Охота на Лису (СИ) - Хоуп Аманди

— Послушай, малец, это мы с тобой пока по-хорошему разговариваем, но наше терпение не безгранично, будешь и дальше изворачиваться и врать, никто с тобой церемониться, не станет. В застенках Тайной канцелярии, уж поверь мне, разговорить сможем любого, — голос добрый и ласковый, а в глазах такой лёд, что меня прямо пробрало до костей.

Сразу как-то поверила, что он не просто пугает. Вдруг захотелось всё ему выложить, как на духу. Ой, бедная Лиска… Они же уверены, что перед ними мальчишка, а я ведь нежная дама, и к боли непривычная. А дома так хорошо и уютно, и кто ж меня дёрнул гулять сегодня по улицам. Заточат, бедненькую, в застенки этого каземата, и поминай, как звали. А я столько планов построила, Лизетту вот раздразнила, помолвку почти расстроила… А теперь все это может и не понадобиться.

— Да чего я сделал? — прошептала хрипло, во рту вдруг пересохло, язык перестал слушаться, мысли лихорадочно метались, ища выход.

— Тебе напомнить, — герцог приблизился вплотную так, что мы почти соприкасались носами, и я отчетливо разглядела легкую небритость на его щеках, а потом мы встретились глазами.

Взгляд его, казалось, проникал в мои самые глубинные глубины, и я ощущала себя мышью перед удавом. Захотелось зажмуриться и забиться в норку. Нет, я не смелая героиня красивого романа, я — маленькая трусливая лисичка.

Может он и, впрямь, обладает какой магией, потому как неожиданно для себя начала говорить.

— А шо такого? Я только письмо занёс…

— С этого места поподробней, — его сиятельство чуть отодвинулся, а мне даже дышать стало легче.

— Иду я, значит, никого не трогаю, а тут, бац, подъезжает карета, красивая такая, — вру самозабвенно, делая вид, что напрягаю память, а на самом деле напрягая смекалку и включая фантазию.

— Какая карета, что за герб?

— Какой герб? Не было никакого герба!

«Вот, гад, сбивает с мысли…».

— Дальше, — строго приказывает герцог.

— Так я и говорю, подъезжает карета, — растягиваю слова, как могу, делая длинные паузы.

Этот деспот меня нервирует. Взгляд его из заинтересованного становится вновь ледяным и колючим. Заметив перемены, внутренне сжалась под его гипнотическим взором, и продолжила уже скороговоркой:

— Из кареты высунулась женская ручка и поманила меня, я подошёл, она предложила мне заработать, сказала, что нужно отнести одно письмо и забрать другое.

— Ручка? — перебивает меня этот ирод.

— Какая ручка? — переспрашиваю. — «Опять сбил меня с мысли. Тяжело складно врать, когда тебя всё время дергают и сбивают».

— Ручка предложила заработать?

— Не-ет, то есть, да. Ну… Предложила, понятно, не сама ручка, а дама в карете.

— Как выглядела дама?

«Вот ведь, уцепился как клещ, не даёт красиво и стройно сочинять. Запутать, изувер этакий, хочет. Не на ту напал!».

— Да не знаю я, как она выглядела. Говорю ж, только ручку высунула из кареты.

— И?

— Ну, я и согласился. Кому ж деньги не нужны? А она целых десять серебряных предложила!

— А дальше?

— Дальше вы знаете, — я виновато взглянула на рыжего. — Зашёл, быстро поменял письма.

— Когда ты только успел? Я же никуда отсюда не выходил! — возмутился внимательно слушавший моё вранье «рыжик».

— Пока вы высунулись в коридор и распоряжения отдавали. Мне, дяденька, много времени не надо.

— Вот значит как? Так и делай добро людям, — обиженно протянул тот.

Я ничего не ответила, лишь опустила глазки, изображая некоторое подобие раскаяния.

— Да, Аден, добро наказуемо, — философски изрёк герцог.

И я вынуждена была с ним согласиться. Увы, так уж заведено, чем больше делаешь людям добра, тем больше они сделают тебе зла. И всё же добро, к слову сказать, творить намного приятней.

— Спасибо за пирожки. Я, правда, был тогда голодный, — поблагодарила еще раз добряка-рыжика, и торопливо отвела взгляд в сторону.

Стыдно было ему в глаза смотреть, всё-таки подвела неплохого, как оказалось, человека. Вот герцога я бы подставила с большим удовольствием, а с этим нехорошо получилось.

— Пожалуйста, — хмыкнул Аден иронично в ответ.

Итак, вроде моя сказка получилась достаточно правдоподобной, теперь попробуем давить на жалость.

— Дяденьки отпустите, я ж ничего плохого не хотел, с голодухи всё это…

Как же я сейчас радовалась своему хрупкому телосложению.

— С голодухи?! — тут же ухватился за возможность герцог. — Тогда слушай меня внимательно: выведешь нас на Лису, получишь больше, намного больше.

Я так и замерла, открыв рот от удивления.

— Да, откуда ж я её возьму… — начала плаксиво.

— Ты же ручку видел.

— Так, все женские ручки одинаковые. Как я смогу различить?

— Может, кольцо на ней какое было? Или родинка?

— Не было ничего такого, рука, как рука.

— Ну, не скажи, женские ручки — это… — начал мечтательно рыжий, но под грозным взглядом герцога смолк.

— А карету ты хорошо запомнил? — меж тем продолжал змей-искуситель.

— Ну… запомнил, вроде… Красивая такая, с рисунками и позолотой.

«Эх, врать, так врать!» А карет подобных тысячи, пусть ищет. Заодно и хозяйку будет искать среди богатых. Беднота в каретах не разъезжает.

— Если увидишь её вновь, узнать сможешь?

— Ну… — тяну звук, а заодно и время.

— Значит, сможешь. Отыщешь ее, проследишь и дашь нам знать.

Это была не просьба, это был приказ, а я с детства не люблю, когда мной командуют. Вот попроси меня вежливо и всё сделаю. А прикажи — и с места не сдвинусь!

— Э-ээ, — шевелю бровями, изображая серьёзный мыслительный процесс.

И тут герцог делает неожиданный ход: вытаскивает из кармана увесистый кошель и подкидывает в воздух. Я, затаив дыхание, слежу за его полётом.

Это переломный момент. «Кажется, в тюрьму меня никто не планирует сажать», — отлегло от сердца.

— Даже не знаю… — делаю вид, что остатки совести во мне борются с жадностью и проигрывают. — Оно конечно, можно…

Неожиданно целый серебряный материализуется в руке его сиятельства и ловко перекочевывает в мой карман.

На этом наш милый разговор был окончен, и Змей меня отпускает. Выскакиваю из кабинета, словно заяц из норы, в которой находился вместе с коварным хищником. Вслед слышится дружный смех. Пусть себе веселятся, мне сейчас не до гордости, больше всего на свете боюсь попасть в застенки Тайной канцелярии.

— Думаешь, выведет нас на Лису? — отсмеявшись, спросил Аден.

— Возможно, — Давей в задумчивости пожал плечами, смотря сквозь зарешеченное окно.

— Надо же, я думал, что эти мальчишки преданные и неподкупные, а он за серебряный и маму продаст, — грустно подытожил граф Оуэн.

— Ты об этом мальце? — герцог удивленно повернулся к другу. — Только не он, его деньги вообще не интересуют.

— Как так? — теперь пришла очередь удивляться Адену.

— Я повидал много таких, что готовы за серебряный душу продать. В их глазах особый блеск и обычно они его скрывают, напуская безразличный вид. Этот же мальчишка, напротив, открыто демонстрировал свою заинтересованность, а все потому, что лишь пытался изобразить жадность и продажность. Я зорко следил за ним, в какой-то момент его верхняя губа скривилась в отвращении, но он быстро исправился, притворившись, что размышляет над моим предложением.

— Ты же с ним договорился… — вновь в замешательстве протянул друг.

— Договорился? Этот прохвост ни слова правды нам не сказал, — выдал Давей с довольной улыбкой.

— Зачем же ты его отпустил? Надо было в камеру, и пытать, как следует, — возмутился граф.

— Кто тебе сказал, что отпустил? Я отправил за ним наших ребят. А что до пыток — подобных мальчишек мы можем за пытать до смерти, но они ни слова не скажут. А вот если завоюем их доверие… — и Змей сделал многозначительную паузу.

— И как ты собираешься завоёвывать их доверие? — с сарказмом поинтересовался Аден.

— Ты сам уже сделал к этому первый шаг — пирожками мальца угостил, и ему было стыдно, что он в ответ на доброе дело, так нехорошо тебя подставил… В этом моменте он был абсолютно искренен, не играл.