Воля. Пятая тропа - Алан Адамс

— Это было последнее удобное место, где он мог еще как-то сопротивляться. Дальше долина не сужается. Он обречен, даже пушки потерял. — Яркие наряды Шатимана и его людей смотреись нелепо и крикливо рядом с будничными потертыми боевыми одеждами ксауров. С угодливыми выражениями лиц сами они тоже выглядели суетливо среди воинов с решительными, сосредоточенными лицами.

— Тем не менее, по какой-то причине старый лис не воспользовался возможностью и отвел войска.

— Может решил, что сражения все равно не выиграть и решил бежать? — предположил Шатиман. — И спасти что-нибудь из имущества.

— Атаджок — воин. Отважный и верный своему долгу. Не надо мерить его по себе. Он не достоин такой грязи, — словно выплюнул Боюнкес. Он презирал этого лощеного попугая, который предал отца и лично ударил ножом в спину своему войску. Без него ассоны еще с десяток лет держали бы оборону, пока, задавленные экономической блокадой, сами не приползли бы к ксаурам. Вот и сейчас он ведет за собой смерть своему народу. Свернуть бы ему шею. Но — нельзя. Негодяи всегда востребованы. Пусть он управляет ассонами. Теми, кто переживет эти несколько дней. Пусть делает грязную работу. Все равно ему никуда не деться. Его руки и так в крови соплеменников. После зверств Шатимана жестокие ксаурские законы покажутся ассонам раем. Будут жаловаться друн на друга и просиь судить между ними. А потом видно будет. Да и о старости пора подумать. Боюнкес, при всех его заслугах в Оксаме никто. Один из многих. А здесь он будет вершителем судеб. Впрочем, почему будет? Он и сейчас им является.

— Тогда может быть Атаджок хочет, собрав всех мужчин, ближе к Зукхуру дать бой? — царский сынок сделал вид, что не заметил оскорбления.

— Может быть, а может и не быть. Мне нужно знать точно. Иначе зачем ты здесь? Около Зукхура есть удобное для обороны место? — полководец все еще был раздражен.

— Нет. Там ровное, широкое место. — Шатиман, все еще старался держаться с достоинством. Будучи из той породы людей, что предают не столько из-за выгоды, сколько ради самого предательства, часто в ущерб себе, он давно понял, что совершил фатальную ошибку. Он знал, что вступив в сей порочный круг ему придется предавать всю оставшуюся жизнь. Жаль только, что он совершил глупость, не вытерпев, когда принадлежащая ему по праву власть сама упадет в руки. — Ассонское ополчение будет стоять беззащитное.

— Ну что же, поверим тебе и в этот раз.

— Я всегда держу слово! Разве мои сведения хоть раз не подтвердились? — искренне возмутился изменник.

— Лучше бы они и дальше подтверждались, — усмехнувшись про себя праведному гневу собеседника ответил военачальник. Указывая на показавшиеся строения он дал войску команду остановиться. — Это Зукхур?

— Да это его окраина. Колыбель ассонов, сердце Таузера.

— Как говорится сердце врага лучший деликатес, — обернувшись, Боюнкес объявил сбор командиров для обсуждения предстоящей битвы.

Короткий военный совет прошел как обычно. Не особо утруждая себя выслушиванием чужого мнения, военачальник изложил план предстоящего сражения. Подчиненные согласились. Предстоящее сражение не отличалось изысками. Основные силы атакуют Зукхур, а часть войск обходит его с двух сторон, чтобы отрезать путь беженцам. Уверенные в своем полном превосходстве, ксауры решили атаковать немедленно и провести ночь в завоеванной столице. На этом совет закончился, и командиры ушли отдавать соответствующие команды.

Закаленное в многочисленных битвах войско быстро выстроилось в боевые порядки и без спешки неотвратимо двинулось в сторону неприятеля. Тяжелая поступь закованных в железо ветеранов, сросшихся в единую смертоносную машину поднимала облака пыли. Словно живой железный зверь в клубах сизого дыма приближались захватчики к своей цели. В преддверии битвы выброс адреналина подавил все страхи: ксауры знали, что их боевые порядки внушают ужас врагам. Все ближе и ближе к окраине. Вот уже первые шеренги уязвимы для лучников неприятеля. Однако ни одна стрела не спела свою смертельную свистящую песню. Опасаясь коварной ловушки, воины быстрее устремляются вперед. Сердца готовы вырваться из груди и бьются с такой силой, что их стук, кажется, заглушает грохот надвигающейся баталии. Не в силах держать в себе этих разрывающихся монстров, воины начинают оглушительно реветь, когда первые линии врываются в Зукхур. Пусть их враги трепещут! Да падут они ниц перед новыми повелителями! Да наполнятся их сердца священного ужаса перед победоносным воинством Оксама! В порыве боя войско пробегает несколько сот метров и… останавливается. Смертоносные создания готовы крушить врагов. Но злокозненного врага нет. Обман! Неважно, что они все живы. Неважно, что цель достигнута — они в сердце Таузера. Их обманули! Нет врага — некого убивать!

— Этот мерзавец все-таки струсил и позорно избежал битвы, — в ярости рычал Боюнкес на спешно созванном военном совете. — Ничего! Не может он вечно бегать от меня! Рано или поздно я прижму его в угол!

Около часа прошло с момента, когда ксауры ворвались в столицу Таузера. Сбитые с толка странной победой, воины вскоре разбрелись на грабеж. Больших усилий стоило командирам навести в этом разрозненном алчном стаде, бывшем только что страшным железным тараном, некое подобие порядка. Военачальник был на грани кровавого безумия.

— Мало того, что у меня украли победу! Мало того, что этот трус увел людей и не оставил ничего ценного! Так еще эти ослы разбрелись — бей их — не хочу!

— Но мы же победили! Мы захватили без единой потери их столицу! — один из командиров робко попытался вставить слово.

— Вот именно! Без единой потери с их стороны! Тысяча убитых для Ксаура ничто, а для Таузера смерть! Эти недолюди оставили столицу, но сберегли людей! Нас обманули! — продолжал буйствовать Боюнкес. Впрочем, истерика все же, наверное, слегка сняла напряжение, и он продолжил спокойнее. — Мечом воду не разрубить. Эта победа принесла нам больше вреда. Воины готовы были к бою, а врага не оказалось. Сейчас они начнут выплескивать нерастраченную ярость и резать друг не друга. Поэтому, командирам трубить сбор. Выступаем немедленно в Трикулан.

— Но воины и лошади устали. Вдруг на пути будет засада? Бойцы перегорели — им будет трудно дать достойный отпор. — Шатиман, которому не улыбалось на ночь глядя пылиться в седле, попытался образумить собеседника. Командиры лучше знали характер своего командира и поэтому втянули головы в тщетных попытках уменьшиться в размерах. Однако, вопреки их опасениям, Боюнкес пересилил себя и ответил как можно более вежливо.