Новый расклад в Покерхаусе - Том Шарп

— Кружку горького, — заказал он. Каррингтон идеально чувствовал обстановку. Джин с тоником в пивной на Кинг-стрит?! Немыслимо! Взяв пиво, он уселся за столик у окна.

— Здесь многое изменилось. — Каррингтон сделал большой глоток. Он не привык пить большими глотками. Он вообще не выносил пива, но помнил, что на Кинг-стрит полагается пить пиво большими глотками.

— Да уж, все посносили, — лаконично ответил бармен.

— Плохо для вашего дела, — высказал соображение Каррингтон.

— И да, и нет, — был ответ.

Каррингтон оставил в покое необщительного бармена и принялся рассматривать орнамент на стене: она и то разговорчивее. Вскоре в пивную вошел человек в котелке и заказал портер. Его спина показалась Каррингтону знакомой. Темное пальто, шляпа, высокие, начищенные до блеска ботинки, массивная шея. Да это же привратник Покерхауса! Окончательно Каррингтон узнал его по зажатой в зубах трубке. Привратник заплатил, уселся в углу и закурил. Каррингтон втянул в себя дым — и прожитых лет как не бывало, он превратился в студентика, забежавшего за письмом в привратницкую Покерхауса. Кухмистер. Как мог он забыть эти деревянные движения, военную выправку! Бессменный, как геральдический зверь на воротах колледжа. Каррингтон часто наблюдал за ним из окна. Каждое утро Кухмистер, в неизменном котелке, маршировал по двору, освещенный лучами раннего солнца, похожий на стражника в шлеме, и черная тень бежала за ним по газону. "Старая волынка у ворот зари"[29], — пошутил как-то раз Корнелиус. А теперь привратник сидел сгорбившись над кружкой, посасывал трубку и хмурился, думая о своем. Каррингтон разглядывал его тяжелые черты. Какое сильное, мрачное лицо! "Декан напоминает пузатую пивную кружку, а Кухмистер — прямо персонаж Чосера", — думал Каррингтон. Правда, из "Кентерберийских рассказов" он помнил только пролог, да и то смутно. Да, выразительное лицо. Каррингтон допил пиво, заказал еще и подсел к привратнику:

— Кухмистер, я не ошибаюсь?

— Ну? — коротко бросил тот, недовольный непрошеным вторжением.

— Вы, верно, не помните меня. Я учился в Покерхаусе в тридцатых годах. Моя фамилия Каррингтон.

— Помню. Вы жили в комнатах над столовой.

— Позвольте, я вас угощу. Ирландский портер, да? — И не успел Кухмистер возразить, Каррингтон вернулся к стойке.

Привратник неодобрительно смотрел на него. Он хорошо помнил Каррингтона. Его еще звали "Берти". Берти-кокетка. Не джентльмен. Подвизается теперь на сцене, вроде клоуна. Каррингтон принес кружки и сел.

— Вы, наверное, ушли на покой, — заговорил он.

— Какой там покой! — проворчал Кухмистер.

— Не хотите ли вы сказать, что по-прежнему служите? Бог мой! Сколько лет прошло! — Корнелиус говорил с наигранным пылом интервьюера: что-то в Кухмистере пробудило в нем охотничий инстинкт. Каррингтон сделал стойку.

— Сорок пять лет, — сказал Кухмистер и залпом осушил кружку.

— Сорок пять лет, — эхом повторил Каррингтон. — Поразительно.

Кухмистер поднял кустистые брови. Он не находил в этом ничего поразительного.

— А теперь вы на пенсии? — гнул свое Каррингтон.

Кухмистер посасывал трубку и не отвечал. Журналист глотнул еще пива и сменил тему.

— Посносили старые пивные. Кинг-стрит уже не та. Студенты небось пивные марафоны больше не устраивают?

Кухмистер покачал головой.

— Их было четырнадцать. И в каждой надо было принять по кружке. За полчаса. Не так-то просто. — Он снова замолчал.

Каррингтон понял его настроение. Уходят старые времена, а вместе с ними и время старшего привратника. Поэтому-то старик так мрачен. Но только ли поэтому? Каррингтон зашел с другой стороны.

— Но Покерхаус не меняется.

Кухмистер стал мрачнее тучи.

— Еще как меняется. Так меняется, что… — Он сложил губы, как будто хотел плюнуть на пол, но вместо этого отвернулся и понюхал свою трубку.

— Вы о новом Ректоре?

— И его шайке. Женщины в колледже. Самообслуживание в столовой. А прислуга, которая жизнь отдала Покерхаусу! Ее вышвыривают на улицу. — Кухмистер допил пиво и грохнул кружкой об стол.

Каррингтон сидел тихо-тихо, как хищник в засаде.

Кухмистер снова раскурил трубку и выпустил облако дыма.

— Сорок пять лет я был привратником, — опять заговорил он. — Это же целая жизнь, правда? — Каррингтон торжественно кивнул. — Я торчал в привратницкой, а жизнь проходила мимо. Мальчишками мы поджидали, бывало, у костела кэбы молодых джентльменов. Они ехали со станции. "Давайте поднесу вещи, сэр", — и бежишь рядом с лошадьми всю дорогу до колледжа, а потом тащишь сундуки в комнаты. За шесть пенсов. Вот так. Пробежишь милю. Поднесешь сундуки. Заработаешь шесть пенсов. — Кухмистер улыбнулся, вспомнив былое.

Каррингтону показалось, что воодушевление привратника прошло. Определенно, он живет не только воспоминаниями. Кухмистер чем-то раздосадован. Нечто подобное испытывал и Каррингтон. Ведь его обидели те же люди. Это их проклятое высокомерие! Эта подлая снисходительность, с которой они изучают тебя, словно букашку под микроскопом. Пусть ты слаб, пусть жалок, но как они смеют! На мгновение журналист почувствовал в привратнике товарища по несчастью.

— А теперь они преспокойно извещают вас об увольнении? — спросил он.

— Кто сказал? — ощетинился Кухмистер.

Каррингтон завилял:

— Штат сокращают… Вы говорили что-то такое…

— Не имеют права, — почти про себя заговорил Кухмистер. — Не случилось бы такого при лорде Вурфорде.

— В мое время колледж пользовался отличной репутацией у прислуги, — поддакнул Каррингтон.

Кухмистер внимательно взглянул на него.

— Да, сэр. В Покерхауре всегда поступали по совести.

— Это я и имел в виду. — Каррингтон напустил на себя важность. По-видимому, это необходимо, чтобы войти в доверие к Кухмистеру.

— Лорду Вурфорду такое и в голову бы не пришло. Он прислугу жаловал. Оставил мне по завещанию тысячу фунтов, — продолжал Кухмистер, — я их и предложил Казначею. Чтобы помочь колледжу в беде. А он нос воротит. Представляете? Взял да и отказался.

— Вы предложили ему тысячу фунтов, чтобы помочь колледжу? — переспросил Каррингтон.

Кухмистер кивнул:

— Ну да. А он мне: "Что вы, что вы, не возьму". Да тут же меня и уволил. Представляете?

Представлял Каррингтон или не представлял — не суть важно. Но история — первый сорт!

— А еще и Райдер-стрит продают, — добавил Кухмистер.

— Райдер-стрит?

— Где все слуги живут. Всех нас выгоняют.

— Выгоняют вас? Не может быть!

— Может. Повара, старшего садовника, Артура, всех.

Каррингтон допил пиво и принес еще пару. Вот она, та задушевинка, которую он искал. Теперь дело в шляпе.

15

Декан улыбнулся. Славно они с Каррингтоном побеседовали. В кои-то веки удается с пользой употребить свою природную язвительность. Вот прежде… Его восьмерка была когда-то лучшей командой Покерхауса. Ребята боялись проиграть: капитан издевками допечет. "Облей человека помоями, — и он раскроется, как цветок", — думал Декан. Каррингтон оказался фантастически терпеливым экземпляром. Теперь раны журналиста начнут чесаться, гноиться и доведут его до нужной кондиции. Он сделает программу о Покерхаусе. Недаром он приехал в Кембридж, хотя от приглашения Кошкарта отказался. И прекрасно, что отказался. Никто их не обвинит в науськивании. За содержание программы Декан не волновался. Каррингтон — верховный жрец в храме Прошлого, он не осмелится поднять руку на своих богов. Планы сэра Богдера — это для него как красная тряпка для быка. Вековые обычаи в опасности! Нам грозит утрата исторических корней! Декан будто слышал, как бойкий язык Каррингтона выдает одно клише за другим и миллионы зрителей, истосковавшихся по доброму старому времени, ловят каждое его слово. А что он сделает с сэром Богдером — страшно подумать. После передачи тот ни о каких переменах не заикнется. Декан налил себе шерри. За весь мир он не отвечает, пусть провалится в тартарары, но Покерхаус он в обиду не даст. В приподнятом настроении Декан отправился обедать. К тому же сегодня его любимая утка с апельсинами. Но в профессорской он, к своему удивлению, наткнулся на Ректора — тот вцепился в Старшего Тьютора. Ах да, сэр Богдер иногда обедает в столовой.

— Добрый вечер, господин Ректор.

— Добрый вечер. Декан. Мы как раз обсуждали то дело, насчет Фонда восстановления. Уже есть заявка на Райдер-стрит. Предлагают сто пятьдесят тысяч. Мне кажется, стоит принять предложение. А каково ваше мнение?

Декан одернул мантию и. насупился. Он противился продаже Райдер-стрит по тактическим соображениям. Впрочем, он и так с порога отметал все предложения сэра Богдера — из принципа. Но сейчас следует подать дело таким образом, чтобы Корнелиус Каррингтон мог во всей красе показать черствую натуру Ректора.