Тайна Лоэнгрина - Елена Васильевна Ленёва

– С Анной? Да, ты прав.

Она снова посмотрела вокруг блуждающими глазами. На Сильве пыталась сосредоточить свой взгляд, старалась что-то вспомнить. Потом вдруг радостно обратилась к нему:

– Ты Петер?

Сильва покачал головой: нет.

– Нет? – радость сменилась разочарованием. – А как тебя зовут?

– Сильва.

– Какое странное имя.

– Сильва Эппенштейн, – поклонился он женщине.

– О! Я тоже Эппенштейн! Ну я же говорила, что ты Петер! Ты пытаешься меня разыграть, Петер? – она прищурилась и погрозила пальцем.

– Нет-нет, и в мыслях не было вас разыгрывать, – поспешно ответил ей Сильва.

Картина была тягостной: поведение женщины указывало на психические отклонения. На безумную она не похожа, но и здоровой ее назвать было нельзя.

– Дорогая, это не Петер. – Генрих взял ее за локоть, старался говорить мягко. Жестом он подозвал к себе сиделку и «передал» ей жену. – Тебе надо отдохнуть. Хелен побудет с тобой. Правда, Хелен?

– Конечно. – Она улыбнулась и повела женщину к двери.

– Генрих! – вдруг выкрикнула та у самой двери. – Ты уверен, что это не Петер?

– Уверен.

– А кто этот человек? Он так похож на Петера!

– Это мой гость.

– Ты не предложишь ему выпить? Хотите, я принесу вам?

Что-то зациклилось в ее голове. Она повторяла раз за разом одно и то же.

– Не волнуйся, мы сами справимся, – сказал он очень спокойно и обратился к сиделке: – Хелен, проводите мою жену в ее комнату. Если надо вызвать доктора…

– Не надо. Я дам ей лекарство.

Женщины вышли. Мужчины молчали какое-то время, чувствуя смущение и неловкость. Чтобы сгладить неловкость, Сильва сказал:

– К сожалению, во всем мире все чаще и чаще встречается подобное заболевание. Есть несколько гипотез, почему деменция наступает, но ни одна из них точно не объясняет причину возникновения болезни.

– Вы врач?

– Нет, тренер по плаванию. Я десять лет занимался спортом профессионально, но потом получил травму и ушел на тренерскую работу. Мой дядя стал резко забывать простейшие вещи. Врачи сказали, что это болезнь Альцгеймера. Мы пытались понять, откуда это взялось и как лечить. Я начитался специальной литературы, но выводы сделал неутешительные.

– У Риты болезнь Пита.

– Это связано с психикой?

– Да. Очень редкое прогрессирующее заболевание центральной нервной системы. По симптомам оно схоже с болезнью Альцгеймера, но, увы, болезнь Пита быстро приводит к распаду личности. Нарушения памяти здесь вторичны. Началось это пять лет назад, и, к сожалению, прогноз врачей неблагоприятный. Мы с детьми замечаем, как в последнее время резко ухудшилось ее состояние. Врачи дают еще год-полтора жизни, не больше. – Генрих говорил сдержанно, очевидно, он смирился с болезнью жены. Затем, через силу улыбнувшись, добавил: – Сожалею, что вы стали свидетелями этой сцены.

Как ни странно, именно эта сцена разрядила напряженную обстановку, которая сложилась в кабинете до этого. Чувство досады (разговор никак не двигался в нужном русле), затем чувство неловкости, возникшее во время разговора с женой Генриха, сменились на неопределенный, но какой-то спокойный и деловитый настрой. Поменялась атмосфера.

Разговор продолжил Шлоссер.

– Герр Аурих, вы называете жену Ритой. Но, насколько мне известно из досье, ее имя Гретель. В этом есть что-то личное?

– Это ее второе имя: Гретель Рита Мария. Но именно второе имя больше прижилось, – он улыбнулся. – И оно ей идет.

– Эмма говорила, что так звали дочь Агнет…

– Дочь Агнет? – переспросил он. – Вы что-то путаете. У тетушки Агнет не было детей. Вернее, был ребенок, но он умер в младенчестве.

Сильва и Шлоссер снова переглянулись.

– Эмма была уверена, что у тети Агнет есть дочь.

– Все очень странно… Эмма насочиняла всякие истории про сокровища, потом про дочь Агнет.

– Она помнила некую Риту. Почему-то решила, что это дочь Агнет. Вполне возможно, Эмма напутала, – решил Сильва.

– Я ее плохо помню. Последний раз виделись, когда Эмме было лет шестнадцать. Подросток совсем. Что-то у них там с Гретой произошло. Они рассорились. Это я знаю. Но ее дальнейшей судьбой не интересовался. А вот с моей матерью и Агнет она, кажется, какую-то связь имела.

– А еще с кем-нибудь из вашей семьи? Кто-то с ней встречался?

– Не думаю. Родство у нас очень дальнее.

– А мужа Греты вы хорошо знали?

– Мужа? Вы имеете в виду Карла?

– Да. Карл Вильгельм фон дер Сакс.

– Знал. Немного. Можно сказать, у нас было шапочное знакомство. – Генрих произнес эту фразу равнодушно. Слишком равнодушно. – У него был рак, Карл рано ушел. – Сказал он четко, давая понять, что дальнейшие расспросы на эту тему он не приветствует.

– Генрих… Герр Аурих… – Сильве хотелось обращаться к Генриху по имени, без официоза, но тот никак не откликался на такой порыв. – А кто такой Петер? Почему ваша жена приняла меня за него?

Этот вопрос отчего-то взволновал невозмутимого Генриха. Ответил он не сразу.

– Петер на самом деле не существует. Навязчивая идея Риты.

– Это как?

– А вот так. Я не знаю, как это происходит в ее мозгу. Рита рассказывала мне о Петере странные истории. Говорила, что это ее брат. Но брата у нее никогда не было. То есть был, но умер в раннем детстве. И звали его не Петер. У нее есть сестра. Она младше Риты на три года. Кстати, у сестры тоже начались какие-то психические расстройства. Возможно, наследственность.

– А как звали ее умершего брата?

– Я не помню. Но точно не Петер. Кажется, Якоб. Или нет? – он задумался, пожал плечами.

– Но вы ей так естественно подыграли. У меня не возникло сомнения в существовании Петера. Надо же, выдумка! Я подумал, что чем-то на него похож. И ваша жена приняла меня за него.

– Вы не единственный, кого она принимает за Петера. – Он грустно улыбнулся.

– Скажите, а кто из вашего близкого круга носит фамилию Эппенштейн?

– Рита. Ее отец… он умер восемь лет назад. Ему было девяносто три и звали его Гуго. В общем, я бы тоже мог быть Эппенштейн, но мой отец перед своей гибелью успел признать свое отцовство. Э-э… наверное, есть еще Эппенштейны, вы не один такой. Вы хотите увидеться с кем-нибудь из них?

– Нет, не планировал.

– Тогда зачем интересуетесь?

– Просто есть версия…

– Сильва считает, что некто из родственников мог желать смерти его отцу, – вступил в беседу Шлоссер. – Возможно, вопросы наследства. Или какие-то еще семейные тайны.

– Ого, какая версия! Но это более чем странно. Ваш давний предок уехал в Россию двести лет назад!

– Чуть меньше.

– Около того, неважно. Вы представляете себе, сколько поколений прошло! Кому мог понадобиться неизвестный Эппенштейн, приехавший из России? Мне кажется, это ошибочный путь.

– Тогда