Счастливый слон - Анна Бялко

Я заметалась по комнате. Под руку мне попалась тряпка, оставшаяся от уборки. Я схватила ее и стала, как идиотка, по двадцать пятому разу вытирать несуществующую пыль на книжном шкафу. Гад, гад, гад! А я-то хороша...

Мне было дико обидно. И страшно тоже, потому что я, пожалуй, только в тот момент как-то окончательно поняла, что наша с Ником общая жизнь действительно кончилась. Утлый кораблик моих иллюзий нормальной жизни в отпуске, который я изо всех сил мастерила все это время, налетев на проявления жизни реальной, немедленно кильнулся и затонул. А я оказалась безнадежно захлебывающейся в море житейских ужасов. Может быть, понимание этого пришло ко мне и не впервые, такое достаточно трудно вычленить в нагромождении общих чувств и эмоций. Наверное, нечто подобное уже было в самом начале, когда я только все обнаружила, но потом, в рутине будней, оно как-то затерлось, а переезд в другое полушарие и вовсе заслонил ясность ощущений, так что действительность снова обрушилась на меня с пугающей остротой...

Нет, ничего не будет, все взаправду – и развод, и самостоятельность с девичьей фамилией, и отдельная жизнь в родительском доме. Все, что я примеряла на себя все эти дни, словно играя сама с собой, как в детстве, когда надеваешь бабушкино платье из сундука и считаешь себя княжной Таракановой в мокром каземате, оказалось ничем иным, как моей единственной реальностью. И, хоть ты вся обкричись из последних сил, стуча кулаками по кирпичной кладке: «Я не хочу-у-у!!» – все равно ничего не поможет.

Наверное, я опять разревелась. И, наверное, ревела довольно долго, оплакивая свою несчастную девичью судьбу, потому что очухалась я от жуткого запаха гари. Кинувшись на кухню, я, естественно, обнаружила там в кастрюльке на плите дочерна сгоревшие остатки молодой картошки. Мой ужин... Черт бы побрал Ника с его зайчиком, мало мне было всего, так из-за них теперь еще и голодной сидеть!

Я собралась было заплакать снова, теперь уже от злости, но у меня не получилось. Более того, я почему-то начала смеяться, как идиотка. В общем, классическое проявление постшоковой истерики, как в аптеке. И то сказать, имею право, когда же мне еще истерить? Исключительно подходящий момент.

В общем, наревевшись и нахохотавшись, как гиена, я поняла, что, несмотря ни на что, дико хочу есть. Картошка погибла безвозвратно, наковырять из обугленных в кастрюле остатков хоть что-то съедобное возможным не представлялось. Другой осмысленной еды в холодильнике не наблюдалось, да и исстрадавшаяся душа просила сладкого – все было за то, чтобы идти в магазин.

Сполоснув морду под холодной водой, я поплелась в ближайший супермаркет. Там, очевидно впав в подобие амока, я накупила копченой колбасы, икры, рыбы, экзотических фруктов, разных навороченных пирожных, шоколадных конфет и бутылку коньяку в придачу. Последнее было совсем уж необъяснимо – я вообще практически не пью, а коньяк не выношу дополнительно, но сделанного не вернешь.

Дома, выложив добычу на столе, я с ужасом поняла, что всего купленного мне не съесть и за месяц, не говоря уж о сроках хранения. И тогда я позвонила единственному человеку, с которым я могла здесь разговаривать, то есть Дашке, и зазвала ее в гости. Формальный повод – отметить мое, так сказать, новоселье. Не про зайчика же было ей объяснять. По телефону, во всяком случае.

Дашка, лапочка, тут же ко мне прискакала – и двух часов не прошло. Я как раз успела минимально изящно накрыть на стол и максимально привести себя в порядок, положив на распухшую внешность холодный компресс. Глаза, конечно, все равно больше напоминали заплывшие щелочки, но, будем надеяться, юность не будет так уж пристально вглядываться в мои черты лица.

И она, похоже, действительно не вглядывалась. Прилетела, защебетала, оглядела всю квартиру – «Как просторно», села за стол – «Ой, сколько вкуснятины», цапнула кусок рыбы – «Я такая весь день голодная», хряпнула с налету фужер коньяку...

Чтобы не отставать, я налила себе тоже. Зажмурилась, постаралась не дышать – ну не люблю я коньяк, гадость такая, – выпила. По жилам, как пишут в литературе, побежало живительное тепло...

Ну, тепло не тепло, а на душе, конечно, стало легче. После второго бокала мы с Дашкой весело обсуждали превратности современной моды и безумие московских цен, а после третьего или четвертого – кто же считает? – я возьми и ляпни ни с того ни с сего:

– А что, Дашунь, как ты думаешь – слабо мне здесь себе тоже какого-нибудь олигарха подцепить?

– Да как нефиг делать! – махнула рукой Дашка. – Ты у нас красавица, только захотела – и все твои. А как же дядя Коля?

И тут я ей рассказала. И про зайчика, и почему я сюда приехала, и про последний звонок... Девочка слушала меня, раскрыв рот, и даже хмель, похоже, с нее слетел.

– Ой... Бедная, бедная тетя Лиза... Как же ты теперь будешь?

– Как-как... Я же не одна такая. Как-нибудь... Справлюсь.

– На что же ты будешь жить?

Даже под коньячными парами я понимала, надо отдать мне должное, что бахвалиться перед ребенком своими финансовыми операциями совершенно незачем. Поэтому, вздохнув, я ответила:

– Ну, Ник будет, конечно, давать мне какие-то деньги на жизнь, – умолчав о том, что делать это он будет под прицелом американских законов. – По крайней мере, пока я сколько-то здесь на ноги не встану.

Вот откуда, убей меня Бог, взяла я про эти ноги? Не собиралась я никуда вставать, ежу же ясно, что мне это экономически невыгодно, да и вообще. Спустя пятнадцать лет – на ноги! Только спьяну такое и ляпнешь. Но Дашка, наивная душа, восприняла это, как что-то совершенно естественное.

– То есть ты будешь себе что-то искать? А кто ты у нас по образованию будешь?

Дожились. Собственная племянница, недавно школу закончившая, спрашивает меня про образование. Надо же, знает все-таки, модель фигова, что и оно бывает зачем-то нужно. Спасибо, хоть резюме не просит.

– Я, Дашунь, по образованию физик. И программист заодно. Правда, это давно очень было, но, наверное, нужно будет – что-то смогу вспомнить. Но это не так важно. Вряд ли кому-то здесь нужно мое образование. И даже то, что у меня английский почти родной...

– Ой, да, у тебя же еще английский. Это гораздо лучше, с языком всегда можно устроиться...

– Да Бог с ним, с языком. Я лучше на самом деле замуж выйду. Найду вот олигарха поприличней...

В общем-то, я скорей хотела сбить ее с темы собственной профпригодности, которую сама же сдуру и начала. Ни о каком замужестве я, ясен пень, и думать не собиралась. Но Дашка, впечатленная, очевидно, моей горькой судьбой, озадаченно нахмурилась и очень серьезно сказала.

– Теть Лиз. Ты только на меня не обижайся, но лучше, наверное, я тебе сразу все объясню. Чтобы ты понимала и потом не расстраивалась. Тут у тебя никаких шансов нет с самого начала, лучше даже время не тратить.

– Как это? – удивилась я. – А что же ты говорила?

Еще раз. Я ни сном, ни духом не собиралась никуда замуж вообще, но когда тебе вот так прямо заявляют, что ты ни на что не годишься, трудно не возмутиться. В конце концов, я человек или где? Ну и пьяный кураж, конечно, тоже способствовал.

– Ой, ну мало ли – говорила, – фыркнула Дашка. – Я же не знала, что вы с дядей Колей... Ну, что ты всерьез.

– А то бы? – влезла я.

– А то бы не стала. Потому что шутки шутками, а это совсем другое.

– Да почему, Даш? – не унималась я. – Что уж тут такого запредельного-то?

– Да лет-то тебе сколько? – не выдержала Дашка.

– Тридцать де... Ну, почти сорок, а что?

– Ну и все. Вот тебе и запредельно. Те, кому больше тридцати, вообще не котируются.

– Глупости какие. Да сами они, олигархи эти твои, тоже ведь не мальчики. Там кому за полтинник, кому и больше.

– А это как раз неважно. Даже наоборот. Чем ему больше, тем ему более молоденьких надо.

– Ну, это я понимаю. Но это одно, а бывает, и поговорить с кем-то хочется, и вообще.

– Это я не знаю. И потом, ты меня, конечно, извини, теть Лиз, дело же не только в возрасте. Ну, допустим, ладно – но ведь ты и выглядишь совершенно не так.

– Как это – не так?

– Нет, так-то ты ничего выглядишь, для своих лет очень неплохо даже, но не для олигархов же.

– А для них как-то особенно надо?

– Ну конечно. Надо, чтоб и красиво, и ухоженно, и морщинок чтоб не было, и фигура вся в порядке. Целлюлит там убрать, всякое такое.

– Даш, ну кого волнует этот целлюлит? С ним в последнее время все вообще как с ума посходили! Он же на жопе! Его не видно. И морщинки – они у нормальных людей и в двадцать могут появиться.

– Я про нормальных не знаю, а вообще-то за кожей надо следить. Маски делать, пилинги. Ботокс очень хорошо помогает. А уж когда после тридцати, там, конечно, делать нечего – только пластика.

Ботокс. Помнится, мои знакомые дамы в Бостоне (господи, а было ли это? – совершенно другая жизнь) как-то приглашали меня поучаствовать в такой ботокс-сессии. Дело в том, что этот ботокс – на самом деле токсин ботулизма, который, будучи вколот в мышцы лица, парализует их, отчего кожа, становясь неподвижной, действительно разглаживается, – так вот, ботокс продается в ампулах, которые почему-то делаются такой величины, что их содержимого хватает на троих, если не четверых. Поэтому желающие омолодиться дамы в целях экономии собираются группками, приглашают хирурга, вскрывают ампулу на троих – и получают свое омоложение. Я, будучи приглашенной на это дело, в целях маркетологического исследования нашла в интернете кучу всякой информации на тему, перечитала и поняла – не мое. У меня подвижное лицо, я выразительно разговариваю и при этом много кривляюсь. Другими словами, у меня ярко выраженная мимическая активность, и если мне насильственно остановить какие-то мышцы, это будет выглядеть хуже, чем Джим Керри в фильме «Маска». Какой ботокс, если я глаза накрасить никогда не могла – обязательно забуду, полезу туда рукой и все размажу. Кроме того, я никогда не понимала смысла вышеуказанных процедур. Впрочем, я, как выясняется, много чего в этой жизни не понимала.