Супердвое: убойный фактор - Михаил Ишков

— Хороший ответ, — согласился Петробыч, и на какое-то мгновение я увидел перед собой не вождя, не председателя ГКО или главу Ставки, но человека, взвалившего на плечи груз страшной ответственности. Разделить ношу он мог только с теми, кто был готов принять правила игры и не задумываясь подставить плечо.

— В таком случае, товарищ Трющев, вам придется отправиться на встречу с Первым.

Это сказал уже не человек, но вождь, мгновенно сменивший личину простого человеческого любопытства на руководящий и указующий перст.

— Вы должны понимать, что живым в руки врагов вы попасть не имеете права. Партия запрещает. Я запрещаю. Но запреты запретами, однако не забывайте о главном — надо вразумить Первого, что его главная задача не рыскать по рабочим столам штаба какой-то вшивой немецкой дивизии — что он там может отыскать? — не собирать информацию по офицерским клубам, но любой ценой внедриться в верхи германского руководства. Он нужен партии на этом посту. Вы так и передайте — это партийное задание. Это требует товарищ Сталин.

После паузы Петробыч добавил.

— Если же он окажется предателем, вы должны уничтожить предателя. Ничего из того, что вам известно, не должно достаться врагу.

— Так точно, товарищ Сталин.

— Нет, Трющев, не «так точно», а «я все сделаю, товарищ Сталин».

— Я все сделаю, товарищ Сталин.

Вероятно, я действительно родился в рубашке — моя заброска в оккупированную Калугу прошла без помарок и точно в срок.

Сутки назад я сидел в Москве в рабочем кабинете, из которого открывался вид на верхи башен Кремля, вокруг меня были товарищи и коллеги. Глубокой ночью я отправился на Центральный аэродром, где меня поджидал Поджигайло. На рассвете следующего дня он удачно приземлил свой Ли-2 в немецком тылу, на озере Тишь.

Мороз был за тридцать, тишина вокруг стояла сказочная, будто в царстве Берендея. Звонко похрустывал лес на озерном берегу. В светлое время суток лесными дорогами мы на розвальнях добрались до Калуги. В сумерках Заслонов, обходя патрули, сумел довести меня и двух десантников до Тульской улицы, укрыть нас в своей хибаре. Затем отправился на встречу с Первым.

Я незаметно последовал за ним. Два часа, в самую стужу, практически до самого комендантского часа, мне пришлось прятаться в развалинах, пока Алекс фон Шеель не соизволил появиться на улице. Заметив Заслонова, Первый простился с сопровождавшим его офицером и направился вслед за парнишкой. Чтобы исключить недопонимание, я вышел ему навстречу и двинулся по противоположной стороне улицы. Увидев меня, Анатолий остолбенел, но сумел проявить выдержку и продолжил движение. Впечатление он производил смехотворное — на голове пилотка офицера вермахта, поля опущены на уши, на плечах красноармейский командирский полушубок. «Допек немцев русский мороз», — невольно отметил я про себя. Пропустив эту парочку, я некоторое время изучал обстановку и только убедившись, что нет хвоста, двинулся следом.

Мы расположились в тускло освещенной спаленке, рядом еще одна комната, в которой посменно грелись сопровождавшие меня в город десантники и Петруха.

В городе изредка стреляли, еще реже до нас отголоском доносилась артиллерийская пальба.

Сидевший спиной к двери Закруткин доложил — наши врезали Гудериану по самое-самое. По свидетельству офицеров дивизионного штаба, к середине декабря его 2-я танковая армия и 43-й армейский корпус оказались отброшенными в разные стороны в результате чего между ними образовался разрыв в сорок километров. В самой Калуге оккупантов мало — неполная рота полицейского батальона, несущая караульную службу, и штабные подразделения 167-ой дивизии. Вся остальная тыловая «сволочь» сведена в оперативную группу и отправлена под Тарусу, где с их помощью командующий 43-им корпусом Хейнрици пытается заткнуть образовавшуюся брешь.

Затем Толик вкратце поведал, что ему пришлось пережить в плену, рассказал о встрече с Майендорфом, о ситуации вообще и в Калуге в частности.

Мы пили чай, настоящий, байховый, который я захватил с собой из Москвы. Анатолий, скинувший пилотку и полушубок, теперь сидел передо мной в офицерской форме без знаков различия и нашивок, кроме имперского орла на правой стороне кителя. Орел держал в когтях свастику, этот знак обозначал принадлежность к высшей расе. Другими словами, власти официально признали его немцем.

Он признался, это большая удача, что мы вновь вместе.

— Точнее, на связи, — поправил я его.

— Пусть даже так, но почему именно вы? Я рассчитывал, что руководство пришлет кого-нибудь из курсантов или товарищей по институту.

— Так сразу это сделать трудно, а времени у нас в обрез, ведь ты написал, что имеешь важные сведения, касающиеся планов немцев на юго-западном направлении. Мы крайне нуждаемся в такого рода данных. Что касается курсантов, в живых осталось несколько десятков человек, большинство раненые. Товарищей из института разбросала война. Пришлось мне…

— Это страшный риск. Причем неоправданный… Вы же работник центрального аппарата.

— Меня попросил от этом товарищ Сталин.

Анатолий поперхнулся.

— Сочиняете?

Я пожал плечами.

— С какой стати?

— Расскажете?..

Я рассказал, затем сменил тему.

— Теперь давай обобщим факты. Они таковы — в первом бою ты струсил, Толик. Тебе стало стыдно. Ты попытался найти оправдание своей слабости, тоже факт. И наконец — в плену ты воочию убедился, с каким зверьем воюем. Теперь о том, какие выводы из этого следует. Какую игру ты затеял? Ты спелся с врагом?

— У меня и в мыслях не было!! — воскликнул Закруткин.

— Верю, поэтому я здесь. Теперь насчет того, на что ты рассчитывал. Ты не рассчитывал так быстро увидеть связного. Ты рассчитывал, что мы не сумеем сработать оперативно. Ты не рассчитывал увидеть меня в оккупированной Калуге. Я так полагаю, ты опять решил выкинуть какой-то фортель. Решил жить своим умом — вы там, на Лубянке, думайте, что хотите, а я поступлю по-своему. Интересно, что ты затеял на этот раз? Помочь Петрухе отомстить за родственника или добыть план обороны города? А может, похитить командира дивизии? Генерал, конечно, будет посолиднее. Ты на что рассчитываешь — вот я появлюсь у наших с плененным генералом и тебе сразу спишут все грехи! А то, глядишь, наградят и отправят на фронт — и ты расплатишься за все сразу! За свою минутную слабость, за танкиста Кандаурова, за братишку Заслонова, за мечтателя Циолковского и его обгаженные космические аппараты, за товарищей по училищу, которых фашисты добивали штыками. Ты рассчитывал, что, оказавшись среди своих и даже не получив прощения, ты в любом случае избавишься от Шееля. Дальше фронта не сошлют. Ты станешь свободным и независимым, ринешься в бой без оглядки на этого недобитого барончика, который рано или поздно подставит тебе подножку. Так?

Закруткин — в сущности, совсем еще мальчишка, чуть постарше Заслонова, пусть даже повидавший, как враги, изображая расстрел, ради смеха простреливали уши пленным, — кивнул.

— Фрондер ты, Закруткин. Родина требует от тебя исполнения приказа, а ты все норовишь поступить по-своему. Толик, запомни, для тебя родина — это мы. Это Лубянка! И не надо играть с нами в прятки.

— Шеель все равно предаст.

— Каким образом?

— Не знаю, но это неизбежно. Он немец. Он не дурак.

— И ты испугался?

Он не ответил.

Я не торопил его. В таких делах спешить нельзя. Что у него, столичного мальчишки, было за плечами? Комсомольская юность, московская, а значит, сытая жизнь, желание сыграть в Мальчиша-Кибальчиша? Папаша в больших чинах, причастен к секретам. Наверное, рассказывал сынку об Испании? Пробуждал у него, так сказать, революционно-романтические настроения, а может, прививал убежденность в том, врага можно разгромить «малой кровью, могучим ударом»?

Оказалось, что для результата, который мы надеялись добыть, этого маловато. Химеры рухнули в одночасье. Наследники Гете и Гельдерлина, творчество которых Анатолий выбирал для курсовых, в насмешку над всякими понятиями о просвещении и гуманизме ради забавы швыряли пленным буханку хлеба и с восторгом наблюдали, как унтерменши не на жизнь, а на смерть сражались за нее. Этот шок просчитывался как дважды два.

Меня тревожило, какой вывод он сделал из этой истории?

— Если бы вы попали в плен…

— Таким, как я, в плен попадать нельзя.

Анатолий усмехнулся, потом с подковыркой поинтересовался.

— Поэтому руку из кармана не вытаскиваете?

— И поэтому тоже.

— Что у вас там, пистолет или граната?

— Лимонка.

— С чеки сняли?

— Снял.

Он принялся перемешивать чай. Наглядевшись на черную остывшую жидкость, предложил.

— Может, поставим чеку на место?