Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведунья была женщиной практичной: деньги она взяла. И сказала правду. Его дар — глубоко внутри. Нам может потребоваться немало времени, чтобы определить для него правильное место в жизни. Но он может стать помощником начальника полиции. Ни один дурак мимо него не проскользнет.
И он расположился в кабинете начальника полиции. А тот сажал перед ним на стул мужчин и женщин и задавал вопросы. А когда начальник полиции бросал на него взгляд, Романза говорил только «нет» или «да».
— Это ты ограбил дом, ты, вонючий грязный врун?
— Не я.
— Он врет?
— Да!
Начальник полиции улыбался, зажимал ладони у себя под мышками и, глядя на вора, произносил:
— Я знал! Ишь, как лицо наморщил.
После чего брал длинную металлическую линейку и колотил вора по плечам, приговаривая между ударами:
— Это… тебе… за вранье… пес ты… негодный… пойдешь… под суд… но это… тебе… за вранье!
Или еще:
— Это ты схватил женщину и трогал ее за грудь?
— Нет, сэр.
— Он врет?
— Он говорит правду.
— Парень, а тебе не хотелось схватить женщину и потрогать ее за грудь?
— Нет!
— Он врет?
— Да!
И снова в ход шла тяжелая линейка.
По вечерам отец брал его с собой в местное казино. Отца всегда сопровождали два здоровяка, он там садился с незнакомыми людьми и до утра вел с ними беседы, они выпивали, чокались, кричали. А Романза дремал, сидя в уголке. Отец тряс его за плечо и шептал что-то на ухо, не давая ему заснуть.
— Мне нужно, чтобы ты запоминал, кто жульничает.
А громогласный оживленный мужчина с неприятным взглядом орал:
— Дай ты мальчишке поспать в гамаке, Интиасар! У него еще в паху волосы не выросли, а ты его уже сюда водишь!
— Я могу им доверять, Романза?
— Только не вон тому в голубой рубахе, папа. Он лжец.
— Хорошо. Кто еще?
— Тот голосистый мужчина.
— Почему?
— Он говорит, что у него покладистая жена.
— И?
— Он так не считает.
Отец потрепал сына по голове и провел пальцем по морщинке между своих глаз.
— Все будет хорошо, не волнуйся.
— Я и не волнуюсь, — сказал Романза.
Он знал себе цену.
Свою работу он ненавидел. Ведунья допустила ошибку: начальник полиции не стал ему наставником-учителем, и Романза использовал свой дар не по назначению. Эта работа была грязная и связана с насилием. И еще она была бесчестная.
А потом он встретил Пайлара Томаша. Его приволокли в полицейский участок и обвинили в том, что он навел порчу на чье-то поле сахарного тростника. Пайлару тогда было не больше восемнадцати, он носил лохмотья, едва прикрывавшие его нагое тело. Он был чумазый, но с ослепительно-белыми зубами. Днем его кожа была горячей, а по ночам прохладной. Он был крестьянский сын, но оба мальчишки были похожи как родственники.
— Это ты проклял поле сахарного тростника, парень?
Пайлар молчал, и тогда начальник полиции попытался его разговорить с помощью кулака.
Лежа на полу, Пайлар сплевывал кровь и стонал.
— Ты проклял поле сахарного тростника?
— Я…
— Говори громче!
— Я… — Парень стал жестикулировать. Начальник полиции нагнулся над ним. — Я… проклинаю… тебя!
— Отлично! — Начальник полиции развеселился. — Чую, сегодня у меня будет хороший побивочный день. Ты полежи тут, парень. Что-то я не вижу свидетелей. Лежи, где лежишь, схожу отрежу кусок веревки и вымочу ее в соленой воде.
Когда начальник полиции ушел, мальчики стали глядеть друг на друга.
— Это ты проклял поле сахарного тростника? — спрашивает Романза.
— Нет.
— Тогда почему ты ему не сказал?
— Потому что он идиот.
— Это не ответ.
— Я не стану отвечать на вопросы, как будто я преступник.
Романза поморщился:
— Ты не преступник.
— Я гордый, как моя мать.
— Нет.
— Я ненавижу жестоких людей.
— Нет.
Романза уже видел таких, как этот мальчишка: с жгучим желанием поверить в ложь, которую он бессознательно говорил о себе. От этой лжи у него на деснах возникали тонкие болезненные трещинки.
Пайлар смотрит на него так, словно он ему интересен, и мурлычет себе под нос. Они слышат плеск воды за дверью. Впитавшаяся в веревку соленая вода высохнет на коже, проникнув глубоко в рубцы от ударов, которые потом будут гореть огнем.
Романза наливает в стакан воды из кувшина начальника полиции, и Пайлар жадно пьет, лежа на полу нога на ногу.
— Почему ты не сказал ему правду?
— Я хочу казаться сильным.
— Да, ты хочешь казаться сильным, но это не ответ на вопрос, почему ты не сказал ему.
Пайлар мурлычет.
Романза говорит:
— Это же кроличья песня.
— Да? — удивляется Пайлар. — Меня научила ящерица.
— Если ты решил, почему ты не хочешь ему сказать, тогда ты просто скажи, а я подтвержу твои слова, и он не станет тебя бить.
— Нет смысла говорить.
— Но почему ты не хочешь сказать ему правду?
— Потому что побои — это ерунда.
Он поднимает рубаху и показывает Романзе шрамы, избороздившие ему кожу на лопатках, тянущиеся к талии и убегающие вниз между ягодицами.
У Романзы перехватывает дыхание.
— Если он изобьет тебя, мне будет больно.
Слышны шаги начальника полиции, поднимающегося по лестнице.
Пайлар обдумывает ситуацию. Они переглядываются, осознавая, что у них много общего.
— Я скажу, что не имею никакого отношения к полю сахарного тростника.
Романза трогает спину Пайлара — в первый, но далеко не в последний раз: таких моментов затем будет много.
— Наставник…
Пайлар улыбается.
— …можно я сяду рядом?
Родители встретили новость криком. Чему может научить этот мальчишка, этот грязный оборванец, который дружит лишь с луной да лесными зарослями? В дом снова зовут ведунью и еще трех, ибо родители не намерены ни молчать, ни смириться и не могут поверить решению Романзы. Аколит неприкаянного? Да никогда в жизни! Он не сможет приносить пользу, он не будет полезен, вопил Интиасар. Но в конце концов решение было принято: самый главный вопрос заключался в том, способен ли Пайлар чему-то научить Романзу. И он научил.
Он знал местную природу, а она никогда
