Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания - Екатерина Гринева

– Скоро, мам, приеду, – промямлила я. – В ближайшее время.

– Не вздумай увиливать.

– Не буду, – пообещала я.

Весь день я валялась на диване и смотрела телевизор, переключая с канала на канал. Помыла посуду, которой скопилось до неприличия много. Я терпеть не могла мыть посуду и всегда оставляла это дело на «потом». А когда наступало «потом», то есть когда складывать посуду в маленькую раковину было уже некуда, я принималась выуживать из кастрюль, наполненных водой, тарелки и вилки с ложками, cкользкие от жира и остатков пищи, и мыть их. Внутри меня было странное безразличие. Наверное, так перегорает мотор у машины, внезапно и моментально. Кстати, а что с моей «Тойотой», подумала я. Надо бы пойти посмотреть…

Я подходила к гаражу с опаской, но он был заперт, а где были ключи, я не помнила. Наверное, остались там, внутри. Значит, «они» аккуратно заперли гараж и взяли с собой ключи, чтобы не привлекать внимание к распахнутому гаражу и к моему исчезновению. Придется вызвать сантехника или еще кого-то из РЭУ или ДЭЗа, или как это еще там называется, сбить замок тут же поставить новый.

Я потопала обратно домой, приготовила себе кусок мяса, который из-за моей невнимательности и рассеянности пригорел, и снова провалилась в сон. Сказывалось нечеловеческое напряжение последних дней, пребывание в холодном сарае и временное отупение мозгов. Организму требовался внеплановый отдых.

Проснулась я от звонка в дверь. Я удивилась. Вроде бы никого не ждала. На минуту я подумала, что ко мне приехала мать вправить мозги и научить жизни, как это она иногда делала с почти нулевым результатом. В «глазок» я увидела Антона и ощутила прилив злости. Я чувствовала такую ярость, что разорвала бы его на части, не раздумывая. Он звонил настойчиво, не снимая пальца с кнопки. Я распахнула дверь.

– Чего растрезвонился?

– Наконец-то, – Антон стоял и широко улыбался. – А то я уже собирался через балкон лезть.

– Я бы тебя вниз спустила, – буркнула я.

– Неужели?

Его улыбка меня доконала. Я собиралась с шумом захлопнуть дверь, но Антон вовремя поставил в проем ногу.

– Убери! – завопила я.

– И не подумаю.

Через секунду он уже был передо мной в коридоре.

– Тебя, кажется, не приглашали, – съязвила я.

– Я парень простой и особых приглашений не требую.

Мы стояли в коридоре друг напротив друга.

– Так и будем стоять? – спросил он. – А где твое гостеприимство?

– Больно надо!

– И чего мы такие колючие?

– Слушай, если ты считаешь, что я из тех, кого можно поматросить и бросить, то глубоко ошибаешься. Ищи дурочку в другом месте. Я не по этой части.

– Я тебя не бросал.

– Может, это теперь называется по-другому? А как объяснить твое исчезновение? Ты не подавал никаких признаков жизни и даже не оставил своего телефона. Просто помахал ручкой на прощание и все.

– Какой ручкой? – не понял Антон.

– Своей.

– Мне надо было уехать по делам. Срочно. Я думал, быстро вернуться обратно, но, к сожалению, пришлось немного задержаться. Поэтому и получилась накладка. А вот куда исчезла ты? Я тебе звонил…

– Отдыхала за городом – в сарае со всеми удобствами. Меня похитили и увезли за город.

– Кто? – перебил меня он.

– Те самые славные ребята, от которых ты меня когда-то спас. Они по-прежнему не оставляют меня в покое.

– А ты?

– Что я?

– Что ты им сказала?

– Что у меня ничего нет.

С минуту-другую он смотрел на меня блестящими глазами, а потом резко выдохнул:

– И как же ты вывернулась?

– Убежала.

Он хмыкнул, а потом посерьезнел.

– Жаль, что меня рядом не было. Главное, что с тобой все в порядке. Они тебя по-прежнему преследуют?

– Пока – нет. Может, до них дошло, что я в этом смысле – товарищ бесперспективный и никакой записи у меня не имеется.

Возникло молчание.

– Джульетта! – Антон взял меня за руку. – Джульетточка. Я бы не смог тебя бросить, даже если бы и очень захотел. Ты мне нравишься гораздо больше, чем думаешь…

– В самом деле? – не удержалась я от очередной шпильки. – Во всяком случае, твое чувство запрятано очень глубоко и его без очков не разглядишь…

– Определенно. – И вместо ответа он притянул меня к себе. Но я все еще была зла на него и поэтому уперлась руками в его грудь.

– Пусти!

Я пыталась высвободиться, и при этом мой халат треснул в области воротника.

– Ты что?!

– Ничего!

– Отпусти меня! Сию минуту!

Hа кухне надрывался Ронька, которого я закрыла там по чистой случайности.

– И не подумаю.

– Ах так!

Я толкнула его, но с таким же успехом я могла пинать каменный столб. Он даже не шелохнулся, а я в ту же минуту оказалась плотно прижатой к двери. Его лицо находилось совсем рядом от моего лица.

Я была в бешенстве; перед глазами прыгали черные точки. Мне кажется, в эту минуту я могла убить его без колебаний.

– Ну как? Будешь по-прежнему кусаться?

И он, наклонившись ко мне, слегка куснул за мочку уха.

Мне захотелось еще крепче прижаться к нему, еще сильнее.

– Пусти! – уже задыхаясь, шептала я. Тяжелая сладкая боль растеклась внизу живота.

– Ты думаешь, я тебя отпущу? – раздался вкрадчивый шепот. – И не думай.

– Ах так! – И я рванула его рубашку. Она треснула по шву.

– Ого! – Его брови насмешливо взлетели вверх. – Ты уже занимаешься рукоприкладством. А с виду такая воспитанная девушка.

– Ты так считаешь?

– Видимо, я ошибся. Уже вижу это.

Рубашка слетела на пол. Я судорожно вздохнула. Он ослабил хватку, и я вырвалась из его рук.

– Куда? – Он перехватил меня.

– На кудыкину гору! – насмешливо сказала я.

Но на самом деле мне уже было не до смеха. Мне стало трудно дышать; было ощущение, что я нахожусь в разреженном пространстве, и мне отчаянно не хватает воздуха. Приступ ярости не проходил. Мне хотелось раззадорить его, привести в исступление.

Я резко обернулась к нему и обхватила руками за плечи. Руки скользнули по выпуклым мышцам, и я закрыла глаза. Гладкость кожи, родной запах… Словно и не было этих дней, когда мы были в разлуке.

Но сдаваться так просто я не собиралась. Мы стояли друг напротив друга, как два бойца на ринге, и не отводили взгляда. Внезапно он обхватил меня, и мы упали на пол. Он был сверху. Я снизу. На меня обрушилась тяжесть его тела, и я оказалась прижатой к полу так, что не могла пошевелиться.

– Я… не… могу… – выдавила я.

Он развел мои руки в стороны и уселся на моих бедрах.

– Проси прощения.

– За что?

– За хулиганское поведение.

Я не успела ничего сказать, как он впился в мой рот поцелуем. От этих твердых жестких губ мои губы заныли.

– Повторить? – шепнул он.

Я молчала.

Он наклонился снова и впился в мою шею. Я застонала.

Он рванул халат, и пуговицы посыпались, как горох. Теперь я лежала под ним обнаженная: горячая и влажная. Он положил руки на мои груди и слегка сдавил их. Его руки были твердыми и сильными, они не ласкали, а мяли, впечатывали, сдавливали. И от этих спокойных уверенных движений низ моего живота разрезали краткие сладкие всполохи.

Его плоть билась во мне ритмично, тяжело, а я все крепче, все плотнее прижималась к нему.

Мы взлетели одновременно; из нас вырвались крики: сдавленный и приглушенный – его, и ликующе-звонкий – мой.

Как-то некстати и не к месту вспомнился Вадим с его упреками в моей холодности. Я усмехнулась: видел бы он меня сейчас, разве узнал бы свою «замороженную принцессу» в этой страстной раскованной девушке.

Антон скатился с меня, и теперь мы лежали на полу, тяжело дыша. Он повернулся ко мне.

– Жива?

– Жива!

Резким пружинистым движением он встал с пола и потянулся за рубашкой. Я схватила его за ногу, и от неожиданности он упал на пол.

Мы катались по полу и рычали, как два голодных зверя. Весь налет условностей и цивилизованности слетел с нас, и мы просто наслаждались близостью друг друга: прикосновениями, поцелуями, переплетениями рук и ног. Его горячие губы и руки были везде, и это приводило меня в исступление. Я хотела его так, как никогда и никого в жизни. Я даже не подозревала до сегодняшнего дня, что можно испытывать такое жгучее, почти непереносимое желание. Я была сверху, и мне нравилось чувствовать свою власть над ним. Он придерживал меня за бедра и все глубже погружался в меня.

Когда мы в изнеможении закончили и он отвел с моего лба прилипшую прядь волос, я резко выдохнула, наклонившись над ним.

– Я…

Но он приложил пальцы к моим губам:

– Молчи!

Я рассмеялась.

– Слушаюсь и повинуюсь.

– Так ты мне нравишься больше.

– Это почему же? Любишь тихих овечек?

– Не всегда.

– Я предупреждаю, что характер у меня не сахар и в ближайшее время вряд ли изменится.

– Я это уже понял.

Он потрепал меня по волосам; я прильнула к нему и замерла. Мое тело ныло, болело, было чувство, что его как следует размяли руки умелого массажиста, но эта острота постепенно притуплялась, и плотное наслаждение, густое, вязкое, как мед, растекалось по телу. Я молчала, ошеломленная, раздавленная впечатлениями.