Избавитель - Василий Головачев

— Скорее всего это воины князя Мстиши. Ростислав разглядел доспехи скачущих всадников, кольчуги, бармицы, шлемы, опустил меч.

— Вот, значит, кого испугался «чекист». А я-то подумал — моего меча.

Всадники стальной лавиной пересекли ложбину, остановились напротив, выстроились шеренгой: молодые, бородатые, суровые, с ясными голубыми или серыми глазами, в которых читались гордость, сила, сдержанность, бесстрашие и любопытство. Вперед выехал крупнотелый воин без шлема, с золотыми кудрями и такой же золотистой бородкой. Поклонился.

— Здравы буде, путники. Просим прощения за опоздание. Пришлось задержаться на границе, мерзость порубать.

Говорил он на старорусском языке, таком же, какой вспомнил недавно Ростислав.

— Откуда вам известно, княже, о нашем появлении?

— Я не князь — сотник, князь ждет вас в стольном граде. Зовут меня Витко. Весть о вашем прибытии пришла троедни, мы сразу на коней и сюда, но задержались.

Ростислав с недоумением посмотрел на Будимира.

— Ты что-нибудь понимаешь? Они знали о нашем появлении три дня назад… когда мы были за тридевять земель отсюда!

— Кто-то здесь знал, что мы непременно посетим Свентану.

— Кто?

— Не знаю, дядя Слава. Может быть, князь Мстиша.

— Выходит, за нами установлена слежка? Все наши действия контролируются? Мне это не нравится. Будимир промолчал.

— Коней нашим гостям, — приказал сотник.

К землянам подвели лошадей.

— Он поедет со мной, — твердо сказал Ростислав.

— Как прикажете, — кивнул Витко.

Ростислав подсадил мальчика, легко запрыгнул в седло сам.

— А говорили, что меченоша у Избавителя хромой, однорукий и старый, — прищурился сотник.

— Кое-кто тоже так считал, — сказал Ростислав, кинув взгляд на неподвижные тела «чекистов».

Сотник понимающе усмехнулся, вскинул вверх кулак, и отряд двинулся к мосту, оставляя позади угрюмый пирамидальный монумент — гроб Святогора.

Глава 4

Спустя два часа отряд остановился на краю еще одного угрюмого, серого, с черными, коричневыми и рыжими проплешинами поля. Когда-то здесь рос лес, теперь же из земли торчали только обгорелые толстые пни, да кое-где виднелись до половины утонувшие в почве стволы. Посреди поля возвышалась необычной формы скала, похожая на скорчившегося безголового динозавра.

— Жругр, — негромко сказал Будимир, притихший в объятиях Светлова, державшего вожжи лошади.

Ростислав понял, что скала и в самом деле является гигантским механизмом, или скорее организмом, созданным Великими игвами для своих целей. По-видимому, в этом районе много лет назад произошло сражение воинства Люцифера и дружины Яросвета, в результате которого жругр был поврежден и брошен на поле боя. С тех пор природа так и не смогла зализать эту жуткую, опаленную колдовским огнем рану.

— Таких черных падей вкруг Руси много, — заметил сотник Витко, поглядывающий на землян. — Лезет и лезет нечисть на нашу землю, приходится обороняться. Немало наших воев здесь полегло.

— Разве у нечисти есть жругры?

— Этот зверь мрака последний, его сразил Яросвет по-над два десятка лет назад. С тех времен такие великаны нас не беспокоят. Но Мировая Язва расширяется и захватывает все новые земли в порубежье. Мы начали сооружать защитные валы, да мало толку.

— Что ж Яросвет? Почему не прекратит это безобразие?

— Ему не до того, он защищает дальние границы Свентаны.

— Что значит — дальние?

Сотник неопределенно пожал плечами, закованными в ратные доспехи, звякнули наплечники.

— Высоко…

Ростислав с любопытством посмотрел на его суровое молодое лицо, лицо воина, закаленного боями с врагом и невзгодами. Вряд ли сотник знал, что такое хрон и космос, но ответ его тем не менее указывал на некое тайное знание. Парень был уверен, что магический заступник Святой Руси несет службу высоко, то есть где-то во Вселенной, требующей не меньшей заботы, чем отечество.

— Вас послал сюда князь Мстиша?

— Мстиша Удалой теперь старейшина рода, белый волхв, — ответил Витко с уважением. — Ему исполнилось полсема десятка лет. Князем у нас Милонег, его сын. Он просил нигде не останавливаться, на границе ныне неспокойно.

— Да я теперь и не знаю, стоит ли нам скакать в столицу, — признался Ростислав. — Нам может помочь только Яросвет, а если его нет… Разве что князь поможет его вызвать?

— Яросвет приходит сам, когда есть великая нужда.

— Вот я и размышляю.

— Надо найти избу Ягойой, — тихо проговорил Будимир.

— Как ты сказал, отрок? — удивился сотник. — Найти избу старухи Ягой? Зачем же ее искать, она в уремном бору стоит, за Огнь-рекой. Только ведь колдунья она, с нежитью якшается, лучше вам с ней не встречаться.

— У нас к ней дело есть. Можешь проводить нас туда? Сотник оглянулся на своих воинов, подковой охватывающих охраняемое ядро — землян, в сомнении поскреб в затылке.

— Отчего же не могу? Тут всего-то верст триста напрямки, через Язву, да только мало нас для такого похода. А на границе лютовики объявились, уроды, их наши скепы и мечи не берут, да навьи из могил повылезали.

— Мы наткнулись на след Кривды… э-э, Кривоглаза. Не встречали?

— Бог миловал. Морок еще где-то бродит, Кщерь иногда в порубежье безобразничает. Хотя, может, и обойдется.

— Триста верст — многовато будет, мой мальчонка не выдержит, сомлеет. Давайте сделаем так. Найдите нам местечко для отдыха, мы поспим пару часов и решим, что делать.

— Есть тут недалече, за горами, в двадцати верстах, Светлый Дол, там родник бьет с живой водой и застава наша стоит. Лучшего места для отдыха не сыскать.

Ростислав наклонился к Будимиру.

— Ты как, выдержишь? Часа три скакать придется.

— Выдержу.

— Тогда вперед, добры молодцы.

По знаку сотника всадники сомкнули ряды и, образовав длинную стрелу, понеслись вперед. Это была личная сотня князя, и глядеть на ее слитное движение, на профессионально четкие, умелые, уверенные действия было приятно. Вряд ли нашлись бы смельчаки из числа степных «бомжей», способные противостоять этим опытным и сильным воинам.

Наверное, примерно так же оценивали мощь отряда и жители этих диких мест, имеющие везде глаза и уши. Никто не рискнул напасть на дружину русского князя, пока она мчалась вдоль границы Свентаны с Мировой Язвой, пересекала сожженное поле, а потом углубилась в леса на севере от Святых гор.

Через несколько часов непрерывной скачки у Ростислава с непривычки заболели ноги и седалище. Однако он стоически выдержал поход и с несказанным наслаждением слез с коня у пограничной заставы русичей, хотя первые минуты ходил враскоряку и боялся дотронуться до натертых с внутренней стороны бедер.

Застава представляла собой миниатюрный детинец — крепостцу из трех деревянных шатров, окруженных частоколом заостренных бревен. Стояла она на холме, что облегчало ее защитникам оборону в случае нападения лихих степняков и всяких агрессивных тварей, порождаемых мутагенной средой Мировой Язвы.

Дружинников-пограничников на заставе насчитывалось полсотни душ, и, судя по их несуетливости и спокойной уверенности, а также по негромкой неспешной речи, все они были опытными зрелыми воинами и могли постоять за себя и за Русь, которую они оберегали на ее дальних подступах.

Гостей сводили в баню, напоили, накормили. Будимир, притомившийся в дороге, а еще раньше потерявший много сил при попытке снять заклятие со Святогора, выпил чуть ли не литр родниковой воды и тут же уснул. Ростислав тоже было смежил веки, но подумал, что хозяева могут обидеться, и ради вежливости посидел у костра вместе с сотником Витко и командиром заставы, тоже сотником, по имени Веселин.

Вопреки имени был главный пограничник заставы серьезен, обстоятелен, улыбался мало, а смеялся и того реже. Он больше расспрашивал о земном житье-бытье и, хотя виду не подавал, что не верит рассказчику, было видно, что ответы Светлова его удивляют. В свою очередь Ростислав тоже узнал много нового о жизни Святой Руси на планете, называемой ее жителями Олирной. Выяснилось, к примеру, что календарь Свентаны состоит из тринадцати месяцев по двадцать восемь дней каждый, а не как на Земле — из двенадцати с разным количеством дней, что идеально соответствовало смене времен года. Тринадцатый месяц назывался здесь Змееносцем-Злыднем и существовал для предупреждения и нейтрализации зла. Но больше всего Ростислава поразило отношение дружинников к верховной власти, к князю, которого они считали батькой, отцом государства, его заступником и радетелем. В то время как на Земле, сколько помнил Светлов историю, князья чуть ли не все поголовно были самодурами и деспотами.

— Вот вы тут обожествляете князя, — заметил он скептическим тоном. — Но ведь власть князя, вообще любая абсолютная монархия, не есть власть народная. Разве она может выражать народную волю? Нет же, князь — всегда выше!