Дневник офицера КГБ - Александр Никифоров

После традиционных приветствий команд — все, как в большом футболе, — началась игра. Первая же наша атака чуть не завершается взятием ворот соперника. Алик получил отличный пас, но промахнулся по мячу. Снова атакуем. Удар! Мяч попадает в перекладину ворот.

Тридцать минут игры. От напряжения и жары ноги словно залитые в бетон…

Шеф через все поле пасует мяч Тахиру. Тот делает рывок, опережает защитника и «сухим листом»[71] бьет по воротам. Гол!!

Мы ликуем… На «трибунах» тишина…

Перерыв. Белуджи с автоматами и «бурами» в руках уже плотным кольцом встали вокруг футбольного поля. Вспомнился фильм «Третий тайм». Под ложечкой засосало. Захотелось на виллу…

Начался второй тайм. Перед выходом на поле шеф что-то прошептал на ухо Петру Сергеевичу. Тот в ответ кивнул…

После перерыва белуджи наполовину заменили свой состав и со свежими силами обрушились на нас. Перед глазами круги… Силы на исходе. До окончания игры остаются считаные минуты. Напряжение нарастает. Послышались одиночные выстрелы… Атака на наши ворота. Шеф промахивается по мячу и падает. В образовавшуюся брешь в защите врывается молодой белудж. Удар! Петр Сергеевич прыгает в правый угол ворот, мяч медленно пересекает линию ворот с левой стороны. Гол… Игра окончена. Ничья: 1:1.

— Сергеевич! Тебе только бабочек сачком ловить. Такую «пенку» пропустил, — ругаюсь я на него. — Столько сил зря потрачено.

— Остынь, Санек, — шеф легонько толкает меня в плечо. — Посмотри вокруг.

А вокруг белуджи с радостными криками беспорядочно палят в воздух. «А ведь могли бы и в нас, выиграй мы матч. Мудрый у нас шеф. Иногда даже поражение лучше победы», — подумал я.

Торжественный ужин с поеданием шашлыков, приготовленных из двух баранов, прошел в теплой товарищеской обстановке.

Глава 5. Табиб[72]

В семь часов утра, откушав по тарелке еды, выехали в Кандагар. В горотделе задерживаться не стал. Просмотрел агентурные сообщения, дал Гаузу кое — какие указания — и в первый отдел…

Во дворе отдела незнакомый афганенок весело играл со щенком не намного больше его самого. Увидев меня, остановился в испуге.

— Бийя инджа, бача (подойди сюда, мальчик), — как можно спокойнее позвал я его.

Мальчонка подался вперед, но остановился. «Мама не разрешает разговаривать с незнакомыми дядями».

— Бийя, бийя на тарси (иди, иди не бойся)! — достаю из кармана пряник.

Подходит ближе. Какой же ребенок откажется от сладостей! Осторожно берет угощение. Поднимаю его на руки. Подаю конфеты. Берет уже смелее. Одну сует себе в рот остальные крепко зажимает в маленьких кулачках.

Не бойся, малыш! Не отберу. Прижимаю к себе маленький теплый комочек. В груди защемило. «Наверное, ровесник моему Сергуне. Годика четыре, не больше», — подумал я.

— Как зовут тебя?

— Джамик, — наслаждаясь конфетой, отвечает малыш, быстро освоившись у меня на руках.

— Отец-то кто?..

Тут чувствую на себе чей-то взгляд. Оборачиваюсь. В глубине двора за деревом стоит старик и пристально смотрит на меня. Взгляд скорее не злой — настороженный!

На всякий случай ставлю Джамика на землю. Прикладываю правую руку к груди и кивком приветствую старика. Тот отвечает мне поклоном.

Потрепав пацаненка по волосам, вхожу в здание отдела. Сотрудники отдела восторженными взглядами встретили мое появление. Оказывается, они из окон наблюдали за моим общением с Джамиком.

Поздоровавшись со всеми, я вошел в кабинет Мамнуна.

— Привет! Во дворе старика видел. Кто такой? — спрашиваю его.

— Наш новый нафар, а бача — его сын.

— Сын? То-то старик на меня как-то странно смотрел, когда я пацана на руки взял.

— Странно смотрел?! Дед, наверное, речи лишился. Шутка ли, представитель такой великой страны обратил внимание на его сына… Теперь он за тебя жизнь свою отдаст.

— Так уж и жизнь? — засомневался я.

— Не сомневайся. Вам этого не понять.

Я пожал плечами. Что тут сказать? Марксизм — ленинизм, интернационализм, оперативная психология — все это хорошо. А вот достаточно мальчишку взять на руки, и его отец уже предан тебе навеки! Национальные особенности. А их по книжкам не изучить, их самим прочувствовать нужно…

В дверь постучали. Вошел тот самый старик. Спросив у Мамнуна разрешение, он подошел ко мне и, что-то бормоча, с поклоном протянул пирожные. Не поняв из его речи ни слова, я поинтересовался у Мамнуна, чего хочет Бади (так звали старика).

— Он благодарит тебя за нежное отношение к его сыну. Просит принять эти сладости.

— Да ты что, Мамнун? Эти пирожные половину его месячной зарплаты стоят. Ташаккоре (спасибо), бобо[73], — поблагодарил я старика, дав понять, что угощенье не приму.

— Не отказывайся, бери, а то станешь его кровным врагом, — замечает Мамнун.

— Только что говорил — жизнь отдаст, теперь — кровный враг.

Тот, улыбаясь:

— Национальные особенности.

Чтобы принять пирожные, я протянул руки, но старик попытался их поцеловать.

Я резко встал. Это уже слишком.

— Мамнун, объясни ему, чтобы так не делал.

— Не могу. Здесь я бессилен.

При последующих встречах со стариком, прежде чем он успевал своими губами приложиться к моим рукам, я его обнимал и приветствовал как равного, традиционным «джурасти! хубасти!»

— Что-то он неважно выглядит, — говорю Мамнуну.

— Второй день желудком мается.

После некоторых уточняющих вопросов я поставил диагноз заболевания — гастрит. О гастрите я знал практически все. Много хлопот он мне доставлял.

Взяв из кейса таблетки викалина[74], которые всегда были при мне, я подал их старику.

— Переведи, чтобы по одной таблетке три раза в день принимал, — попросил я Мамнуна. — И вот еще, — подаю таблетки аскорбиновой кислоты. — Их можно и мальцу дать, но не больше трех штук в день (я же не аптечный склад).

Поблагодарив меня, старик вышел из кабинета.

Покончив с «медицинскими» делами, перешли к рабочим вопросам…

На следующий день старик встретил меня радостной улыбкой:

— Салам алейкум, агойе табиб![75]

Он что-то быстро — быстро мне говорил, весело хлопая себя по животу. И без медицинского образования было понятно — викалин ему помог. Вот что значит организм не избалован лекарствами. Не то, что у нас. Годами горстями лекарства жуем и докторам жалуемся: «не помогает». В пустыню всех! На хлеб и воду! Враз все пройдет.

Подошли двое афганцев. Одному на вид лет двадцать пять, другому чуть меньше. Поздоровались. Выяснилось, что это старшие сыновья Бади. Понятно, нужна медицинская помощь. Я же теперь табиб!

Старшему, Надиру, определил радикулит. Посоветовал лететь в Кабул. Дал три таблетки аскорбинки.

— У тебя что? — спрашиваю младшего Алима. И тут я увидел, что его руки покрыты сыпью.

— Это еще не все. — Алим оголил ноги. Они, как и руки, — сплошь в мелких прыщах. — И вот еще, — он поднял рубашку…

— У тебя на теле есть место, где нет сыпи? — спросил я.

Алим отрицательно покачал головой.

«Сколько же мне понадобится хозяйственного мыла и хлорки, чтобы отмыться? Если это поможет», — подумал я.

Что делать? Назвался табибом — лечи! Только вот как? Без госпиталя здесь не обойтись. Представляю «радостные лица» врачей.

— Поедешь с нами, — говорю Алиму, — обратно сам будешь добираться. Согласен?

Тот утвердительно качает головой. А куда ему с «подводной лодки» деться?

В мошаверке ребятам рассказал про Алима.

— А как ты с ним здоровался, Саша? — спросил меня Махир.

— Покажи правую руку, — прошу его.

Махир, ничего не подозревая, протягивает мне свою руку.

— А вот так! — с этими словами сжимаю ее. — Теперь вся зараза к тебе перешла.

Вырвавшись из моего крепкого рукопожатия, с криком «дурак!» Махир убежал в туалет мыть руки.

Ребята от смеха лежали вповалку.

— Смейтесь, смейтесь! Ручки, вот они! Теперь вы все в моей власти, — шучу я.

Некоторые ребята на всякий случай сели подальше от меня. Шутки шутками, но всякое может быть.

С Махиром я, конечно, поступил не по — джентльменски, но он сам напросился. Предложенный мною мир он принял, но руки не подал и до самого отъезда в Союз ходил с «камнем за пазухой» и куском мыла в кармане. Я ему хотел предложить веревкой запастись, но это было бы уже слишком…

Врачи, толком не поняв, что с Алимом, вкололи ему антибиотики и на дорожку дали универсальное средство от всех болезней — аскорбиновую кислоту. Мне тоже сделали укол. Болючий, зараза! Думаю, для профилактики, чтобы подобных больных им больше не поставлял.

Через два дня у Алима от прыщей не осталось и следа. Удивительно, как быстро у афганцев все заживает!

Слава о моих медицинских способностях разнеслась по всему Кандагару. Работу в отделе я начинал с обхода поступивших больных, которые, укрывшись покрывалами, сидели вдоль забора, ожидая моего приезда.