«Не верь разлукам, старина…» - Юрий Иосифович Визбор

С парусами в косую линейку.

Здравствуй, здравствуй,

мой сретенский двор

Вспоминаю сквозь памяти дюны:

Вот стоит, подпирая забор,

На войну опоздавшая юность.

Вот тельняшка — от стирки бела,

Вот сапог — он гармонью, надраен.

Вот такая в те годы была

Униформа московских окраин.

Много знали мы, дети войны,

Дружно били врагов-спекулянтов

И неслись по дворам проходным

По короткому крику «атанда!».

Кто мы были? Шпана не шпана,

Безотцовщина с улиц горбатых,

Где, как рыбы, всплывали со дна

Серебристые аэростаты.

Видел я суету и простор,

Речь чужих побережий я слышал.

Я вплываю в свой сретенский двор,

Словно в порт, из которого вышел.

Но пусты мои трюмы, в пыли…

Лишь надежды — и тех на копейку…

Ах, вернуть бы мне те корабли

С парусами в косую линейку!

1970

Речной трамвай

По самой длинной улице Москвы,

По самой тихой улице Москвы,

Где нет листвы, но много синевы,

Там наш трамвай скользит вдоль мостовых.

Ах наш трамвай без рельсов и звонков —

Здесь не нужны ни песни, ни слова.

И мне с тобой так просто и легко,

Как будто здесь уже и не Москва.

А в летних парках развеселья дым,

Легка любовь и ненадежна грусть,

И мы на это с палубы глядим,

Той пьесы скуку зная наизусть.

Но наш вояж на счастье обречен,

И не вспугнуть бы это невзначай.

И лишь к плечу касается плечо,

Когда волна волнует наш трамвай.

От столкновений на бортах клеймо.

О, наши судьбы — словно корабли:

Немного краски, временный ремонт —

И вот опять мы в плаванье ушли.

Конечный пункт. Асфальтовый причал.

Мы входим в жизнь, покинув тихий рай.

Ах, если б нас до старости качал

Наш замечательный речной трамвай!

1976, Фанские горы, поляна Тэпэ

Александра[35]

Не сразу все устроилось,

Москва не сразу строилась,

Москва слезам не верила,

А верила любви.

Снегами запорошена,

Листвою заворожена,

Найдет тепло прохожему,

А деревцу — земли.

Александра, Александра,

Этот город — наш с тобою,

Стали мы его судьбою —

Ты вглядись в его лицо.

Что бы ни было вначале,

Утолит он все печали.

Вот и стало обручальным

Нам Садовое кольцо!

Москву рябины красили,

Дубы стояли князями,

Но не они, а ясени

Без спросу наросли.

Москва не зря надеется,

Что вся в листву оденется,

Москва найдет для деревца

Хоть краешек земли.

Александра, Александра,

Что там вьется перед нами?

Это ясень семенами

Кружит вальс над мостовой.

Ясень с видом деревенским

Приобщился к вальсам венским.

Он пробьется, Александра,

Он надышится Москвой.

Москва тревог не прятала,

Москва видала всякое,

Но беды все и горести

Склонялись перед ней.

Любовь Москвы не быстрая,

Но верная и чистая,

Поскольку материнская

Любовь других сильней.

Александра, Александра,

Этот город наш с тобою,

Стали мы его судьбою —

Ты вглядись в его лицо.

Чтобы ни было вначале,

Утолит он все печали.

Вот и стало обручальным

Нам Садовое кольцо!

1979

«Какое небо над Москвой!..»

Какое небо над Москвой!

Не вознамерился ль Создатель

К какой-нибудь особой дате

Потешить душу синевой?

И небо наделить тотчас

Незамедлительным движеньем,

Пиры как будто и сраженья

Продемонстрировав для нас?

А может — праздник небольшой,

Протирка неба происходит.

Над нами медленно восходит

«Кристалл» — стиральный порошок.

Хоть разъяснили нам давно,

Что в небе — пустота и небыль,

Но слова два — душа и небо —

Всё слиться норовят в одно.

Лети, лети, моя душа,

За облака, за перевалы.

Не жаль, что прожито так мало,

А жаль, что жизнь так хороша.

Что у дороги на краю

Мечта нелепая осталась —

Сменить и мудрость, и усталость

На юность глупую свою.

Упрек за это бы — кому,

Что, суеверней печенега,

Стою перед огромным небом,

Причастен будто бы к нему?

За загнанного в кровь коня,

За дом с разбитыми сердцами

И за обеды с подлецами

Прости, о Господи, меня!

1980

«Забытый миллионами людей…»

Забытый миллионами людей[36],

Исхлестанный студеными ветрами,

Скатился за Москву вчерашний день,

Оставив только пламя за лесами.

Вот в этот день без знака, без судьбы,

Без предзнаменований очень хмурых

Я был несложным образом убит

Под розовым и пыльным абажуром.

И две ноги снесли меня к огням.

Извилин состраданием влекомы,

Приветствовали пьяницы меня,

Которым горе всякое знакомо.

И зажигали странные огни,

И говорили — рано ставить крест:

Кто умер — память вечная о них,

А кто воскрес — воистину воскрес.

И каждый день все дворники Москвы

Свершают этот грандиозный факт,

Счищая с предрассветных мостовых

Вчерашний день, налипший на асфальт.

1983

Рассказы

Рассказ технолога Петухова о своей встрече с делегатом форума

Сижу я