Адская рулетка - Влодавец Леонид Игоревич

Я его с Тимохой познакомил на свою голову. Тимоха быстро сообразил, что с таким фирмовым дружить надо. Даже меня зауважал. Ненадолго, конечно. Если бы я сам что-то мог, а то я просто так… Словом, скоро они меня побоку. Позвонишь Алику — «Малыш, мне некогда!», позвонишь Тимохе — мать отвечает, а он сбоку в трубку пыхтит: «Нету меня, мать, нету!» Кроме того, на работе меня к другой группе придали. У них там, в лаборатории, несколько групп было. Одна внизу, в подвале, а несколько — наверху, на этаже. Сперва я работал на этаже, посуду мыл, а месяца через три меня в подвал перевели. Там такая особая установка стояла, круглосуточно работала, и около нее в три смены дежурили. Так что я теперь Алика и на работе не видел, пошла одна тоска. Начальник этой группы, Игорь Сергеевич, старший научный, кандидат, триста имел, а пиджак носил, как у Чарли Чаплина, локоть драный. Думаете, жадный? Нет, наоборот. Я помню: он, когда чего-то там, на установке, получилось, чего никто не ожидал, всю лабораторию, сорок человек, тортами кормил за свой счет. Но вообще мужик серый и даже какой-то чокнутый, хоть они с Аликом и ровесники. Этот Сергеич на своей установке готов был по двадцать четыре часа сидеть и любоваться на все эти провода и стрелки, трубки и стекляшки. А как он прыгал, когда для его установки большую ЭВМ привезли! Чудак! Прямо ахал и охал, пока блоки в подвал опускали, над наладчиками стоял, в уши им дышал, все боялся, чтобы чего-нибудь не испортилось… Алик мне еще раньше сказал: «Этот и помрет у машины, а доктором не будет. Только вкалывать и умеет! Мне бы его мозги, да я бы уже академиком был. Посадил бы полгруппы писать кандидатские, слепил бы докторскую, себя не обидел… Новое направление мужик начал, тут надо двигать, толкать, а он тринадцать лет из подвала не вылезает!»

Меня лично не очень колыхало, выйдет Сергеич в академики или нет. Меня колыхало, когда он мою работу проверял. А работа здесь была еще проще, чем мытье посуды. Посадили меня перед каким-то приборчиком со стрелкой, дали секундомер и говорят: через каждые тридцать секунд записывай, что стрелка покажет. Потом оказалось, что это все мог и самописец записывать. Ему что, его заправь пастой, он и будет тебе кривые рисовать. Потом я еще чем-то похожим занимался: то у каких-то проводов концы спаивал, то припаивал их куда говорили, то ручку прибора крутил, чтобы стрелка была на одном и том же уровне… Алик меня из-за этого обозвал «потенциостатом». Вроде бы по-научному, но как-то противно.

Прожил я в такой тоске до самой весны. Так от жизни отстал — ужас! Да что там — от жизни! Я уж все, чему меня в школе учили, позабыл. Родня опять ноет: куда, дескать, сдавать будешь. А я уже в апреле повесточку получил на комиссию… Там сказали: все нормально, годен к строевой, к июню заберем, жди. Какое там сдавать! Пойду лучше на службу — так я решил. Но после майских праздников моя судьба-индейка таким боком повернулась, что никто не ожидал…

На установке Игоря Сергеевича дежурили три инженера: один с нуля до восьми, другой с восьми до четырех, а третий — с четырех до нуля. Сам Сергеевич приходил в восемь и уходил в восемь, над душой у них стоял. Чего им там делать? Ленты сменят, ну еще кое-что повертят, а так все больше детективы читают от скуки. В зал, где установка, дверь автоматическая, с кодовым замком, туда так просто не войдешь. Замок, когда его открывают, щелкает громко — сразу услышишь, когда начальство приближается! Так что самое место, где можно тихо отдохнуть… ЭВМ вкалывает, а ты только за ней приглядывай. Но вот, после праздников, один из инженеров ушел на защиту — пока на установке дежурил, он диссертацию успел сочинить. Пришлось Игорю Сергеевичу искать ему замену, из другой группы выпрашивать человека. Ему и выдали Алика — хорошего-то работягу кто отдаст! Очень Сергеич был недоволен, знал ведь, что записного сачка берет! Но самому сидеть на установке ему было некогда — взял. Правда, несколько дней сам с ним дежурил, потом успокоился и доверил ему наиболее тяжкую смену: с нуля до восьми. Вот тут уж Алик был

недоволен! У него с одной герлой встречка намечалась, а тут сиди и кукуй!Ну, Алик, конечно, деляга, он быстро сообразил, поменялся сменой с тем мужиком, что перед ним дежурил. Потом еще как-то покрутился, только в конце концов получилось, что ему надо пахать две смены подряд: с шестнадцати до восьми. Это совсем не сахар! К тому же герла ему опять названивала. И Алик, ясное дело, решил меня подписать. «Ерунда, — говорит, — ты, главное, ничего не трогай, и все о`кей будет. В семь часов все разойдутся, а ты посиди за меня до трех. Приду как штык! На моторе семь верст не крюк, а тачка у меня — зверь! Годится?» Кожан он мне пообещал за полцены и блок «Мальборо» за так. Что я — дурной, отказываться?

Вначале все вышло как надо. В семь часов наши разошлись. Я позвонил Алику, чтоб он меня пропустил в свое заведение. Открыл, провел меня к пульту, усадил. Я осмотрелся. Ползала ЭВМ занимает, блоки в железных шкафах, пульт, повсюду кнопки, тумблеры, принтеры и еще хрен знает что. От ЭВМ несколько кабелей подключено к установке, а сама установка другие ползала занимает. В середине, на стальных опорах, бокс из эмалированных листов с герметическим люком. Здоровая штуковина, размером с микроавтобус. К боксу, как к осьминогу щупальца, — шланги, провода, кабели, стальные, пластмассовые и резиновые трубки разных размеров. С боков от бокса и позади него, до самого потолка, какие-то емкости из металла и пластмасс, краны, вентили, насосы, моторчики, все проводами оплетено. Где-то что-то гудит, где-то тарахтит. На пульте лампочки мигают, внутри машины что-то пощелкивает. Техника на грани фантастики! «Слушай, — спрашиваю я Алика, — это у вас не взрывается?!» — «Не боись, — смеется. — Не было еще такого! Машина у нас фирменная, штатовскую Ай-Би-Эм через третьи руки приобрели. Быстродействие — во! Это тебе не „Электроника“ какая-нибудь… Тебе сказано — ничего не трогай. Твое главное дело — по телефону отвечать. Сергеич — псих, он может и в полпервого звякнуть, не спится ему… Ты вот так, ладошкой, пасть свою прикрой, чтобы он по голосу не догадался, и вякни: „Все в норме, прироста не наблюдаю…“ — „А если он будет, этот рост?“ — „Какого прироста можно ждать, когда все это лажа!“ — хмыкнул Алик. Объяснил, называется! „Где он может быть, прирост-то? — спрашиваю я. — Покажи хоть!“ „Во! — Алик себя пальцем по виску — тук-тук! — Понимал бы что-нибудь… А, ладно, гляди сюда“. Включает он на пульте один экран, большой, как у „Рубина“, а на экране — в несколько десятков колонок — цифры, цифры, цифры… „Понятно? — поехидничал Алик. — Вот все параметры установки. Их не одна сотня, машина их поддерживает в заданных пределах. Если хоть один из них выйдет за эти пределы и машина сама не сможет его поставить на место, то она начнет выть и мигать красной лампочкой. А такое может быть только в тех случаях, если какой-нибудь вентиль или кран заест, моторчик у насоса перегорит, ну а еще если у самой машины в мозгах непорядок. Только так… Да не бойся ты, тут все десять раз отлажено! Каждое утро целая бригада всю механику, гидравлику и электронику проверяет… Тебе только по телефону отвечать надо, понял? И все!“ — „Слушай, — спрашиваю я, — а чего там внутри химичится?“ Он опять хмыкнул и говорит: „Да взбрело Игорю, что он общую теорию регенерации создал… Слыхал, как искусственные алмазы выращивают? Берут тоненький алмазный волосок, помещают в раствор и выращивают… Ну, как соляной кристалл… Не совсем так, конечно, но это я для простоты, чтоб тебе, дураку, понятно было… А наш Сергеич нашел так называемые микросвязи, их еще остаточными называют… Как бы это объяснить тебе? Время меня поджимает, видишь ли… Шерше ля фам, это, брат, проблема! Ладно, поживи пока без теории, а я пошел…“

Вот так он и убежал. А я остался сидеть в кресле и глазеть на все это чудо.

ВО ЧТО ПРЕВРАТИЛСЯ КЛОЧОК БУМАГИ

Перво-наперво я позвонил домой и предупредил родителей, что остаюсь на дежурстве. Мамулька, само собой, заподозрила, что я вру, но пахан имел в своем кондуите все телефоны нашей лаборатории и через пять минут проверил, позвонил по городскому. Успокоившись, родители, должно быть, заснули довольные — все-таки сыну серьезное дело доверили! Алик мне оставил два бутерброда с финской колбасой, термосок с кофе, пачку «Мальборо» и какой-то трепаный детектив без начала и конца. Курить на установке запрещалось, да я и сам бы не стал — черт его знает, вдруг что-нибудь взорвется! — а бутерброды с кофе съел сразу же. Остался только детектив. Он оказался нудный, но на безрыбье и рак — рыба. Стал читать. Время ползло так медленно, так тошно — слов нет. Надоедливо гудели трансформаторы, моторчики насосов, тикали какие-то таймеры, внутри бокса чего-то булькало и хлюпало. Светился экран с цифрами, который забыл выключить Алик. В левом нижнем углу светились отдельно цифры 270.45 и еще четыре цифирки, которые все время менялись. Первые две не очень быстро, а вторые — очень. До меня дошло, что это — время в часах, минутах, секундах, десятых и сотых долях секунды. Должно быть, столько времени работала эта установка подряд, без выключений. Кроме цифр, обозначавших время, все остальные цифры стояли неподвижно и никак не менялись. Смотреть на них было скучно — это не «Рэмбо» по видику. Правда, на этом телевизоре была такая же рукоятка переключателя диапазонов, как на всех других. Против цифры «семь» на шкале переключателя клейкой лентой была приклеена бумажка, а на бумажке от руки написано фломастером. «Телекамера бокса». Что меня дернуло переключить эту ручку — черт его знает! Только я поставил переключатель на семерку. Теперь вместо цифр на экране в черно-белом изображении появился листок бумаги, исписанный неразборчивым почерком с закорючками и плюс к тому захватанный грязными пальцами. Один отпечаток был наиболее четкий, большой. Наверно, сыщики вроде Мегрэ или Пуаро были бы таким очень довольны. Ну а мне этот листок интересным не показался, потому что прочесть его я не мог. Тогда я решил переключить телевизор обратно, туда, где были цифры… Но тут раздался звонок по городскому.