Пылающие небеса (ЛП) - Шерри Томас

– Ощущения гораздо менее неприятные, чем те, что ожидают нарушителя клятвы, – возможно, без надобности разъяснил Тит.

– Ты обо всем подумал, так?..

Голос ее сорвался.

Шторы были задернуты. Со своего места она не могла выглянуть из окна. Но все равно неверяще туда уставилась. И из-за отрицания в ее глазах в груди Тита вновь расцвела пустота – пуще прежней. Фэрфакс все еще не хотела верить, как низко он пал.

Но это неизбежно. Она слишком сообразительна, а у него не было времени осторожничать.

И без того белое лицо ее стало совсем бледным, челюсть напряглась; Фэрфакс царапнула ногтем по центру ладони – там, где был сделан надрез.

– Ты же видел их в небе, да? Бронированные фаэтоны? Поэтому и заговорил со мной о звездах, чтобы я наверняка посмотрела вверх и их заметила.

Голос звучал неестественно спокойно. Тит вспомнил, как она благодарила его за честность. Она, вероятно, думала о том же, понимая, что, когда произносила эти слова, Тит уже собирался злоупотребить ее доверием.

Он промолчал.

– У тебя не хватило порядочности рассказать, что они там и что мне следует подождать минут двадцать, прежде чем выходить?

– Для принца порядочность – не добродетель.

Фэрфакс горько усмехнулась:

– Тот дом в Лондоне действительно окружен агентами Атлантиды?

Тит мог и преувеличить вероятность того, что леди Уинтервейл расскажет о ее прибытии другим изгнанникам. Эта безумная была склонна скорее к скрытности, чем к откровенным признаниям.

– Ты как-то связан с бронированными фаэтонами в Слау, теми, что вынудили меня со всех ног броситься обратно?

Тит пожал плечами.

Фэрфакс снова усмехнулась:

– Так скажи-ка мне, какая разница между тобой и Атлантидой?

– Я все равно дал тебе выбор. Ты вернулась сюда по своей воле.

– Нет, я вернулась, потому что ты припер меня к стенке. Ты как хотел играл с моей жизнью. Ты…

С искаженным лицом она резко прислонилась спиной к стене.

– Уже подумываешь о нарушении клятвы? – Тит мог только воображать, какая боль ее терзает.

Фэрфакс выглядела еле живой. Ее голос охрип.

– Этот договор не может иметь силу. Сейчас же освободи меня от него!

– Нет.

Никогда.

Она ненадолго закрыла глаза. А когда снова их открыла, они были полны холодной ярости.

– Да что ты за человек? Кто может жить без чести и честности?

Тит вонзил ногти в ладони.

– Очевидно, человек, выбранный сделать то, для чего остальные слишком порядочны.

Он хотел, чтобы его слова прозвучали легкомысленно, но получилось жестко и сердито.

Фэрфакс сжала руку в кулак.

– Ты нравился мне больше, намного больше, когда я тебя не знала.

Неважно. Тит получил от нее, что хотел. С этих пор ее мнение о нем к делу не относится.

Титу пришлось глубоко вдохнуть, прежде чем он смог ответить:

– Фэрфакс, в этом деле твоя привязанность и не требуется – только сотрудничество.

Она округлила глаза. И внезапно оказалась прямо перед ним и сильно ударила его кулаком в низ живота.

Тит крякнул. А девчонка знает, как причинять боль!

– Ублюдок, – прорычала она.

В голову пришла совсем неуместная мысль: нужно было поцеловать ее, пока была возможность.

Приложив усилия, Тит выпрямился:

– Ужин через полчаса, Фэрфакс. И в следующий раз скажи мне что-нибудь, чего я действительно не знаю.

Следующий текст взят из подпольной листовки времен Январского восстания.

“Мы получили плохие новости от наших друзей на субконтиненте. Наступление в горах Гиндокуш провалилось. Выжившие сообщают о ранее невиданных воздушных экипажах Атлантиды – бронированных закрытых фаэтонах, которые отражают любое из известных атакующих заклинаний.

В сотни раз ухудшает дело то, что фаэтоны разбрызгивают смертельное зелье. Оно прозрачно и не имеет запаха. Многие сопротивляющиеся бойцы на земле сначала думали, что это естественные осадки, а их товарищи умирают в сражениях. Но позже, когда отметили, что массовые смерти гражданских лиц совпадают с курсом полетов бронированных фаэтонов, у наших друзей не было выбора, кроме как заключить: Атлантида открыла новое устрашающее оружие – дождь смерти”.

Из «Хронологии Последнего Великого Восстания»

Нужно в который раз подчеркнуть, что магия крови – не синоним жертвенной магии. Последняя, хоть об этом можно и не говорить, всегда была запрещена в магических мирах. Чародеи, которые нарушают запрет, как правило, делают это среди обычных людей, манипулируя местными религиозными ритуалами так, чтобы те соответствовали их задаче.

Для магии крови не требуется забирать жизнь или рвать чье-то тело на части. Более того, входящие в ее спектр заклятья, вопреки распространенному мнению, не осушают тело. Для заклятья нужна крошечная капля крови, и эта кровь должна быть взята у участников ритуала добровольно. Насильственно пролитая кровь не сможет ни держать тайну, ни связывать людей, дающих клятву.

Из учебника «Искусство и наука волшебства для начинающих»

Глава 9

Каждая мысль причиняла мучительную боль.

Иоланта не знала, когда именно свалилась на пол, но страдать лежа было ничуть не хуже, чем в какой-либо другой позе.

Такой боли – грязной, животной, отвратительной – она еще никогда не испытывала; по нервным окончаниям словно кто-то проводил ржавыми лезвиями. Иоланта почти мечтала о чистой тьме удушья.

Не сразу, далеко не сразу она сообразила, о чем можно думать без возобновления пытки. К примеру, совсем не больно было представлять, как будущая жена принца, которая, вероятно, у него все-таки появится, изменяет ему с каждым слугой в замке. Или как дети его ненавидят. А больше всего Иоле понравилось рисовать в воображении, как его похороны оборачиваются фарсом и дебошем, потому что каждый житель Деламера считает за честь плюнуть на гроб правителя.

Иоланта и без уроков истории знала, что род Элберонов находится в упадке. Принц, несомненно, желал вернуть ему былую славу и показать себя во всей красе. Стать следующим Великим принцем. А Иоланта в его плане – крошечная пешка, равно как и для Лиходея она лишь вещь, из которой нужно выжать все возможное и выбросить за ненадобностью.

Иола чувствовала себя потрепанной и истощенной, как после ужасной болезни. Она почти не верила, что еще утром ее самой большой заботой была свадьба Рози Оукблаф. Казалось, все происходило сто лет назад – в другой жизни.