Моя судьба - Ники Лауда

Как правило, вместе с нами живет моя золовка Рената со своими двумя детьми, поэтому нам не так одиноко с нашими собственными обоими отпрысками, двумя собаками, двумя пони и морскими свинками, которых надо защищать от Тассо. У нас также любит бывать мой шурин Тилли, чилиец и красавец, отличный художник и человек, которому удается все, за что бы он ни взялся. Больше всего на свете он любит лошадей, у него их три. Ездить верхом он предпочитает по ночам, с лампой на лбу, как у шахтеров. «Почему бы тебе не кататься днем?», — спросил я его, и он ответил, что днем слишком жарко даже лошадям.

Если в два часа ночи зайти в бар Альби, посреди Сан Ойлалиа, первым делом замечаешь привязанную снаружи лошадь, как в «Полдень».[44] На лошади отличной работы чилийское седло с обернутым вокруг белым лассо, за ним одеяло для ночевок и сумка с провизией на три месяца. Все это охраняет собака Тилли.

Тилли сидит в баре среди хиппи, на нем широкополая чилийская шляпа и сапоги для верховой езды, он похож на Джанго.[45] Я спрашиваю: «Что ты тут делаешь?», он указывает головой в сторону бара. Там стоят тысячи бутылок, и я не знаю, что он имеет в виду. Но если присмотреться, то можно заметить поставленный на подзарядку фонарь. Через полчаса он пристегивает лампу к сомбреро, зовет собаку, зовет лошадь, взлетает в седло и исчезает в ночи, оставляя за собой след из искр на асфальте. У Тилли на данный момент, кажется, нет собственного жилья, он спит то у Альби, то у меня, то вместе с лошадью на лоне природы.

Когда Маттиасу исполнилось четыре года, Тилли купил ему пони, хотя я был против, потому что не представлял себе, кто будет о нем заботиться. Не важно, Тилли и я забрали пони с другого конца острова, Маттиас был счастлив, а вот Лукас остался при своем мнении по вопросу о том, что пони всего лишь один. Кроме этого нам требовалась для пони тележка, но крестьянин, у которого была как раз подходящая, соглашался продать ее только с еще одним пони. Мне было совершенно ясно, что скоро их у нас будет два. И конечно, нам понадобилась конюшня.

Рядом с нашим земельным участком есть большой луг, который мне постоянно предлагают купить, но по цене в четыре раза превышающей его настоящую стоимость, и поэтому я постоянно отказываюсь, пусть даже Марлен и считает, что нужно обязательно брать. Во время сезона Гран-при 1985 года на границе участков под руководством Тилли была построена конюшня для пони и после каждой гонки стена становилась немного выше. Через какое-то время я заметил, что эта конструкция достигла размеров настоящего дома — гигантский сарай, закрывающий вид на море. Тилли так запланировал конюшню, чтобы рядом с пони совершенно случайно нашлось место для его трех лошадей — крупных чилийских жеребцов. Однако затем пришел наш сосед. Доказал, что мы строили слишком близко к границе участка и был уверен, что теперь уж я точно куплю его луг за четырехкратную цену. Я все равно его не купил, и мы снесли эту конюшню-монстра. Теперь я сам проследил за делом, и мы построили милую маленькую конюшенку. Она и сегодня еще стоит и все счастливы.

Вообще-то все наши трения заканчиваются хорошо. Даже после самых больших ссор и самых жестких штрафных санкций со стороны Марлен никогда не заходила речь о разводе. Мы женаты уже почти десять лет, и у нас все отлично. Ссоры служат исключительно для того, чтобы меня улучшить и изменить. Я постоянно удивляюсь, как два настолько разных человека могут уживаться вместе. Сам я расчетливый, эгоистичный, целеустремленный трудоголик, а Марлен — полная тому противоположность: игривая, любящая удовольствия и бессистемная. Делает она почти всегда только то, что нравится, у нее полностью отсутствует та дисциплина, которую я впитал с молоком матери. То, чего у меня слишком много, у нее слишком мало, и мы странным, чудесным образом дополняем друг друга.

Я не строю себе иллюзий, обычное обывательское ежедневное сосуществование у нас бы не сработало. Мои многочисленные поездки, работа в Австрии, дом в Испании не позволяют нам приклеиться друг к другу, когда бы наши противоположности еще больше обострились бы.

Ибица — это лучшее, что могло с нами случиться. У меня меньше проблем с министерством финансов, Марлен счастлива от испанского окружения, живет рядом со своей матерью и сестрой Ренатой, а дети растут, как молодые щенки. Лукас (6 лет) и Маттиас (4 года) открытые, добросердечные и милые дети, они отражают отношение к ним матери (кстати, вся бессистемность и непоследовательность Марлен сразу заканчиваются, когда речь заходит о воспитании детей, тут часы идут по-другому).

Младший, то есть Маттиас, искатель приключений, бесстрашный, его ничем не удивишь. Если он сидит на дереве и прыгает вниз, то кричит «Лови меня!» и надеется, что все как нибудь обойдется. Лукас в такой ситуации сначала проверил бы, готовы ли его поймать. У обоих детей немецкий и испанский в равной степени родные языки, Лукас ходит в испанскую школу, Маттиас в испанский детский сад.

Сначала я собирался вернуть семью в Австрию, как только дети достигнут школьного возраста. Об этом теперь и речи не идет, потому что на Ибице все счастливы. Я думаю, было бы невозможно перевезти Марлен снова в Австрию. Ей никогда по-настоящему не нравилось в Зальцбурге, людей там она считает слишком скованными, никакого сравнения с ее кругом знакомых на Ибице.

Мне тоже идут на пользу те пара дней, которые я провожу на Ибице между работой. Наш дом находится недалеко от Санта Ойлалии, на небольшом холме, примерно в трех километрах от моря, которое хорошо видно. Благодаря орошению, вокруг много зелени. Сам дом был обычной испанской загородной виллой, пока мой шурин Тилли гениальным образом его не перестроил, он очень светлый и просторный, очень по-испански — никакого сравнения со строгими формами в Зальцбурге. Поскольку к нашему дому ведет только одна отвратительная дорога, тут, к счастью, не так много фанатов, в Зальцбурге они стали настоящей проблемой.

Также удачей для нас стало существование Альби Клари, хорошего друга и человека, с самого начала работающего в Lauda Air. У него чудесный бар «Ла вилла» в Санта Ойлалии и ресторан с дискотекой в городе Ибица. Он всегда в курсе, что происходит и где весело.

Нашу жизнь на Ибице, конечно, обогатил и многократно уже упомянутый Тилли. Он родился 32 года назад в Чили и во многом похож на свою сестру Марлен. Как художник, он имел большой успех примерно десять лет назад и получал неплохие деньги за свои картины (любимая тема: девственный лес). Уже пару лет он живет на Ибице и почти не рисует. Недавно я спросил его, почему, и он ответил:

«Здесь я доволен, не работая, это плохо для художника. Художнику требуется конфликт с реальностью, ему нужны заботы и недовольство. Недовольство можно любить, если воплощать его в искусстве. Наверное, лучше всего работается в тюрьме. Ибица же смертельна. Здесь слишком хорошо, слишком беззаботно. На Ибице почти нет художников.

Многие сюда приезжали, но мало кто из них продолжал рисовать».

Мой дорогой шурин, кстати, считает, что это и меня касается: «Наслаждение недовольством можно воплощать в искусстве, а можно и в вождении машины, как ты. Когда ты будешь всем доволен, ты не сможешь больше гоняться».

Так что Тилли работал экспертом по антиквариату и реставратором, а еще механиком и архитектором. Он умеет все. Четыре года назад он решил сконцентрироваться на лошадях и принялся за это обычным для себя образом, с полной самоотдачей. Он будто бы приступил к новой работе, добыл все необходимые знания о лошадях, и сегодня он одинаково хорош, как ветеринар и как кузнец.

Иногда Тилли говорит, что его самая большая любовь — это сельское хозяйство. Однажды он вернется обратно в Чили и станет крестьянином, то есть повторит тот эксперимент, который не удался его отцу в пятидесятых. Но он примется за дело совсем по-другому, с намного большими знаниями, а не просто гоняясь за идеалом.

Глава 17

Последний рывок

На последнем круге тренировки к Гран-при Бельгии заклинило педаль газа. Все произошло настолько быстро, что сделать я ничего не успел — ни выключить зажигание, ни убрать руки с руля. Под косым углом, на скорости примерно 180 км/ч, я врезался в отбойники, стоящие на расстоянии всего нескольких метров от трассы. Ничего страшного, но от Рона Денниса последовало именно то, чего я от него ожидал: дурацкий комментарий. Как будто бы я зазевался и сам вылетел с трассы. Смягчающее обстоятельство: мне недолго осталось выдерживать Рона. Нечего было и думать о том, чтобы переключать передачи ушибленной рукой, поэтому я полетел в Вену и дал осмотреть себя Вилли Дунглу и еще одному врачу. Результат: Спа без Лауды и Брэндс Хэтч без Лауды.

Между делом объявился Берни Экклстоун и сделал предложение, которое обычно может быть только в кино. За один год в Brabham он предложил шесть миллионов долларов, что вызывает уважение даже у самого хорошо зарабатывающего человека. ВгаЬ11ат 1986-го года казался очень интересным в техническом плане, и я всегда доверял конструктору Гордону Марри. Вообще-то от таких предложений нельзя отказываться. С огорчением я заметил, что постоянно размышляю над этим делом. Многие люди назовут меня жадным до денег идиотом, если я снова начну колебаться. Марлен отправит меня в сумасшедший дом, а я сам перестану себя уважать. Но в любом случае я хотел выиграть время.