Первая встречная - Борис Соколов

Ночью она ни на одну минуту не сомкнула глаз, думала, перебирала в памяти все, что было связано с человеком, которому поверила, полюбила. Сейчас в каждой его фразе, в каждом поступке видела фальшь, обман. И вдруг вспомнила – Агапов! Как она могла не догадаться раньше! Ирина вскочила с кровати, начала искать бумажку с записанным его рукой телефоном… Перерыла все, но так и не нашла. Когда рассвело, снова перебрала все вещи, сумочку, все ящики стола – бесполезно. И наконец вспомнила – по совету Маркова порвала ее. Еще одно доказательство его измены! Значит, он давно готовил это предательство. Из всех свободных автоматов она звонила в справочное и наконец нашла…

Незаметно для себя она дошла до памятника, остановилась. Бог мой, как она устала! Улица, бульвар, площадь были полны людей, они проходили мимо, спорили, смеялись, со всех сторон мелькали автомобили – мир наполнен жизнью, движением, а она одна со своей тяжелой ношей.

Она взглянула на угол – немного поодаль, около магазина, стояла машина.

Она переждала поток автомобилей, перешла мостовую, поравнялась с машиной. Дверца открылась.

– Садитесь! – услышала она.

Машина рванулась.

– Что случилось? – спросил Агапов, но Ирина почувствовала, что не может говорить. Тяжелый комок подкатил к горлу, сжал дыхание, слезы заволокли глаза.

Машина прошла бульвар, пересекла площадь и вышла на набережную. Агапов гладил плечо Ирины, успокаивал, а она плакала все сильней.

– Так что же все-таки случилось? – в который раз спросил Агапов, но она не ответила.

– Ну, поплачьте, поплачьте! Хотя я и не вижу причин для этого, – откинувшись, пробормотал Агапов, не переносивший женских слез.

Машина шла вдоль Кремлевской стены, на той стороне реки промелькнул серый особняк посольства, на мгновенье нырнули под мост и снова выскочили на залитую солнцем набережную.

И она заговорила. Медленно, точно вспоминая, она, в который раз, рассказывала о своей жизни, о встречах и разочарованиях, как узнала Маркова, как полюбила. Рассказала, не могла не сказать, о Бреккере. Агапов слушал, не перебивая, хотя все знал.

Вспоминая встречу в ресторане, она заволновалась. Тогда ей был непонятен этот разговор, то слишком прямой, то с недомолвками и паузами. Казалось, что Марков слишком резок, что об осторожности говорил не Бреккер, а именно он… Удивило, когда Марков, комкая беседу, протянул ему записку со своим телефоном и предложил встретиться еще.

Выйдя из ресторана, она тогда не сдержалась и упрекнула Маркова, но он полуобнял ее и ласково успокоил: «Так нужно, родная, все будет хорошо!..» И с тех пор пропал… Она его искала и неожиданно увидела вместе… с канадцем. Заметив ее, он вскочил в машину и уехал. Что это? Ирина взглянула на Агапова, он улыбался. Ей показалось, что она ошиблась, но нет. Агапов действительно улыбался. Улыбка широко раздвинула рот, и узкое лицо от этого стало полнее. Ирина растерялась, потом возмутилась: как он мог смеяться над ее горем? Или он ничего не понял? Но Агапов взял ее за плечи, тряхнул и, глядя прямо в глаза, ободряюще сказал:

– Все в порядке, Ирина! Ничего не случилось, мы все знаем. Так нужно! – И, увидев, что она по-прежнему ничего не понимает, уже серьезно повторил: – Так нужно! Он хороший парень, настоящий человек и знает свое дело. А то, что это взволновало вас, встревожило и вы позвонили мне, – хорошо. Очень хорошо! Я рад за вас… – он перевел дыхание и после короткой паузы окончил: – И за Сергея!

Сидящий рядом с водителем сотрудник обернулся и ободряюще посмотрел на нее – Ирина по-прежнему ничего не понимала.

– Так нужно, Ирина! – повторил Агапов.

– А я?.. – вырвалось у женщины.

– Мы запретили Маркову говорить вам. События развиваются нормально, сейчас важно, чтобы вы были спокойны. Ничего не случилось! Если вам позвонят (вы знаете кто!), будьте естественны. Помните, ничего не случилось! – еще раз сказал он. – И обо всем немедленно сообщайте нам. Обо всем!..

XXI

Телефонные звонки не прекращались. Один и тот же голос настойчиво добивался Бреккера. Владимир Прохорович вначале спокойно, а позже, раздраженный назойливостью, кратко отвечал, что его нет.

– А когда будет? – не отставал голос.

– Откуда я знаю? – вспылил Сеньковский. – Кто это?

Но человек бормотал что-то невнятное и вешал трубку. Так продолжалось несколько часов. Сеньковский перестал отзываться на звонки. Усталый после суточного дежурства на заводе, он присел на тахту и задремал.

Бреккер явился только поздно вечером – с шумом ввалился в комнату, и она наполнилась влажными осенними запахами. Подойдя к холодильнику, достал бутылку с коньяком, бросил в стакан ломтик льда. Подняв стакан, некоторое время рассматривал, как на свету расплавленным металлом переливалась жидкость. Улыбнулся своим мыслям. Выпил.

Шум, поднятый Бреккером, помешал. Владимир Прохорович приоткрыл глаза – перед ним зарябила ковровая стена. В голове еще бродили обрывки какого-то нелепого сна, хотелось нырнуть в него, узнать, что будет дальше, но очередной толчок в спину заставил отказаться от этого. Владимир Прохорович перевернулся, оторвал голову от подушки и увидел протянутую руку с наполненным стаканом.

– Никто не звонил?

Владимир Прохорович оторвался от стакана, перевел дыхание. Вспомнил. Засмеялся:

– Осточертел тут один. Я уж и отзываться перестал…

– Не сказал, кто? – оборвал его Бреккер.

– Спрашивал, да он трубку вешал. – И, точно в подтверждение, раздался звонок. Бреккер схватил трубку. Сеньковский, наблюдая за квартирантом, увидел, как он побледнел, как побурели яркие пятна румянца, как сузились глаза – весь он напрягся, сжался. Хмельное выражение как смахнуло.

– Немедленно приезжайте, сейчас же! – бросил он в трубу и, обернувшись к Сеньковскому, приказал: – Иди погуляй. Часа на два… Хотя нет, перед возвращением позвони!

Таким Владимир Прохорович его еще не видел. Выйдя на улицу и покрутившись у дома, он, подстегиваемый любопытством, вернулся во двор и шмыгнул в беседку. Темнота и заросший, пожелтевший плющ, скрыли его от посторонних взглядов. Теперь Сеньковский не сомневался, что придет мужчина. И в ту же минуту в его сознании возникала фигура приходившего раньше. Не он ли? Ждать пришлось долго. Владимир Прохорович несколько раз срывался с места и, крадучись, пробирался за человеком, показавшимся знакомым. Человек входил в парадное, и Сеньковский из темноты, через дверную щелку, наблюдал, куда тот пойдет. И каждый раз ошибался. Наконец, подворотню лизнул свет фар, хлопнула дверца автомобиля, и через мгновение во дворе показалась фигура приехавшего. Владимир Прохорович насторожился. Человек прошел мимо беседки и направился к парадному. Сеньковский подождал, пока за ним закроется дверь, сорвался с места, перебежал двор и прильнул к щелке – человек стоял у его квартиры и нажимал кнопку звонка. Дверь отворилась, и неизвестный вошел. Тот! Тот самый! Что делать дальше, Сеньковский не знал. Он вернулся в беседку, поглядывая на свое окно, но, плотно зашторенное, оно не пропускало света. «Что случилось, что так взволновало Бреккера? Телефонный разговор?» – спрашивал он себя, и понемногу еще не ясное волнение охватывало его. Закурил, не подумав, что отблеск может выдать. Прошел по беседке – в ней не хватало воздуха – и вышел во двор. Куда идти? Он направился к воротам, дошел до угла. Рядом, за ярко освещенными окнами булочной, сновали покупатели. Владимир Прохорович потоптался у витрины, поднял воротник макинтоша и под противным моросящим дождем, по мягкому ковру опавших листьев пошел в сторону площади. Куда – он не знал сам. Двигаться сейчас для него было необходимо, движение не давало времени для размышлений, и, главное, казалось, что он уходит от какой-то опасности. Он не понимал какой, но в том, что случилось что-то серьезное, был уверен.