Гонцы смерти - Фридрих Незнанский

Толя уже садился в машину, когда подбежал рыжебородый увалень и стал с акцентом объяснять, что им нужно срочно попасть в Домодедово, они опаздывают. Подошел еще один, худой с узким ртом, протянул сто долларов.

— До Домодедова подбрось, на самолет опаздываем!

Толя замялся. С одной стороны, он должен был ехать к ребятам, отвезти билеты. С другой — еще половина двенадцатого, а они договорились в час дня. Да и стольники на дороге не валяются. Даже с той же Танечкой погужеваться нужны бабки, купить пару бутылок шампанского, коробку конфет, ликер, а сейчас у них с Надькой совместное хозяйство. Деньги он отдает ей, а заначки быстро кончаются.

— Браток, уважь, — сказал худой. — Мне этого американца в Новосибирск надо свозить, а он напился вчера, и я его еле поднял!

— Ес, ес, — бормотал рыжебородый.

— Ладно, поехали! Отвезу! — Толя взял стольник, сунул в карман.

Худой сел впереди, а рыжебородый сзади.

— Только сейчас гаишников, наверное, полно, вчера вице-премьера шлепнули, — отъезжая, сказал Толя.

— Как — шлепнули? — не понял худой. — Сказали же: при загадочных обстоятельствах.

— Ну это они говорят, а я знаю, что шлепнули. Только хитрым одним путем. Сейчас уже есть такой аппаратик.

— Какой аппаратик?

— Это не важно, но есть.

Они вырулили на Каширку, потом за город, помчались вдоль лесной полосы.

— Нам еще на дачу надо заехать, тут недалеко, давай здесь свернем, — попросил худой, указывая на ближайший поворот.

— На какую дачу? — не понял Толя.

— Вещи забрать, мы успеем, давай! Я тебе еще полтинник накину!

Толе это не понравилось.

— Ребята, мы так не договаривались! — заартачился он.

— Старик, все в ажуре! Тут моя дачка рядом, я сумку свою заберу, по пути же! Ты же видишь, я без вещей, а едем на неделю! — заулыбался худой.

Толя помедлил и свернул. Потянулась узкая асфальтированная дорога. С одной стороны поле, с другой лес.

— Черт, останови на секунду, янки развезло совсем! — попросил переводчик.

Толя взглянул в зеркальце: рыжебородый отвалился на сиденье и похрапывал с открытым ртом. Толя съехал на обочину, хотя не понял, зачем нужно останавливаться: пусть спит себе этот янки до самого аэропорта. Остановились у березовой рощицы. В глубине еще виднелись снежные островки. Переводчик, так Клюквин определил роль худого с небритостью на лице, выскочил из машины. Толя еще подумал: пописать захотел, а вслух сказать постеснялся. Хотя вся ситуация ему начала казаться странной и неестественной. Менеджер уже костерил себя за то, что пожадничал и связался с этими типами. Но рыжебородый явно был иностранец, это немного успокаивало. С другой стороны, насколько Толя знал, никаких дач впереди раньше не было. Могли, конечно, и понастроить. Лишь бы в историю не вляпаться. А то уже было: попросили одного вещи перевезти, а в чемодане оказался опиум.

Толя взглянул, сколько у него осталось бензина, и это было последнее, что он запомнил. Мощный удар по затылку моментально вырубил его. Гжижа тотчас открыл дверцу, отодвинул размякшее тело Клюквина на свое место, сам сел за руль, въехал в лес. Яма была уже готова. Нортон стянул удавкой шею Клюквина. Через десять минут они засыпали яму, аккуратно подровняли, накидали мха, забросали сухими березовыми ветками. Вблизи, а тем более издали понять, что здесь что-то закапывали, было трудно.

Машину обратно гнал Гжижа. И гнал лихо, под сто, «Жигули» даже скрипели. Уже подъезжая к Москве, они увидели гаишника, который радостно махал жезлом, приказывая им остановиться.

— Вляпались! — прошептал Нортон. — Гони мимо!

— С ума сошел?! — огрызнулся Гжижа. — Они тут через каждые два километра. Спокойно, отмажемся!

Он притормозил, улыбаясь, вышел из машины.

— Что, нарушили, капитан? Друг перегрузился, тороплюсь доставить. Сколько должен?

— Капитан Гусельников, прошу документы! — никак не отреагировав на вопрос о штрафе, козырнул гаишник.

Русские водительские права были сделаны для Гжижы и Нортона еще в Женеве. Сделаны так, что и экспертиза не отличила бы их от подлинных. Техталон они изъяли у Клюквина. В права Гжижа сунул капитану тот самый стольник, на который и позарился убитый физик. Капитан Гусельников поначалу нахмурился, но сумма была приличная, и гаишник задумался. Выручил террористов лихач на «ауди», который с таким форсом пролетел мимо, что у капитана глаза крутанулись от злобы и удивления: ведь видит, негодяй, что стоит страж порядка, а гонит так, словно решил положить на него!

— «Ауди», номер Е 146, — подсказал Гжижа. — Под сто тридцать пылит.

Капитан схватился за рацию и тотчас передал ближайшим постам номер нарушителя, приказав немедленно его задержать.

Эта «услуга» растопила лед отчуждения. Гусельников забрал купюру, вернул права.

— Не гоните, смотрите на знаки, — посоветовал он и пошел к машине, стоявшей на обочине.

До Москвы ехали под шестьдесят. Гжижа больше денег платить не хотел. На Каширке они передали «девятку» по договоренности двум чеченцам на детали. Паспорт и деньги оставили себе. Так им приказал Кузьма.

Вечером музыканты наседали на Надю, требуя Клюквина, но она ничего не могла им ответить. На следующий день они обратились с заявлением в милицию. Там им посоветовали подождать пару деньков: мало ли что могло случиться, их менеджер загулял и завтра объявится. Но Толя не появился и через пару дней. Наконец их заявление приняли, но гастроли в Барнаул срывались. Алтайская филармония метала громы и молнии: билеты проданы, и, если рэпники не приедут, они разорятся. Но милиция не торопилась даже выдавать им справки вместо паспортов, а по справкам отказывались продавать авиабилеты. Подключилось Министерство культуры, и кое-как, со скандалом ансамбль через неделю отправили. Музыканты укатили в Барнаул, пригрозив по возвращении начистить Клюквину морду, если он объявится.

Обратилась в милицию и Надя. С ней побеседовал милицейский следователь, взял у нее фотографию Толи и передал его данные пока в областной розыск. Он не поленился и после отъезда рэпников через три дня позвонил в Барнаул. Но там о Клюквине ничего не слышали.

17

Шелиша торжественно похоронили. Пришел Женя Кромин, товарищ Олега и Станкевича. Элла его знала, хотя Кромин поругался с Геннадием, когда последний был на взлете и ходил в помощниках Президента. Поругались они из-за той же приватизации, Элла сама слышала их ссору. Станкевич с Кроминым крыли друг друга последними словами, а Олег, возглавлявший Комитет по приватизации, сидел и молчал. Он успел тогда наклюкаться и производил жалкое впечатление, напоминая гадкого утенка. Элла Максимовна даже посочувствовала ему и увела его из столовой, уложила в гостиной на диван, погладила, и он заснул. А Кромин с Геннадием еще ругались полтора часа. Станкевич грозил, что скрутит Кромину голову, а Женя в ответ пообещал раздавить Станкевича как ползучую тварь. Почему ползучую, тогда было непонятно. Гена летал высоко, а Кромин крутился в Счетной палате.

Теперь он стоял рядом и бережно поддерживал Эллу за локоть. Извинился, что Лина не смогла прийти. У нее был прием какого-то принца. Ангелина, так звали жену Кромина, Эллу невзлюбила после того, как она увела Шелиша от Нины. Они дружили. Может быть, потому что обе были из провинции. Правда, сейчас Лина работала искусствоведом в Третьяковке, писала статьи, монографии, и довольно успешно. Не пришла, потому что не хотела ее видеть, считала хищницей. Элле передавали ее слова. Но Женька к ней лип. Мужчины любят красивых и хищных. Благородная Лина этого никогда не поймет, потому как боготворит только свои бессмертные шедевры. Она и в постели, наверное, говорит о Рембрандте и его световых открытиях, о которых написала книгу. А Кромин, стоя рядом, слегка сжимал ее локоток. Сжимал чувственно, страстно. И шепни она ему сейчас нежные слова, он отправится к ней домой и бросится на нее, как тигр. Но если Олега можно было взять за руку и увести — он давно и безнадежно был влюблен в Эллу, то Кромин, с которым Белов поздоровался весьма дружелюбно и успел шепнуть, чтобы тот ему позвонил, свою Лину не бросит. А судя по всему, он займет место Шелиша. Разговор об этом уже идет. Есть и другие кандидатуры, но Кромин один из первых.

Сколько у Эллы было планов с Олегом, и каких! И какие она лелеяла планы! Все рассчитала, все спланировала, и Олег ей нравился больше, чем Станкевич. В бывшем муже действительно было что-то ползучее, коварное. Олег же добрый, открытый, чистый, он и как мужик оказался прекрасным, и Элла забросила на эти полгода всех своих любовников. Нет, она не собиралась полностью от них отказываться, рано или поздно все утрачивает свою новизну, требуются более острые ощущения, но пока ей хватало и Шелиша.

Она вспомнила о нем, и слеза скатилась по щеке. Пришлось лезть за платком. Кромин заметил этот жест и еще сильнее сжал ее локоть. Совсем сильно. Как мужчина. Она и раньше замечала, что самое сильное влечение к ней всегда возникало у друзей ее мужа. Как, впрочем, и она вожделела к мужьям своих подруг. Это, наверное, естественно. Резче обнажаются сравнения.