Дом ужасов - Дин Кунц

Он был больше чем урод. Гораздо больше.

Он был святым.

Мессией. Мессией зла.

Такси мчалось к ярмарочному комплексу, Конрад смотрел на тихие дома и задавался вопросом, а есть ли здесь хоть один человек, который знает, что прежний мир, мир Господа Бога, доживает последние дни. Чувствует ли, что сын Сатаны уже на Земле и недавно вступил в период зрелости.

Гюнтер лишь закладывал основы своего режима ужаса. На Землю спускалось тысячелетие тьмы.

И да, Гюнтер был нечто большее, чем просто урод.

Будь он просто урод, получалось бы, что двадцать пять последних лет Конрад вел себя неправильно. Чего там, получалось бы, что Конрад вел себя как безумец.

Так что Конрад не признавал Гюнтера уродом. Для Конрада Гюнтер был легендарным черным зверем.

Гюнтер являл собой уничтожение мира.

Гюнтер был герольдом эры Тьмы.

Гюнтер был антихристом.

Должен был быть. Должен был, ради спасения души Конрада.

Глава 11

Для Джоя неделя, предшествующая ярмарке, ползла, словно улитка. Он всей душой стремился стать карни и навсегда покинуть Ройял-Сити, но создавалось ощущение, что удобный момент для побега придет уже после того, как мать убьет его.

И никто не мог помочь ему скоротать время. Мамы он, само собой, избегал. Папа, как всегда, или был на работе, или ретировался в мастерскую, занимался моделями поездов. Томми Калп, его лучший школьный друг, уехал с родителями в отпуск.

Даже Эми он в эти дни практически не видел. Каждый день, кроме воскресенья, она работала в «Погребке». И на этой неделе по вечерам уходила из дома на свидания с каким-то парнем по имени Базз. Джой не знал, какая у него фамилия. Может, Со?

Джой не собирался идти на ярмарку до субботы, последнего дня пребывания парка развлечений, чтобы никто не понял бы, куда он подевался, пока парк не уехал бы далеко-далеко, в другой штат. Но когда неделя таки прошла и наступил понедельник, 30 июня, запас выдержки иссяк. Джой сказал матери, что едет в библиотеку, оседлал велосипед и промчался две мили, которые отделяли дом Харперов от территории ярмарочного комплекса. Он по-прежнему не собирался сбегать раньше субботы. Но именно понедельник уходил на монтаж павильонов и аттракционов, вот Джой и решил, что ему стоит посмотреть, как это делается, раз уж он вознамерился стать карни.

Два часа он бродил по центральной аллее, стараясь не мешаться под ногами, и смотрел во все глаза, поражаясь тому, с какой скоростью обретают форму «Чертово колесо» и другие аттракционы. Двое карни, здоровенные мужчины с литыми мышцами и множеством татуировок, отпустили какую-то шутку на его счет, он ответил, они втроем посмеялись. И вообще, ему нравились люди, которых он видел вокруг.

К тому времени, когда он добрался до той части центральной аллеи, где возводили «Дом ужасов», на крыше как раз устанавливали огромное лицо клоуна. Один из рабочих был в маске Франкенштейна, и Джой засмеялся. Другой был альбиносом, и он окинул Джоя взглядом бесцветных, водянистых, холодных, как окна зимой, глаз.

Эти глаза стали первым, что не понравилось Джою в парке развлечений. Они, казалось, смотрели сквозь него, и ему вспомнилась история женщины, взгляд которой превращал мужчин в камень.

Он задрожал, отвернулся от альбиноса и направился в среднюю часть центральной аллеи, где собирали «Осьминога», один из любимых его аттракционов. Сделал лишь несколько шагов, когда его окликнули:

—  Эй, парень.

Джой продолжал идти, хотя и не сомневался, что обращаются к нему.

—  Эй, сынок! Подожди.

Вздохнув, предчувствуя, что его сейчас вышвырнут с центральной аллеи, Джой оглянулся и увидел мужчину, спрыгивающего на землю с платформы перед «Домом ужасов». Высокий, стройный, незнакомец был лет на десять старше отца

Джоя. Его иссиня-черные волосы серебрились только на висках. А глаза синевой напомнили Джою язычки газового пламени на кухонной плите.

—  Ты не из парка развлечений, не так ли, сынок?

—  Нет, — признал Джой. — Но я никому не мешаю. Действительно не мешаю. Может... когда-нибудь... я захочу работать в парке развлечений. Вот я и смотрю, как что делается. Если вы позволите мне остаться и...

—  Подожди, подожди, — незнакомец встал перед мальчиком, наклонился к нему. — Ты думаешь, я собираюсь прогнать тебя?

— А вы не собираетесь?

—  Господи, нет!

Джой облегченно выдохнул.

—  И я могу сказать тебе, что ты — не зевака, — продолжил мужчина. — Я вижу, что ты — молодой человек, которого живо интересует жизнь парка развлечений.

—  Правда?

—  Да, конечно. Это видно невооруженным глазом.

—  Вы думаете, я смогу... когда-нибудь стать карни?

—  Ты? Безусловно. В тебе это заложено. Ты сможешь стать карни в любое время, как только у тебя возникнет такое желание. Вот почему я тебя и позвал. Я же сразу увидел это в тебе. Точно увидел. Еще с платформы.

—  Ну... здорово, — Джой смутился.

—  Вот, возьми. — Мужчина сунул руку в карман и достал два прямоугольника из плотного розового картона.

—  Что это? — спросил Джой.

—  Два бесплатных пропуска в парк развлечений.

—  Вы шутите.

—  А с чего, по-твоему, мне шутить?

—  Почему вы даете их мне?

—  Говорю тебе, ты прирожденный карни. В тебе это есть. Когда я вижу человека, который сердцем — карни, я всегда даю ему пару бесплатных пропусков. Приходи в любой вечер и приводи приятеля. Или брата. У тебя есть брат Просто Джой?

— Джой Алан Харпер.

—  А я — Конрад Стрейкер. Я должен расписаться на обороте пропусков, — он достал из другого кармана шариковую ручку и расписался на обоих пропусках. Протянул их Джою.

—  Премного благодарен, — тот просиял. — Это фантастика!

—  Желаю тебе провести хороший вечер в нашем парке развлечений, — незнакомец улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы. — Может, когда-нибудь ты станешь карни и тогда будешь сам раздавать бесплатные пропуска тем, в ком увидишь сердце карни.

—  Э... а сколько человеку должно быть лет? — спросил Джой.

—  Чтобы стать карни?

—  Да.

—  Им можно стать в любом возрасте.

—  А может ребенок присоединиться к парку развлечений, если ему только десять лет?

—  Легко, если он сирота, — ответил Конрад. — Или если родителям на него наплевать. Но если у него семья, которой он небезразличен, его начнут искать и заберут домой.

—  А не можете ли вы... те, кто работает в парке развлечений... спрятать мальчика? — спросил Джой. — Если самое худшее для него — возвращение домой, могут карни спрятать его, когда приедут родители?

—  Нет, так не делается, — покачал головой Конрад. — Против закона. Вот если о мальчике никто не думает, он никому не нужен, тогда парк развлечений увезет его с собой. Так было всегда и всегда будет. А насчет тебя... Готов спорить, родители о тебе заботятся.

—  Не так чтобы сильно.

— Это ты зря. Наверняка заботятся. Скажем, твоя мать.

—  Нет.

—  Заботится, заботится. Готов спорить, она гордится таким симпатичным, смышленым мальчиком, как ты.

Джой покраснел.

—  Красота у тебя от матери, так? — спросил Конрад.

—  Ну... да... я больше похож на нее, чем на отца.

—  Эти темные глаза, темные волосы?

—  Да, — кивнул Джой. — Как у мамы.

—  Знаешь, в прошлом я знал одного человека, который чем-то напоминал тебя.

—  Кого? — спросил Джой.

—  Очень милую женщину.

—  Я не выгляжу как женщина!

—  Нет, нет, разумеется, ты так не выглядишь, — быстро заверил его Конрад. — Но у тебя ее темные волосы и глаза. И что-то в чертах лица... Знаешь, вполне возможно, что ее сын того же возраста, что и ты. Да, вполне возможно. Вот было бы здорово, если бы ты оказался сыном моей подруги, с которой я не виделся столько лет! — Он еще ближе наклонился к Джою. Мальчик обратил внимание на то, что белки глаз мужчины желтоватые. На плечах перхоть. В усах застряла хлебная крошка. А голос стал еще сердечнее, когда он задал следующий вопрос: — Как зовут твою мать?

И внезапно Джой увидел в глазах незнакомца нечто такое, что понравилось ему даже меньше увиденного в глазах альбиноса. Он смотрел в эти два синих кристалла, и у него создалось впечатление, что дружелюбие мужчины наигранное. Как в телевизионном сериале «Досье Рокфорда», где частный детектив Джим Рокфорд демонстрировал обаяние и дружелюбие, с тем чтобы получить у кого-то ценную информацию, да так, чтобы человек и не понял, что происходит. Вот и Джой осознал, что незнакомый мужчина ведет себя точь-в- точь как Рокфорд. Так что этот Конрад совсем не тот хороший парень, каким хочет показаться. И в глубине синих глаз не было ни теплоты, ни дружелюбия, а только... только тьма.

—  Джой?

—  Что?

—  Я спросил тебя, как зовут твою маму.

—  Леона, — солгал Джой, не понимая, почему он не должен говорить правду. Просто почувствовал: если сейчас скажет правду, то совершит самую ужасную ошибку в своей жизни. Леоной звали мать Томми Калпа.