Все нормально, падаю! Неравный бой - Александр Баренберг

Сразу после посадки меня, под усиленной охраной, вытащили по трапу наружу и повели куда-то прочь от дирижабля, вокруг которого уже сновал обслуживающий персонал, на этот раз состоявший исключительно из лиц «арийской национальности». Ни «диких», ни «гномов» среди них уже не наблюдалось. Метрополия, понятно… Быстро двигаться из-за сковывавших ноги цепей я не мог, поэтому успел в подробностях осмотреть дирижабль снаружи, а также наземное оборудование.

Припасы к кораблю подвозились ручными тележками, которые загружались в сотне метров от посадочной площадки с подъезжавших по рельсам ручных же дрезин. На одну такую меня и усадили. Прямо на клепаный железный пол, усыпанный всяким мусором. Несколько минут езды, и мы прибыли на самую натуральную железнодорожную станцию. Тут как раз разгружался состав с топливом для дирижаблей.

Меня провели подземным переходом на другую платформу, где под парами ожидал поезд из всего одного пассажирского вагона, сиротливо пристроившегося позади локомотива. «Тепло встречают, – пытался подбодрить я себя. – Личный поезд вон подогнали!» На этот раз поездка в вагоне антикварного вида заняла около десяти минут. Впрочем, попыхивающий густым дымом паровоз никуда не спешил, выдавая от силы километров двадцать в час. В окне вагона медленно вырастало массивное длиннющее здание с куполом, на котором развивался огромный флаг со свастикой. Чем-то оно мне казалось знакомым, особенно гигантский каменный орел, выбитый на фронтоне над главным входом… Я решил нарушить неукоснительно соблюдавшееся до того обеими сторонами молчание:

– Что это за здание?

Майор, не отходивший от драгоценного пленника ни на шаг и не проронивший с момента посадки ни единого слова, процедил сквозь зубы, даже не удостоив меня взгляда:

– Имперская Канцелярия!

Как ни странно, по прибытии меня провели не на допрос к местному фюреру, кто бы он ни был, и не в пыточную камеру, чего я более всего опасался, а во вполне нормальный, можно даже сказать, гостиничный номер. Только установленная на небольшом окне прочная решетка немного портила идиллию. Застеленная человеческой простыней (впервые за все время моего пребывания тут!) кровать, стул и стол, намертво, правда, вделанные в пол. Однако! Дверь в стене вела в душевую, там же наличествовал и унитаз. Охренеть! А главное – все освещалось электрическими лампами! Я уже начал было забывать о подобных благах цивилизации и по аналогии с поселениями Древних ожидал увидеть нечто похожее на их жилища, только немного посолиднее. А тут…

– Отдыхайте! – по-прежнему не глядя на меня, приказал тоже зашедший в номер майор, пока его подручные освобождали мои конечности от цепей. – Идите в душ, скоро вам принесут ужин.

И направился к двери. Лишь на пороге, не оборачиваясь, пробурчал:

– Завтра вас примет Канцлер!

Ну Канцлер так Канцлер… Какая разница! А майор, кажется, недоволен решением начальства! На его роже явственно читалось, что лично он предпочел бы пыточную… Интересно, почему Канцлер решил начать знакомство с пленником «по-хорошему»? Надеется на добровольное сотрудничество? Но я же, по их «понятиям», недочеловек! Или в таких случаях допускаются исключения?

Когда я вышел из душа, на столе уже был сервирован ужин. Мясо, что-то типа пшеничной каши, хлеб и вино. Ножа, правда, не дали, но трехзубая вилка имелась. Причем как бы не серебряная! Насытившись, долго стоял у окна с бокалом вина в руке, рассматривая неплохо освещенный фонарями ночной город. Темное, с едва светящимся пятном естественного спутника (второй еще не взошел), небо изредка перечеркивали зигзаги прожекторных лучей. Неужели птеродактили и по ночам пошаливают? Странно…

…Массивная деревянная дверь с начищенной медной ручкой с тихим щелчком захлопнулась сзади, и я в сопровождении двух конвоиров оказался в кабинете. Первое, что бросилось в глаза, – огромный парадный портрет Гитлера, занимавший почти всю стену напротив. Фюрер гордо позировал в серой шинели, в непременной повязке со свастикой повыше локтя и в форменной фуражке на фоне развевающегося нацистского флага. Пересекавшие картину и золоченую раму многочисленные трещинки и общая потертость свидетельствовали о том, что это, несомненно, оригинал родом из того еще рейха. Художник был явно мастером – фюрер выглядел очень натурально, почти живым. Особенно глаза… Невозможно было оторвать взгляд от них…

– Я тоже нередко часами вглядываюсь в его глаза… Как будто задаешь волнующие тебя вопросы и иногда получаешь ответ. – Скрипучие звуки старческого голоса оторвали наконец мой взгляд от изображения на стене, и я обнаружил за столом под ним высокого пожилого человека практически в такой же форме и с точно такой же повязкой на рукаве, как и фигура на портрете. Да и взгляд у него по пронзительности ничуть не уступал гитлеровскому.

– Картина, между прочим, принадлежит кисти Генриха Книра, одного из величайших художников Третьего рейха! Садитесь, Валерий! – Хозяин кабинета указал на одиноко стоящий в паре метров от стола стул с высокой спинкой. – Позвольте представиться – Канцлер Четвертого рейха Рудольф Рихтер.

– Валерий Кожевников, – представился, в свою очередь, я и, углядев на столе кучку отобранных у меня предметов и документов, добавил: – Впрочем, вам это уже известно.

После чего уселся на предложенный стул. Конвоиры встали рядом, но чуть сзади – если что, до стола точно допрыгнуть не дадут. Об этом даже и думать не стоит! А то кое-какие мысли, каюсь, возникли, когда понял, что в кабинет меня ввели, не сковав руки-ноги.

– Имя известно, разумеется. Теперь хотелось бы узнать все остальное. Биография, образование, профессия, ну и обстоятельства вашего попадания сюда. И поподробней, чем на допросе у майора Фогеля!

Что же, просят вежливо – отчего бы и не рассказать о себе? Откорректированную версию своей биографии, естественно. Зачем Канцлеру, к примеру знать, что я был военным летчиком? В паспорте у меня это все равно не отображено. Вообще была вначале идейка прикинуться полным лохом без образования и профессии, но в таком случае имелся ненулевой шанс, что такого бесполезного пленника просто, не откладывая, пустят в расход. А хотелось все же побарахтаться. Вдруг появятся какие-то шансы? Тем более что пока не бьют и не пытают. Поэтому, медленно и иногда спотыкаясь при построении сложных фраз – давно не практиковался в немецком, – стал излагать компромиссную версию своей биографии. Выходило, что я по образованию инженер-машиностроитель, опыта практической работы, ввиду тяжелой обстановки в России, не имел, работал на всяких подсобных работах. В армии служил только срочную в обычной пехоте.

Канцлер слушал крайне внимательно, а описание проблем после развала СССР вызвало у него довольную ухмылку:

– Если вас не затруднит, не могли бы вы описать вкратце историю Земли после сорок четвертого года? А то у нас имеются только отрывочные сведения, – вдруг прервал он меня. Вежливо, но таким тоном, что отказаться было никак не возможно.

– Не затруднит, – охотно согласился я и в отместку за ухмылку начал с описания самоубийства Гитлера, денацификации Германии по окончании войны и Нюрнбергского процесса. А потом вообще ударил ниже пояса:

– Репарации же пострадавшим в войне гражданам, в том числе евреям, платит уже третье поколение жителей Германии. Это гигантские суммы!

Хозяин кабинета позеленел, кулаки его непроизвольно сжались. Я пару секунд даже надеялся, что его хватит кондратий от такого известия, но, к сожалению, старикан оказался еще крепок.

– Продолжайте! – только и произнес он.

Пришлось рассказывать дальше. Описав основные моменты новейшей истории, я наконец умолк. Неплохо было бы теперь промочить горло! Но Канцлеру было не до моих проблем. Он, приняв информацию к сведению, сразу же перешел к следующему вопросу:

– Как вы попали сюда? Чтобы не вынуждать вас лгать, предупреждаю – нам известно, что вы перенеслись вместе с каким-то складом или что-то в этом роде!

Ну это я уже знаю. И версия заготовлена – магазин одежды и продуктовый. Больше ничего! Как отыскать – без понятия. Кстати, последнее – истинная правда! Как-то я не предполагал удаляться так далеко, когда шел на разведку! Все это я вкратце уже излагал майору и тот не возражал. С Канцлером, однако, номер не прошел:

– Вы хотите сказать, что вот это все, – он указал на груду вытащенных «из меня» ножей, – продается в продуктовом? Или, может быть, является предметом одежды? – в голосе хозяина кабинета явно прорезался сарказм.

– Это… в… в магазине одежды есть небольшой отдел подарков, – не очень уверенно соврал я. Чертов фашист!

Канцлер, не мигая, уставился на меня, и в первый раз стало по-настоящему страшно. Невольно пришлось отвести взгляд.

– Валерий! – начал вдруг он проникновенным тоном. – Вы, видимо, удивлены нашим спокойным разговором и мягким отношением к вам. Ведь вас с детства пичкали книгами и фильмами с описанием всяких ужасов, якобы творимых национал-социалистами? Надеюсь, вы убедитесь сами, что все это ложь! Может быть, это займет некоторое время, но вы убедитесь!