Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис

— А ты сказала, что я достаточно сумасшедший, чтобы сделать что угодно.

— Ну да, конечно!

Мы ели устриц, ягнячьи ребрышки на вертеле и салат. На нас накатывали волны шума с соседних столиков, мимо то и дело проталкивались официанты с огромными нагруженными подносами. Жизнь била ключом.

— Тебе тут нравится? — спросила Элли, объедая ребрышки.

— Да, очень.

Она, похоже, вздохнула с облегчением. Я не стал добавлять, что предпочел бы тишину и свечи вместо этих ярких ламп.

— Уоррен говорит, тут всем лошадникам нравится, так же, как и ему.

— А сколько у него лошадей?

— Пара двухлеток. Он держит их у тренера, который живет в Айкене, в Северной Каролине. Он надеялся, что они будут участвовать в скачках в Хайалиа, но у них обоих оказались битые колени, и неизвестно, будут ли они вообще на что-нибудь годны.

— А что такое битые колени? — спросил я.

— А что, у вас в Англии такого не бывает?

— А бог его знает.

— Уоррен тоже в этом не разбирается. — Элли зарылась в свой салат, улыбаясь в тарелку. — Уоррен занимается недвижимостью, но сердце его — там, на ипподроме, где кони мчатся к финишу.

— Это он так выражается?

— Ну, конечно! — ее улыбка сделалась еще шире.

— Он говорил, что завтра повезет нас в Хайалиа. Если ты, конечно, хочешь...

— Ну, наверно, мне все равно придется привыкнуть к лошадям... — сказала Элли, потом вроде как сообразила, что она сказала...

— То есть я имела в виду... — пролепетала она.

— Я понял, — улыбнулся я.

— Всегда ты все понимаешь, черт бы тебя побрал! Мы расправились с ребрышками и перешли к кофе. Элли спросила, долго ли я оправлялся от того состояния, в котором она видела меня в последний раз, и что произошло с тех пор. Я рассказал о статьях в газетах, о машине. Она ужасно рассердилась — в первую очередь, похоже, из-за машины.

— Она же была такая красивая!

— Ничего, мы вернем ей прежний вид.

— Так бы и убила этого Джоди Лидса!

На этот раз она даже не заметила, что таким образом выражает свое отношение ко мне. Ощущение постепенно возрастающей привязанности доставляло мне глубокое удовлетворение. К тому же это было так забавно!

После третьей чашки кофе я уплатил по счету, и мы направились к машине.

— Я тебя подброшу до отеля, — сказала Элли. — Тут совсем близко.

— Ни в коем случае. Я провожу тебя домой. Она усмехнулась.

— Да не бойся ты! Ближайшие аллигаторы водятся в сотне миль отсюда.

— Бывают еще двуногие аллигаторы.

— Ну ладно!

Она медленно ехала на юг, всю дорогу чуть приметно улыбаясь. Перед домом своей сестры она нажала на тормоза, но мотор оставила включенным.

— Поезжай на ней обратно. Минти возражать не будет.

— Да нет, я лучше пройдусь.

— Да ты что! Тут добрых четыре мили!

— А мне нравится осматривать города вблизи. Смотреть, как все устроено...

— Нет, ты точно псих!

Я выключил мотор, обнял ее за плечи и поцеловал так же, как дома, в Англии. Несколько раз. Она глубоко вздохнула — и, похоже, не оттого, что я ей надоел.

* * *

Утром я взял напрокат «Импалу» и поехал на Садовый остров. Мне открыла уборщица. Она провела меня к бассейну. Уоррен и Минти стояли у бассейна в купальных костюмах. Январское солнышко припекало не хуже, чем июльское у нас, в Англии.

— Привет! — весело сказала Минти. — Александра просила передать, что скоро будет. Она пошла к парикмахеру.

Новая прическа Элли выглядела такой же гладкой и блестящей, как и она сама. Черное с коричневым хлопчатобумажное платье без рукавов выгодно подчеркивало ее талию и кончалось как раз вовремя для того, чтобы показать великолепные ноги. Видимо, на моем лице отчетливо читалось полное одобрение, потому что Элли, едва увидев меня, расплылась в улыбке.

Пока Уоррен и Минти переодевались в уличное, мы сидели у бассейна и пили холодный и свежий апельсиновый сок. Этот день казался мне чем-то вроде праздника, каникул. Мне, но не семейству Барбо. Я понял, что жизнь Уоррена — это сплошные летние каникулы, прерываемые короткими дежурствами в офисе. Основную работу выполняли толпы энергичных молодых людей, которые продавали пенсионерам, мечтающим о флоридском солнышке, «дома их мечты». А Уоррен, организатор всего этого дела, ездил на скачки.

Ипподром в Хайалиа был похож на пряничный домик. В Майами было немало трущоб и опаленных солнцем нищих на улицах, но в зеленом пригородном парке цвела жизнь.

Вдоль паддока были расставлены вольеры с яркими птицами. По лужайке бегали вагончики игрушечной железной дороги. Тонны мороженого создавали дополнительные проблемы для желающих похудеть, а земля была, точно снегом, усыпана использованными билетами от тотализатора.

Скачки в тот день были так себе, что не помешало мне сделать несколько ставок и проиграть. Элли сказала, что так мне и надо: играть на скачках — все равно что прыгать с утеса.

— И посмотри, куда тебя это завело! — добавила она.

— И куда же?

— В когти Дженсера Мэйза.

— Ну, больше он с меня ничего не получит.

— Интересно, что было вначале, игра или скачки? — спросила она.

— Вся наша жизнь — игра, — ответил я. — Яйцо оплодотворяется самым быстрым сперматозоидом... Элли рассмеялась.

— Скажи об этом цыплятам!

Это был один из тех дней, когда всякая чушь имеет смысл. Минти с Уорреном то и дело уходили выпить с приятелями, и мы часто оставались наедине, что меня очень устраивало. Когда скачки закончились, мы уселись на самом верху трибун и стали смотреть на ипподром. Солнечный свет постепенно угасал, становясь поочередно желтым, розовым, алым... Стайки фламинго на озерцах внутри скакового круга из бледно-розовых сделались ярко-красными, и небо, отраженное в воде, сверкало серебром и золотом.

— А в Лондоне сейчас наверняка снег идет, — сказал я. После обеда, когда стемнело, Уоррен отвез нас в дальний конец ипподрома, туда, где проходил аукцион. Прожектора освещали обстановку, значительно более грубую, чем на ипподроме. Пряничный домик — это для туристов. А торговля лошадьми прочно стоит на земле.

Аукцион состоял из трех частей, соединенных короткими тропинками, протоптанными как бог на душу положит, и барами под открытыми навесами, пользующимися большим успехом у публики: арена аукциона, выводной круг и длинные конюшни, где жевал сено будущий товар, терпеливо снося тычки и понукания людей, заглядывающих в зубы.

Уоррен первым делом направился к конюшням. Мы немного побродили вдоль первой из них, пока Уоррен деловито просматривал свой каталог. Минти решительно заявила, что он больше не будет