Соблазн для Щелкунчика - Наталья Борохова

Бергер опять завел любовницу, молодую и горячую. Теперь он мог себе позволить тратить небольшие суммы на скромные презенты своей рыжеволосой студенточке. Духи, сумочки, сувениры, романтический ужин на двоих, крошечное бунгало на озере – маленькие доплаты за нежную привязанность. Когда был жив его мучитель Макар, о подобном расточительстве не могло быть и речи. Зато теперь он вздохнул спокойно. Как хорошо, что у Макара не было привычки доверять ближним все свои дела. И теперь космический долг Бергера останется лишь маленькой тайной между ним и покойником.

– У Макарова были недруги? – спрашивала его смазливенькая адвокат, по всему, вчерашняя студентка.

– Мне об этом ничего не известно, – скромно отвечал он. – Виталий Александрович был хороший человек, честный и принципиальный. Он был для нас как отец. Откуда у него могли быть враги?

– Может, вам что-либо известно о его финансовых делах? Не враги, но, возможно, должники, словом, те, кому смерть Макарова была выгодна.

„Черт возьми! С чего бы это прелестное дитя заговорило о долгах? Может, ей что-то известно? Хотя, откуда? Спокойней, спокойней. Главное – не выдать себя“.

Выдавив из себя благожелательную улыбку, Бергер произнес:

– Сожалею, но ничем не могу быть полезным. Как вам объяснить? Виталий Александрович был скрытным. Он меня в курс своих дел не вводил. У каждого бизнесмена – своя кухня, и вряд ли кто желает, чтобы на ней хозяйничал посторонний. Надеюсь, я доступно объясняю.

– Вполне.

Слава богу! Вопросы иссякли. Можно успокоиться.

Татьяна Бергер была многословной.

– Откуда мне знать? Были враги, не были… Ну, судя по всему, были, раз его убили. Но мне он всегда нравился. Хороший, воспитанный человек, с тонким вкусом. Неприязненные отношения? С моим мужем? Да откуда вы взяли?! А-а… Просто интересуетесь? Нет, конечно, нет. Разве врагов приглашают на день рождения? Знаете, какой он букет мне преподнес! Мужчина был с размахом! Это верно. Жаль, очень жаль! Мы с Орестом были просто не в себе. Такой человек погиб!

„Много говорю! Как бы чего не ляпнуть. Вопросов нет? Ну и отлично. Как гора с плеч!“

Татьяна проследовала в зал. Села рядом с Орестом. Любопытно понаблюдать знакомых. Не каждый же день доводится свидетельствовать в суде. Все волнуются. Она тоже волновалась. Но все прошло гладко. Она легко ответила на вопросы защитника. Кстати, кроме этого молодого адвоката никто, похоже, ничем не интересуется. Впрочем, удивляться здесь нечему. Дело ясное. Убийцы пойманы, сидят на скамье подсудимых. Сказать по правде, она после убийства Макара была не в своей тарелке. Что и говорить, смерть бизнесмена была им на руку. Ну да сам виноват! Мало ли они унижались перед ним. Ползали на коленях, пытаясь умаслить. Да не тут-то было! Макаров загнал их в угол. Но нет ничего страшнее мести загнанного в угол зверя, трусливого по натуре, но опасного в ситуации, когда нет выхода. Постепенно в голову стали приходить самые мрачные мысли. „Нет безвыходных ситуаций, есть только неприятные решения“ – так, что ли, говорят? А выход был очевиден…

Правда, новая, ничем не омраченная жизнь, купленная ценой стольких сомнений и терзаний, не принесла Татьяне облегчения. Ее муж, так нуждавшийся в ней, засыпавший как ребенок у нее под пышным теплым боком, разом сбросил с себя детскую беззащитность. Он вздохнул свободно и с видимым облегчением турнул свою верную законную супругу ко всем чертям. Образно, конечно. Но о его любовнице, рыжей бестии, она знала почти все. Однако не дело разбрасываться мужьями, даже если твой муж – трус и подонок, каких мало!

Смешно сказать, наверное, впервые в жизни Татьяна боялась его потерять.

– Вы, девушка, мне в нос моими судимостями не тыкайте! – разглагольствовал Куролесин. – Я свои права очень хорошо представляю. Ну и что из того, что я в последний раз осужден за убийство? Все, между прочим, в пределах необходимой обороны… Ну хорошо, хорошо! Превысил малость, тут вы правы, но это не повод, чтобы мне дело шить. Извините, гражданин судья, но я не въезжаю: свидетель я или кто? Если вы меня подозреваете, тогда разъясните мне мои права и пригласите адвоката. Ах, это тоже адвокат?! Куда же мы катимся, черт подери, если я защитника от прокурора не отличаю!

„Вот ведь засранец Макар! Даже после смерти из-за него икается. Мало он при жизни моей кровушки выпил. Хотя, чего греха таить, правильно его порешили. Но я человек бывалый. Меня здесь на пушку не возьмут! Я Уголовный кодекс наизусть выучил и даже практику прошел. Руки у них коротки, Куролесина на лжи подловить“.

Чрезвычайно довольный собой, свидетель уселся в зале. Стараясь не вертеть головой, он оглядел присутствующих. Полный набор! Все гости злосчастного дня рождения сидели в зале. Не было, пожалуй, только Мышонка. Но с ним все ясно. Дорожит человек свободой, не хочет в суд являться. Встретил его Куролесин на днях. „Не-а! Не пойду. Я ведь официально в розыске. И что мне там делать! Я ничего такого не видел. Без меня обойдетесь“.

Усмехнулся Куролесин. Никто ничего не видел, никто ничего не знает! А вот ему многое известно. Конечно, он не ведает, что там думает суд, но убийца сегодня в зале. Сидит и дышит одним воздухом с остальными. В общем, Агата Кристи отдыхает!

Человек перекинул ногу на ногу и довольно усмехнулся. Чего только сегодня не говорили! Слова в целом были правильные, но глаза, бегающие из стороны в сторону, напряженные, испуганные лица были красноречивее всяких слов. Ему тоже было не по себе. Временами ему казалось, что тяжелые удары его сердца услышат присутствующие. Вначале переглянутся в недоумении, затем насторожатся. „Чего мы, ради всего святого, тут сидим? Вот же убийца!“ – заорет прокурор. „Кто бы сомневался? Я сразу обратила внимание, что-то тут не ладно“, – многозначительно заявит эта зрелая дама, представитель потерпевшего. „Вот и разобрались, – облегченно вздохнет судья. – Даже в совещательную комнату не пойду. Смертная казнь вам, презренный убийца! Разумеется, через расстрел“. Но все, кажется, оказалось не так страшно. Хотя эта девчонка проявила недюжинное упорство. Невзирая на гримасы судьи и едкие замечания, она, словно дятел, долдонила свое. Интересно, что ей удалось вычленить вразумительного из всего этого спектакля?

Человек был почти счастлив. Он чувствовал свое превосходство над окружающими. Какого цвета были глаза Макара? Серые или, может, зеленые? Какая теперь разница! Он почти наяву видел в них страх, животный инстинкт самосохранения. Он чувствовал его боль, вгрызающуюся в мышцы, острой иглой впивающуюся в гаснущее сознание. Удар, секунды оглушительной боли, яркая вспышка. Затем темный тоннель, несущийся навстречу, головокружительный фильмоскоп воспоминаний. Так, что ли, говорил старина Моуди? Интересно, успел ли Макар о чем-нибудь подумать, сообразить? У него на это было мало времени. Он видел, как срезало автоматной очередью водителя Агеева. Что бы он успел сделать? Пожалуй, ничего. Разве только пригнуться, машинально закрыв голову руками. Он так и сделал. Глупец, надеялся на спасение!

Человек зажмурился. У него все в порядке с психикой, да и кошмары его во сне не мучают. Есть повод собой гордиться. Во всяком случае, он не похож на тех невропатов, кого неумелые вопросы дотошной девчонки-адвоката выбили из колеи.

Может ли он теперь считать себя убийцей? Может, конечно, и так. Но он сам к этому руку не приложил. Боялся вида крови. За него все сделали другие… Однако это убийство было необходимым злом. Он верил в бога. Как там говорится: „Пусть грехи ваши будут красными как кровь, я их сделаю белыми как снег“. Какие замечательные слова! Спасение будет. В этом человек-убийца был уверен на все сто.

Полич поправил перед зеркалом галстук. Внимательно оглядев себя, он улыбнулся, затем нахмурился, повернул голову вначале в одну, потом в другую сторону.

„Не то, совсем не то!“ – с досадой подумал он. Не так должен выглядеть мужчина, стремящийся завоевать такую женщину, как Марина Петренко. Хотя, собственно говоря, чем он уступает ее супругу? И сам себе ответил: ничем. Недаром же столько красивейших женщин стонали от восторга в его объятиях, захлебывались похвалами его галантности, мужскому обаянию, умению жить.

„Слушай, в тебе есть нечто такое, – говорила ему одна дама, актриса театра, – что принято называть харизмой. От тебя исходят физически ощутимые волны. Ты завораживаешь с первого взгляда. Думаю, не одна молоденькая девчонка мечтает о той лавине страсти, которую обещают твои глаза. О дамах постарше я и говорить не буду. Каждая сочтет за счастье оказаться с тобой на любовном ложе. Не знаю, если бы ты не овладел мною в первый же вечер нашего знакомства, клянусь, я изнасиловала бы тебя сама“.

Помнится, он был немного шокирован откровениями представительницы местной богемы, но одновременно польщен. Его мужская самооценка всегда была на должном уровне, ложной скромностью он не страдал. Виктор Павлович гордился своим умением завоевывать женщин. Он не понимал мужчин, целью которых являлся сам физиологический акт любви. Дорвавшись до вожделенного женского тела, они удовлетворяли страсть, словно животные, не понимая, насколько они обкрадывают себя. Сам Полич уделял много внимания предварительной подготовке партнерши. Ласковые слова, приятная музыка, свечи – от этого дамы теряли голову. Небольшие подарки, завораживающие слова: „Боже! Как я одинок!“ – срабатывали безотказно. Когда отношения доходили до нужной стадии интимности, дамы просто вываливались из нижнего белья, только чтобы получить то, о чем они грезили. Бывало, Виктор Павлович, в силу бурного темперамента отдельных представительниц прекрасного пола, сдавал свои позиции раньше обычного. Но он умел брать реванш и завоевывать свою партнершу снова и снова. Из этого, однако, не следовало, что Полича можно было отнести к великой армии бабников. Скорее всего, он являлся любителем амурной авантюры, женским гурманом, в конце концов. Его не прельщало количество, он приветствовал качество.