Бухенвальдский набат - Александр Владимирович Соболев

                Твау Котпу

1972

Уступая пожеланию издателей сборника стихов Александра Соболева, я немного коснусь той стороны жизни поэта, которая была наглухо закрыта для всех, кроме него и меня. Мне не хотелось приоткрывать дверь в наше с ним святая святых из-за боязни бьггь непонятой. А непонимание в этом случае звучало бы как оскорбление. И решилась заговорить о нашей «терра инкогнита» с одной лишь целью: чтобы стало понятно, как, живя на положении необъявленной персоны нон-грата в своем отечестве, униженный, оскорбленный, гонимый поэт не озлобился, не превратился в мрачного, угрюмого, ненавидящего мир субъекта.

Да, в жизни Александра Соболева было нечто такое, что сводило почти к нулю, нейтрализовывало неблагоприятные воздействия извне. В значительной мере именно благодаря этому до конца дней своих сохранил он жизнелюбие, оптимизм, уверенность в победе над «сонмищем врагов тупых и беспощадно зверских», любовь ко всему живому, к природе, детям, добрым людям.

Где был и что за источник, который питал такие чувства? Этот источник — часть нашего внутреннего мира, в котором скрытно от всех жили две «кошки», точнее — два человека с кошачьей сутью. Известно, кошка — существо независимое, «живет сама по себе и идет куда захочет».

Забавное перевоплощение, своего рода перемещение в мир, непохожий на неприветливый реальный мир человеческих отношений, в мир нежности, чистоты кошачьего изящества, игривости, мягкости, притворног коварства, наивности. В этом мире хорошо чувствовал себя две «кошки», которые ходили на задних лапах по-своему, по-кошачьи, изображали действия людей Конечно, это всегда было очень смешно. Само пребывани в нашем мире не мыслилось без улыбок. Оба мы вошл в милый сказочный мир незаметно для нас, но npи обоюдном согласии, настроенные «на одну волну», npи уникальном, необходимейшем при этом предельного взаимопонимании.

Мы отдыхали в этом мире, но не по «заданию» — давай, мол, отдохнем — переход в него был естественным, ну как если бы шла себе кошка и вдруг легла на травку посибаритничать. И самое важное состояло в том что в минуты ощущения себя в нашем мире неприветливый мир людей сразу, в одно мгновение, словно бы исчезал, улетучивался (так как чувствовать себя одновременно человеком и кошкой невозможно). А с ним все плохое, что он приносил.

В нашем «кошачьем» мире плохому не было места Вот один пример. Как-то раз утром (это было в Озерах) я увидела на рабочем столике Александра Владимировича лист бумаги с двумя строфами. Набросок сделанный так, с ходу, записал беспокоившее ощущение неожиданную мысль.

Вот уж старость моя по соседству, тянет северным ветерком.

Почему ж не расстанусь я с детством — несмышленыш, но с мудрым умом?..

У меня есть завидная слава, покорил я далекую высь.

Отчего же тоска, как отрава, каждый час омрачает мне жизнь?

Я промолчала. Что здесь можно было говорить — гладить по головке, успокаивать? Не помню, о чем мы разговаривали, что-то обсуждали или не обсуждали, но мы были вместе. А часа через три на листе бумаги появилось еще одно четверостишие. Но какое! Написавший его был в отличном настроении, бодр, готов подурачиться. От уныния не осталось и следа.

Чтой-то я заболтался немножко, и не то я чегой-то несу.

У меня есть отличная кошка, я ее на Олимп вознесу.

Конечно, эти стихи не для сборника. Но они подтверждают, нет, не подтверждают, а просто иллюстрируют то, о чем я здесь рассказываю.

Александр Владимирович писал мне смешные «кошачьи» стихи. Я приведу два небольших стихотворения с тем, чтобы стало ясно, сколько нежности и теплоты, наивной хитрости и забавы таил в себе наш мир, в котором жила нестареющая «кошка» в двух лицах.

Моя маленькая кошка, я люблю тебя немножко.

Я отрежу твои ушки и отправлю в печь для сушки.

Я отрежу твои лапки и сошью мышатам шапки.

Я возьму тебя на ручки вместо дочки, вместо внучки.

Как зовут тебя, спрошу, мигом хвостик откушу.

И хотя это приношение сделано было мне, женщине хорошо за пятьдесят, адресовано оно живущей во мне вечно юной «кошке». Или такие строки:

Вставай, котенок полусонный, декабрьский наступил рассвет.

Сегодня ты новорожденный, тебе от роду сколько лет?

Два когтя и еще немножко, тут вовсе ни при чем года.

Когда ты станешь взрослой кошкой? Когда? Наверно, никогда.

На то есть колдовское средство, его лишь знаем ты да я.

Пребудет с нами наше детство от точки «а» до точки «я».

He помню, по какому поводу затеяла я забавны! рассказ о нашей жизни в рисунках, своего рода многосерийный мультфильм. Обычные персонажи в ни: были Большой Кот и Маленькая Кошка, оба вместе или поодиночке, в зависимости от сюжета. Большой Кот изображался толстым, чаще добродушным, доверчивым. Маленькая Кошка была беспородная, тощая, шилохвостая, с острой мордочкой, вреднющая и проказливая. Но именно в таком обличье — беспредельно любимая Большим Котом.

Я не художница. Рисовать по-настоящему не умею Между тем мои контурные кошки, непрофессионально нарисованные, очевидно, отличались выразительностью и, редко кому показанные или случайно кем-то увиденные, неизменно вызывали смех или, как малое, улыбку. Потом) что в них была добрая насмешка, озорство, нередко желание подразнить Большого Кота, то есть поэта Александра Соболева.

Совершенно неожиданно для меня он так полюби/ мои рисунки, что заявил однажды вполне серьезно: «Это — самое замечательное из созданного нами вместе». Имел в виду, естественно, наш «кошачий» мир.

И торжественно назвал все рисунки с кошками — Кошкинианой.

Татьяна Соболева

АЛЕКСАНДР СОБОЛЕВ Бухенвальдский набат. Строки-арестанты

Редактор И.Л.Макаршина Компьютерная верстка И .Л.Макаршина,

В.Р.Нахманович

Корректор

Н.Ю.Матякина

АР № 030484 от 26.01.93 Сдано в набор 01.02.96. Подл, к печати-07.10.96. Формат 84x108/32. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Гарнитура Academia. Уел. печ. л. 14,28. Тираж 2000 экз. Тип. зак. № 5'1+5 Московская типография № 2 РАН. 121099 Москва, Шубинский пер., 6.