Жизнь как она есть - Мариз Конде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У вас в машине маленькие дети! – укоризненным тоном заметил один.
– Вы знаете, с какой скоростью ехали? – спросил другой.
– Нет, не знаю… – сказала я.
– Не меньше ста восьмидесяти миль в час! – уточнил он.
– Ваши жизни зависели от лопнувшей шины, от гвоздя на асфальте! – включился первый.
Про полицейских Ганы говорят много плохого, обвиняют их в коррумпированности, мол, они готовы на все, если их подмазать. Я не решилась проверять и заплатила огромный штраф, который остудил меня. Франсуаза «выдохнула».
Несколько дней спустя, несмотря на первый неудачный опыт, я убедила ее составить мне компанию и вместе оценить масштаб разрушений, нанесенных Африке встречей с Западом. Раньше в фортах на побережье содержались несчастные, которым предстояло отправиться в рабство: Кейп-Кост, Эльмина, Аномабу, Дикскоув, Такоради. Министерство туризма превратило этих каменных мастодонтов в четырех- и пятизвездные отели, заполнявшиеся в основном афроамериканцами. Этот коммерческий приемчик возмутил меня до невозможности, то же чувство я испытала двадцать лет спустя, узнав, что точно так же используется остров Роббен, где держали в заключении Нельсона Манделу. Шведам, японцам, американцам всех рас очень нравится делать там снимки со вспышкой.
В Эльмине из автобусов «вытряхивались» афроамериканцы, и стайки мальчишек встречали «гостей» насмешливыми криками в том самом месте, где их предки стонали и рыдали, отправляясь в рабство.
Obruni! Obruni![140]
В книге «Потеряйте свою мать: путешествие по атлантическому пути рабов» Саидия Хартман, американская писательница и ученый, сожалеет о несостоявшейся встрече с Эльминой и признается, что никогда не чувствовала себя более чужой – не только из-за происхождения, но и из-за манеры одеваться. Что правда, то правда: афроамериканцы поражали окружающих внешним видом! Я бы назвала его презабавным. Мужчины и женщины с пышными прическами истекали потом под беспощадным солнцем в виниловых одежках. Мои дети их завораживали, в ресторанах они подходили к нашему столику и восклицали:
– До чего же очаровательные! И по-французски говорят!
– А я и по-английски умею! – хвасталась Айша.
Чужаки хохотали.
Короткая передышка во чреве Дана
Каникулы закончились, иссяк поток посетительниц, и я испытала удивившее меня чувство – желание побыть наедине с собой. Я очень уставала от каждодневной необходимости разряжать обстановку в семье и делать все, чтобы избежать открытых столкновений. Дени и Сильви-Анна до смерти боялись Кваме, его присутствие приводило их в ужас. Айша бунтовала и дерзила.
«Он не мой отец. И не отчим, ты ведь ему не жена! – заявляла она не терпящим возражений тоном. – Почему он тут командует? Почему живет с нами?»
Кваме был привязан только к Лейле – увы, безответно, она начинала плакать, стоило ему подойти ближе.
В ответ на мое признание в усталости Кваме посоветовал съездить ненадолго куда-нибудь за пределы страны. Адиза прекрасно справится, за детей можно не беспокоиться, а он сам, во избежание осложнений, вернется на несколько дней к кузену Алексу.
В полном смятении я купила билет на одну из самых дешевых экскурсий национальной воздушной компании Black Star Line в Дагомею (тогда еще не Бенин). В «Сердце для смеха и слез» я рассказала, что родители никогда не объясняли мне, откуда произошли африканские династии. Я кое-что узнала из романов Луи Беханзина, посвященных истории его семьи, и из многочисленных культурных программ Ганы, хотя настоящее и будущее всегда заботили меня больше прошлого. Наверное, это признание кажется парадоксальным из уст адептки Негритюда, но так оно и было. Что станется с нашими обществами, по-прежнему угнетенными и маргинально отсталыми? Какое место они займут в новом строящемся мире, не участвуя в его создании? Неужели им суждено оставаться «подчиненными»? Я тогда не могла знать, что однажды стану первым председателем Комитета памяти рабства, его создадут, чтобы обеспечить реализацию «закона памяти» – закона Тобира́ (по имени Кристиана Тобира-Деланно́на, депутата-социалиста Национального собрания Франции от Французской Гвианы), по которому в 2001 году рабство и работорговлю объявили преступлением против человечности.
Я мало что знала о Дагомее, поэтому купила в аэропорту Аккры небольшую книжку, посвященную народу Фон, крупнейшей этнической группе страны.
На рассвете я поднялась на борт самолета, заполненного афроамериканцами. Как ни странно, я не слишком скучала по детям и даже наслаждалась непривычным отсутствием обязанностей. Заняться самокопанием не удалось – через несколько минут после взлета сидевшая слева молодая женщина решила со мной познакомиться: «Сестра, я – Эми Эванс. Я скульптор».
Потом она с гордостью добавила, что ее предки происходят из Уиды, города на южном побережье Дагомеи.
– Как вы можете быть в этом уверены? – удивилась я.
Она рассказала о новой моде среди афроамериканцев: за несколько сотен долларов ассоциация маститых историков может составить юридически заверенное генеалогическое дерево любого человека. Я спросила себя, как сильно изменилась бы моя жизнь, будь у меня возможность через Буколонов и Кидалей, родственников по отцу и по матери, выяснить точное место происхождения моих предков. Соседка справа не дала мне времени найти ответ на этот вопрос.
«Сестра, я Майя Гловер».
По словам Майи и Эми, на генеалогические фокусы бессовестных историков покупались не только наивные люди, мои новые знакомые горячо об этом спорили, но к согласию не пришли. Несмотря на расхождение во мнениях, самолет мы покидали лучшими подругами и в автобусе, который вез нас в отель в Котону, сидели рядом. Едва успев освежиться, мы снова погрузились в автобус и
