Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана

Но не говорить же этого Ильгет.

– Так что там, на Анзоре?

– Да все, как обычно... готовимся. Давай теперь ты рассказывай – как девочки?

Ильгет стала рассказывать, оживилась. Принесла дневник, который начала вести Арли (писать рукой она еще не умела, печатала на клавиатуре, и это были пластиковые распечатки). Начала читать вслух.

«Мы вчера ходили с мамой и Ноки на море. Еще Дара была тоже. Мама мне купила заколку розовую и еще мороженое. Мы видели лошадь белую с черными пятнами...»

– Удивительно, – сказала Ильгет, – что ребенок выделяет из всего дня. Ведь мы еще встречались с Анри и Лайной, были в детском театре. А ей вот именно это запомнилось.

– А еще лошадь...

– Да. И ты знаешь, она так наблюдала за играющими мальками! Может быть – биология?

– Рановато еще об этом думать. Но запомнить стоит... может, попозже завести какую-нибудь зверюшку, ну, морскую свинку или пэтти. Не сейчас, конечно, она еще слишком мала.

– Может, пока завести аквариум? – предложила Ильгет, – она будет наблюдать за рыбками.

Арнис кивнул.

– Это прекрасно, но ведь это тебе лишняя забота. Ты знаешь, меня скоро не будет...

– Да что ты, какая забота с рыбками? Корм и чистка автоматические. Только на их состояние посматривать.

– Ну давай, Иль, подумай. Может, завтра выберем рыбок по каталогу? Сегодня я чего-то уже...

– Да, конечно. Выберем каких-нибудь поярче. Ты устал, золото мое? – Ильгет коснулась ладонью щеки Арниса, – пойдем, мы можем уже лечь, поболтаем в кровати. Можно и выпить немного.

– Пойдем лучше в гостиную. Я сейчас если лягу, то уже и глаз не открою. А поговорить с тобой еще хочется. И выпить – это хорошая идея. «Жемчужницу»?

Они уселись в гостиной рядышком на диван, на столике мерцала жемчужным блеском мутноватая жидкость в высоких бокалах.

– За тех, кто наверху, – привычно сказал Арнис. Они чокнулись, выпили. Ильгет покатала во рту острый пряный шарик сыра. «Жемчужница» легко прошлась по сосудам, расслабляя и веселя. Арнис обнял худенькие плечи Ильгет, сжал их рукой, погладил ее по голове. Солнышко... маленькая моя. А ты разве не устала? Целый день – маленькие требовательные ручонки и зовы «мама», и забота, забота, а те минуты, что удается вырвать для себя – тоже ведь не отдыху посвящены, а работе в СИ. Лицо Ильгет в полутьме казалось бледным и заострившимся. Господи, радость моя... как же тебе помочь?

– Тебе тяжело, Иль?

– О чем ты? – удивилась она.

– Ну дети... Видишь, я тебе сейчас так мало помогаю. Все на тебе.

– Арнис, ты что? Я так мечтала о ребенке. Ну трудно, и что? А что в мире легко дается? Это, по крайней мере... – Ильгет умолкла. Да, ей кажется, что сейчас-то вот она выполняет самое правильное, естественное для женщины дело, а все, что было раньше, представляется бессмысленным кошмаром. Но говорить об этом, наверное, не стоит.

Интересно, что она сделала бы, если бы Арнис, дорогой, любимый, прекрасный, сказал бы ей: не летай больше, не ходи на эту войну – никогда. Зачем мучить себя и, тем более – детей?

Послушалась бы, потому что «так положено»? Или нет?

Да бессмысленно так вопрос ставить. В том-то и дело, что Арнис не скажет ей этого. Никогда.

– Иль, – ладонь Арниса прикрыла ей глаза, – тебе грустно? Что ты, Иль? Я ведь люблю тебя. Господи, как я люблю тебя!

– Арнис, и я тебя люблю. Радость моя, – откликнулась Ильгет.

– Я чувствую, тебя что-то тревожит, золотинка?

– Знаешь что, пожалуй... иногда одолевают такие мысли. Я вдруг думаю, мы с тобой очень уж разошлись в последнее время. У тебя своя жизнь, у меня своя. Нет, ты, конечно, очень интересуешься детьми и мной, но... так уж получается, что работы очень много. И вот мне начало казаться, что мы уж очень стали далеки. Нет... ты меня не слушай. Я ведь все понимаю. Просто... вот всегда мы были вместе, и уходили, и рисковали, и возвращались. А теперь...

– Иль, – он взял ее лицо в ладони и стал медленно покрывать поцелуями, – золото мое, тебе просто одиноко. И мне тоже... сердце к тебе рвется. Но это у нас сейчас такая жизнь, маленькие дети... Это пройдет. Дети – это чудо, но они и столько времени требуют, труда. Если бы я был простым эстаргом, если бы мою работу можно было отложить, перенести... – он умолк.

– Ничего, родной, – прошептала Ильгет. Арнис отозвался с болью в голосе.

– Я бы хотел всегда быть с тобой, чтобы все, все для тебя делать. Каждое желание угадывать. Только ты же знаешь, какая у нас жизнь.

– Есть вещи важнее, – ответила Ильгет, – ты не бойся за меня, любимый. Я буду сильной. Я буду детей растить, они ведь должны заменить... ну, тех, кто погиб. И тебя буду ждать. Это еще не самое трудное в жизни. Самое трудное – у тебя.

Она помолчала, прижавшись к Арнису. Потом спросила.

– Я совсем забыла – как сегодня насчет «Беола»? Не требуется?

– Не помешало бы, – признался Арнис. Ильгет вскочила и ушла в ванную, вернулась с маленьким излучателем и мазью. Арнис стащил скету. Новый синяк разливался ниже плечевого сустава, захватывая могучий бицепс. Ильгет стала осторожно натирать мазью ушибленное место. Потом включила излучатель.

– Не больно так?

– Не... хорошо. Этот чертов скарж... то есть, змеев.

– Как ты его назвал? Скарж?

– Скаарж – это их самоназвание. Ну в смысле, кронгов. Сегодня я его тоже кинул, – с удовольствием вспомнил Арнис.

– Хотелось бы мне посмотреть, – с завистью сказала Ильгет, – неужели в Галактике есть бойцы сильнее вас? Мне кажется, ты... Гэсс... Мира, Иволга...

– Ну, мы не так уж уступаем кронгу. И все же он нам многое дал в смысле техники. Я рад, что мы у него учимся.

– Мне бы тоже надо, – Ильгет осторожно погладила Арниса по голове, по обнаженной спине.

– Может, и надо... Тебе было бы полезно позаниматься с ним. Но как представлю тебя с ним в спарринге – худо становится.

– Почему? Ты же не возражаешь, когда меня лупит Иволга? Или Мира?

– Ну знаешь... вообще-то тоже тяжело смотреть. Но с кронгом – это уж слишком было бы...

– Кронги не попадут под влияние сагонов? – Ильгет попробовала массировать ушибленное плечо. Арнис не поморщился – значит, лечение действовало.

– Это не исключено, – ответил он, – спасибо, Иль, кажется, все прошло. Так вот, кронги – язычники, очень ориентированные на психотехники и все такое. Это угрожающий фактор, у них есть контактеры, способные общаться с сагонами, да и все они весьма чувствительны. Но они нам не так уж опасны... наверное, хватит уже облучать?

Ильгет убрала излучатель. Ее тонкие пальцы стали осторожно разминать плечо Арниса.

– Но они хорошие бойцы.

– В рукопашной. Да, им тут нет равных. Но они не универсалы, как мы. И их техника... Нет, в случае чего, Квирин с ними справится. Но конечно, нужны наблюдатели среди них. Это, правда, сложно – у них ведь хвосты...

Арнис умолк. Потом спросил осторожно.

– Иль, а ты что-нибудь написала сегодня?

– Ну... немного, пару страниц. Показать? – Иль оживилась. Она уже привыкла каждый день писать для Арниса – и показывать ему, и обсуждать. Ей казалось, что и роман-то они пишут вдвоем.

– А ты не можешь мне вслух почитать? – попросил Арнис, устраиваясь на диване, – я так люблю, когда ты читаешь...

И наступил сентябрь. И снова Ильгет осталась одна.

В половине одиннадцатого Дара заснула. Ильгет прошлась по дому, странно опустевшему, оборвала засохшие листья с растений, запустила чистку окон. Арли в школе... Ноки улетела вместе с Арнисом, на свою первую боевую акцию. Может, завести вторую собаку? На рабочую не хватит денег, а так, просто для себя... Глупо, подумала Ильгет, скоро начнем летать с Арнисом, не вечно же я буду сидеть здесь, а куда, на что тогда нерабочая собака?

Тоска холодно заскреблась в сердце. Ее нельзя пускать, знала Ильгет. Взяла четки, села, глядя на Распятие, начала молиться. Но молитвы шли плохо, что-то черное лезло извне. Тревога. Бывает вот такое неясное беспокойство, когда кажется, что-то случилось, что-то наваливается черное и страшное, а ты и не знаешь об этом. Ильгет положила четки, пошла в кабинет, перед ней в воздухе развернулась цветная виртуальная клавиатура. Ильгет не любила диктовки, всегда предпочитая работать пальцами.

"Здравствуй, мой любимый, драгоценный, светлый мой Арнис!

Я все время думаю о тебе. И хотя пишу тебе каждый вечер, вот сейчас мне хочется сделать это снова.

Я умираю от тоски и тревоги. Это не так, как было раньше. Это нехорошее, тяжелое предчувствие. Не помогают молитвы. Я разрываюсь – знаю, что нужна детям, но знаю и то, что должна быть сейчас с тобой, с вами. Мне кажется..."

Ильгет перечитала написанное. Прикусила губу и одним движением пальца отправила начатое письмо в небытие.

Не хватало еще, чтобы Арнис мучился и тосковал. И уж конечно, самое уместное – перед боем прочитать о чьих-то дурных предчувствиях.

На все воля Твоя, Господи. Ильгет вдруг почувствовала облегчение. Что бы ни случилось, надо просто выполнять свой долг, а там – на все воля Твоя. Ильгет открыла свой роман, перечитала строки из сцены, написанной вчера.