в основном, Азии), а потребляют другие ("экономически успешные" представители стран "золотого миллиарда", непрошенно взявшие на себя функции всемирных распорядителей – организаторов)?! Но сейчас, но теперь, но временно, хотя, скорее всего, даже наверное – до конца его жизни. теперь они в силе (как и гитлеровцы под Москвой в 1941-м.).

Увидев натовский патруль, движущийся по направле­нию от драматического театра к памятнику Шиллера, Фёдоров взглянул на часы – 9 часов 37 минут. Рано, но стоять под дверью ещё опаснее. В конце концов, не прогонят! С этой мыслью Фёдоров потянул на себя старую, ещё немецкую застеклённую металлическую дверь библиотеки. "Видимо, библиотеку от закрытия или жёсткой регламен­тации доступа пока что спасает название – универсальная научная,– подумалось Алексею Витальевичу при этом.– Но сколько такое положение продлится, никому не известно. Быть может, библиотека работает свой последний день."

Рисковать Фёдоров не мог. Во что бы то ни стало он обязан завершить свою работу именно сегодня. Ради этого он и остался ночевать в Калининграде, напросился к бывшему своему товарищу по работе в университете, ставшему потом довольно крупным дельцом, владельцем издательского центра – своему полному тёзке Мальцевичу. Отношения с Мальцевичем у него были сложные. Тот изначально поддерживал сначала ельцинский, затем и путинский проамериканский режим, не желал видеть ни последовательного уничтожения русской культуры, ни геноцида, ни даже кричащего развала экономики, невозможности выживания страны в условиях "открытого рынка". Фёдоров же, ненавидя всю эту, как он называл, капээсэсовскую мразь – всех этих яковлевых, собчаков, Старовойтовых, кравчуков и Горбачёвых с Шеварднадзе, всегда был и оставался сторонником социализма, был по своим убеждениям беспартийным коммунистом.

Добротный и опытный учёный, с аналитико– синтетическим умом, ещё в юности занявшийся системным анализом, Фёдоров, всегда шарахавшийся от официозной пропаганды КПСС, критиковал и сами её методы и методы воспитания, но одновременно выработал в себе последова­тельное коммунистическое мировоззрение – не на эмоциях, не на вере, но на основе анализа фактов, изучения экономики, истории, политики, географии и права. Его мировоззрение выкристаллизовалось, когда он, ещё будучи аспирантом Во­ронежского медицинского института, прочитал в библиотеке материалы XIX съезда партии и последующего пленума ЦК.

Вообще, как уже говорилось, Воронежский мединсти­тут представлял собой уникальное культурное явление. В 1918 году из Тарту, который ранее именовался Дерптом, был эвакуирован университет. А из него выделили медицинский институт. Да, это была та самая бывшая профессорская школа, в которой учился знаменитый профессор-хирург Пирогов. В общем, в годы студенчества Фёдорова институт входил в пятёрку лучших в СССР. С юности он имел возмож­ность соприкасаться с дореволюционными приборами, книгами. В библиотеке официально насчитывалось около 200.000 томов книг, но фактически было больше. Старые библиотекари сохраняли даже те экземпляры книг, которые надлежало списать, уничтожить. Поскольку Фёдоров заслуженно имел репутацию очень аккуратного и пунктуального читателя, его, в конце концов, допустили в хранилище библиотеки института. Вот там-то он и смог изучить некоторые чрезвычайно интересные документы. Правда, с материалами XIX партсъезда он поступил нечестно – попросту тайно вынес из библиотеки. Однако не украл, а переснял на фотоплёнку и незаметно вернул точно на прежнее место. Правда, те полтора месяца, что ему не удавалось незаметно вернуть томик, совесть сильно донимала Алексея, но знание, которое он приобрел, окупило это моральное неудобство.

Ему было уже более тридцати лет, когда он понял, что Сталин хотел отстранить КПСС от власти, сделать органом идеологическим, даже, пожалуй, социально-психоло­гическим. Тем, что могло бы обеспечить противостояние и победу СССР в начавшейся за пять лет до XIX съезда Третьей мировой – холодной войне. Одновременно устранено было бы и вредное двоевластие, параллель действия в экономике партийных и советских органов. Понял тогда Алексей и то, почему убили Сталина. Ясным стало и кому это убийство было выгодно. Тогда же Фёдоров осознал и могущество влияния официальной пропаганды. До изучения тайно скопированной книги и некоторых иных документов, целенаправленно найденных им в библиотеке, несмотря на рассказы отца, лично много раз беседовавшего с Берией, Алексей относился к этому политическому деятелю Советского Союза отрицательно. Но материалы съезда, последовавшего за ним пленума, речь Л.П. Берии на похоро­нах Сталина, ещё кое-какие документы заставили Фёдорова по-новому взглянуть на вещи, назвать их своими именами.