О вере, неверии и сомнении - Митрополит Вениамин (Федченков)

Иное дело – “противоположность”. Противоположными вещами называются те, которые различаются одна от другой. Например, цвета: зеленый, красный и проч. считаются не противоречащими, а “противоположными”, или просто отличными, разными. И один цвет не исключает другой: вещь может быть выкрашена и в один цвет, и в другой, и в третий.

Такое различение терминов в логике известно всякому школяру. С таким пониманием подойдем теперь к чудесам и тайнам.

Я расскажу весьма интересный случай из жизни. Ко мне, к архиерею, пришел молодой, лет 25 – 26, еврей, студент высшего учебного заведения, с просьбой разрешить ему креститься и сделаться христианином. Я, по долгу своему, стал спрашивать его о мотивах такого, необычайного для евреев, намерения. Все оказалось чисто. Тогда я спросил его о предметах веры. Знает все нужное. После всего я уже начал беседу об отношении веры и знания. Студент оказался весьма вдумчивым, серьезным. И между другими вопросами я задал ему такой:

– А не смущает ли вас, что мы, верующие христиане, допускаем множество тайн, чудес? Не кажется ли вам, что это противоречит нашему уму? Не отрицает ли это “законов мышления”, к коим мы привыкли в этом мире? А если противоречит и отрицает, то не ставится ли тем самым под сомнение весь тот мир? Недолго думая, он ответил мне так:

– Нет, это меня не пугает.

– Почему? – спрашиваю.

– Так должно быть. Там, где начинается сверхъестественный мир, на этой грани кончаются законы данного, естественного мира.

Я поразился тогда его умному ответу.

И несомненно, что он не придумал его заранее, а как глубокий человек, легко понял разницу между двумя мирами. Правда, он не устранил разницы между “противоречием” и “противоположением”; но сущность суждения была совершенно правильная. Раскрою подробнее его и мои мысли об этом.

Что такое “законы”? Часто мы их воображаем какими-то нормами, будто стоящими вне бытия; а мир должен им подчиняться, как посторонним меркам. В самом же деле законы – это не что иное, как формулы бытия. Или – то же самое бытие, свойства которого путем отвлечения их от конкретных отдельных случаев возводятся в общие положения, которые и называются потом “законами”. Например. Мы на опыте (а не прежде его) видим, что все известные нам материальные вещи подлежат измерению – в длину, ширину и высоту. Исключений не знаем. И тогда мы делаем общий вывод: все материальное – трехмерно. Получился “закон”.

Вещи, брошенные вверх, всегда падают на землю, следовательно, есть закон “притяжения”. Значит, под законами нужно, собственно, разуметь просто свойства природы или отдельных творений. Еще прямее: законы – это тоже само бытие. И следовательно, не бытие, не природа зависит от “законов”, а “законы” зависят от бытия или являются отвлеченными формулами его свойства.

Такое рассуждение, само по себе ясное, нужно мне для того, чтобы люди не очень пугались страшного слова “законы”, а главное, для того, чтобы дальше сравнивать не законы ума с законами другими, а просто: одно бытие – с другим бытием. И тогда легче понять, что одно бытие не “противоречит” другому, а только “противополагается” ему, “различается” от него по своим свойствам (“законам”). А никакое одно бытие не может никак исключить другого: цвет красный не исключает желтого, одна планета другую, обоняние не отрицает вкуса, слух – зрения. Все это – лишь различные области. Не больше!

Для ясности припомню одну небольшую брошюру, давно попавшуюся мне: (если не изменяет память) ее написал знаменитый художник Виктор Михайлович Васнецов. Автор там рассказывает про обитателей болота. А за болотом – зеленый луг, дальше – лес. По лугу ходит корова и рвет спокойно траву. Лягушка – на рисунке обложки – из болота смотрит на корову и, с несомненностью, думает: у ней – как и у людей, и у птиц – кровь такая же холодная, как и (у самой лягушки); да она и не знает иной крови.

Рыбы, видя, как люди и животные обходятся без воды и не задыхаются от воздуха – что бывает с ними, – в изумлении могут думать: как это возможно? Но не смея отрицать фактов, рыбки благоразумно лишь дивятся “чуду”: у них – не так!

Вот эти болотные рассуждения совершенно можно применить и к людям, дерзающим на основании одних “законов” отрицать другие – на основании одного бытия отрицать возможность иного. Мир водных обитателей – один, теплокровных – другой; да и в воде-то еще живут и теплокровные (бегемоты, киты, носороги). Это – разные миры, разны и их свойства, или законы. Перенесем эти суждения на мир веры, на сверхъестественный порядок бытия. Торопливые отрицатели не признают его вообще или тех и иных чудес его потому, что эти явления отличаются от явлений земного порядка, или, как обычно говорят, “противоречат естественным законам”. А потому, – думают они, – тот мир нельзя и допустить; иначе, просто его нет.

Таким образом неверующие мерят другой мир мерками этого мира, к “тому” бытию прилагают законы “этого” бытия; короче, этим бытием мерят другое, а так как они оказываются несходными, то другое бытие просто отрицается, как невозможное.

Рассуждение, как очевидно, совершенно болотное, но и там дело обстоит лучше. Рыбы изумляются, но людей не отрицают, хотя те живут на суше.

Ведь по такой логике – из-за непостижимости и из-за неподобия одного бытия сравнительно с другим – людям следовало бы не признавать ни рыб – ибо те живут в воде, чего не может человек; ни птиц – ибо они летают в воздухе. Однако люди таких выводов не делают. Почему? Потому, что “видят” факты? Да! Это – правильно! И по отношению к миру сверхъестественному всякий может требовать доказательств его реальности, фактичности: этот путь – законный и верный. И далее об этом будет самая серьезная речь, в ней выясним центр и путь познания. Мы же тоже хотим признавать реальное бытие, а не измышления наши. Но в том беда интеллигентных безбожников, что они раньше этого условия (реализма того мира) уже отрицают его из-за простого неподобия (или – как неверно говорят – “противоречия”). Потому и требуется нам опрокинуть это со всей решительностью борьбы против неумных и противоположных выводов.

Можно ли мерить законами этого мира тот мир? И следовательно, можно ли отрицать чудеса? Абсолютно невозможно!

Послушаем хоть самые слова. Мы говорим: “тот” (а не “этот”) мир, “иной” (т. е. отличный, другой) мир, “сверхъестественный” (а не естественный) мир, или – “небесный” (а не земной) мир. Следовательно, с самого начала мы, верующие, утверждаем различие этих двух миров по их природе, свойствам, силам, проявлениям, или – как говорится – по законам.

Это – очевидно! Но в таком случае какое же право имеют неверующие, когда к иному миру прилагают мерки этого? Они говорят: ваш тот мир не похож на этот! Конечно, – отвечаем мы, – не похож! Мы раньше вас сами утверждали это. Но это еще не самая большая вина и ошибка ваша – а другое: из этого неподобия вы делаете неразумный вывод о небытии того мира – якобы невозможно, раз он не похож на этот, известный вам мир. Вот где ваше преступление!

И если мы говорим “иной” мир, то ясно, что у него и законы (или свойства) – иные, не противоречащие, а особые, отличные от законов этого мира. Неподобие не есть небытие. И совершенно прав тот молодой еврей, который так четко сказал: там, где начинается сверхъестественный мир, на этой грани кончаются законы естественного мира.

Для окончательного пояснения возьму очевидный пример: я живу, допустим, на первом этаже; со мной рядом храм, запах ладана проникает оттуда и ко мне. Надо мной – второй этаж, другие люди, о коих я ничего не знаю и комнаты которых я даже никогда не видел. Могу ли я сказать, что и у них пахнет ладаном или не пахнет ладаном? И вообще, что они живут так же как и я? Это было бы неразумно. И лучше всего предположить что там, где кончается моя комната, где устроен потолок, а для других людей – он пол, на этой грани кончается запах ладана. Правда, мой запах может проникнуть и к ним, но не обязательно. Если есть какое-либо соприкосновение моего пространства с их жилищем (через коридор и лестницу или даже через открытые окна), то ладан залетел и к ним, и тогда уже изменится и их воздух.

Это сравнение дает мне возможность ответить и на последующее возражение о чудесах: может ли иной мир вмешиваться своими законами (действием) в это бытие?

Отрицатели не признают этого. Но на каком основании? Абсолютно без всякого основания. Больше этого: вопреки разумности и опыту. В самом деле, если я ничего не знаю о том мире (а не знать, как мы видели, не значит отрицать, наоборот, можно допускать), то вообще я не знаю и о его силах и возможностях. В частности, совсем не знаю, может ли он вмешиваться в этот мир и применять законы его. Чего не знаю вообще, того не знаю и в частностях. Скорее нужно сказать иное: “все возможно”, “ничего не смею отрицать”. Это обязан говорить и неверующий.

И особенно это верующие должны сказать про сверхъестественный мир потому, что мы тот мир признаем несравненно более высшим, могущественным. А высшее может вмешиваться в низшее и изменять его явления… Запах ладана может проникнуть и на другой этаж и смешать там весь воздух.