Похищенное сердце - Рексанна Бекнел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты погляди, кровь, — прохрипел он, показывая руку Рису. — Она едва не пробила мне голову!
Рис выпрямился и сердито взглянул на Изольду:
— Послушай, если ты собираешься расправляться с нами поодиночке, то лучше делай это ночью, а не днем. А то сразу видно, чем ты занимаешься.
Собравшиеся вокруг раненого Дэфидда валлийцы шумно рассмеялись, только тому было не до смеха.
— Повинуюсь. Только впредь не надо меня силой заставлять что-либо делать.
— Как ты осмелился?
Рис удивленно взглянул на раненого.
— Врет она, — возразил Дэфидд, кое-как вставая на ноги. — Прозвонили к обеду, у меня от голодухи живот свело, а она упиралась. Ну, я позволил… самую малость.
Мускул задергался на щеке Риса, глаза злобно засверкали — это были проявления подавляемой ярости. Несмотря на страх, Изольда поняла: он сердится не на нее, а на злополучного Дэфидда. Тот тоже увидел обращенный на него злобный взгляд и в испуге отшатнулся назад. Он боялся Риса, для Изольды его реакция оказалась неожиданной. Оказывается, сплоченность валлийцев держалась не только на ненависти к англичанам, но и на страхе перед своим господином.
Гнев погас во взгляде Риса, и он повернулся к Изольде.
— Ладно, покончим с этим, — бросил он. — Перевяжи ему голову, а затем ступай в общий зал и приступай к исполнению обязанностей хозяйки. — Затем он обратился к Дэфидду: — Следуй за ней, а потом иди жрать.
Собравшиеся в круг валлийцы, повинуясь многозначительному взгляду Риса, поспешно разошлись, возвращаясь к своим обязанностям. Он тоже пошел прочь. Изольда и недовольный Дэфидд остались одни в огороде. Мрачный валлиец взял лопату и со злобой отбросил ее в дальний угол огорода.
Хорошо понимая, что творится в его душе, Изольда сказала как можно мягче:
— Ладно уж, пошли.
— Не надо меня умасливать, — проворчал Дэфидд. — Знай, теперь я твой должник. Клянусь, что расплачусь с тобой за все сполна.
От таких слов мирное расположение духа сразу покинуло Изольду. Она нажила недруга в лице Дэфидда. Впрочем, не все ли равно? Ведь все, кто захватил замок, были ее врагами. Правда, сегодня она кое-что поняла. Рис правил своими головорезами железной рукой. Достаточно было одного его взгляда или движения брови, как они спешили выполнять его волю, в противном случае им грозили неприятности.
Они зашли в одну из кладовых замка. Изольда, идя впереди, едва ли не физически ощущала на спине ненавидящий взгляд Дэфидда; чувство было настолько осязаемым, что у нее по спине мурашки побежали от страха. Дрожащими руками она принялась смешивать в небольшой миске лечебную мазь, в состав которой входили измельченная ольховая кора, высушенные листья чистотела, масло и пчелиный воск.
— Держи. — Она протянула ему миску. — Промой рану, а затем смажь ее этим бальзамом.
Дэфидд угрюмо взглянул на нее:
— А ты разве не можешь?
— И не подумаю, — отрезала она, ставя перед ним кувшин с водой и чашку с мылом.
Он немного подождал, а потом с глухим ворчанием принялся сам промывать рану, иногда морщась от боли.
— Прошу извинить меня, — сказала она, скорее из вежливости, чем из сострадания.
Каким бы презренным негодяем он ни был, ей как-то не улыбалось иметь в его лице личного врага.
В ответ раздалось глухое ворчание.
— Я же попросила прощения. Разве тебя не учили вежливости?
Он недоуменно взглянул на нее. Его взгляд скользнул по ее лицу, опустился вниз и остановился на ее груди.
— Ах вот как, ты просишь прощения?! Но тогда почему ты не желаешь перевязать мне рану?
Презрительно скривив губы, Изольда задержалась на пороге.
— Мне хочется, чтобы твоя раненая башка прогнила насквозь и отвалилась.
И она вышла, надменно вскинув подбородок. Внутри она вся кипела от злобы и ненависти. Этот человек был ей противен, как и другие взбунтовавшиеся валлийцы. Но больше всех она ненавидела и презирала их главаря.
Однако впредь ей следовало вести себя осторожно. Она не должна была открыто выказывать свое отвращение, это было не только неблагоразумно, но и опасно. Надо держать себя в руках.
Однако подобное намерение легче выразить словами, чем выполнить на деле. Едва она вошла в общий зал, как там сразу наступила мертвая тишина. Десятки лиц повернулись в ее сторону и с жадным любопытством смотрели, как она направлялась к верхнему концу стола. Смущенная и растерянная прислуга смотрела на нее с надеждой, умолкнувшие валлийцы — насмешливо и дерзко, но особенно наглый взгляд был у Риса ап Овейна.
Изольда сделала вид, что ей нет до него никакого дела. Иногда она задерживалась, бросала приветливое слово одной служанке, другой ласково клала руку на плечо, нашлось у нее доброе слово и для бледного мальчика-пажа, разливавшего эль. Слуги, повинуясь ее указаниям, постепенно приободрились и оживились. Постепенно в зале восстановилась привычная атмосфера, присущая трапезе. Английская речь становилась все громче, увереннее, хотя временами грубые голоса валлийцев перекрывали ее мерное звучание.
Наконец Изольда подошла к своему месту. Рис встал и пододвинул к ней стул, в ответ на любезность она произнесла подобающие для такого случая слова благодарности.
— У тебя все отлично получается.
Он наполнил кубок вином и протянул его Изольде.
— Надо благодарить не меня, а моих родителей, так меня воспитали, это целиком их заслуга, — возразила она.
— Все равно ты молодчина. — Рис подал знак пажу: — Положи своей госпоже самый нежный кусочек жареной птицы.
— Мне что-то не хочется есть, — запротестовала Изольда.
Паж застыл на месте, держа в руках блюдо и переводя испуганные глаза с Риса на Изольду и обратно.
— Тем не менее тебе придется отведать это блюдо, — твердо сказал Рис, собственноручно кладя на ее тарелку аппетитный кусок курицы.
Рис махнул рукой пажу, чтобы тот удалился, и как ни в чем не бывало уселся в кресло.
— Я понимаю, почему ты мне все время возражаешь. Тебе очень хочется перечить во всем, но в конце концов я заставлю тебя выполнять любое мое распоряжение, каким бы незначительным оно ни было. Заруби себе на носу: из каждой нашей стычки я всегда буду выходить победителем.
Изольда подпрыгнула так, как будто ее кольнули шилом. Она вскочила и, забыв о всяком благоразумии, закричала:
— До конца своей короткой жизни, в чем у меня нет ни малейших сомнений, ты будешь проклинать этот день!
В зале смолкли все разговоры. В полной тишине голос Риса прозвучал отчетливо и даже громко:
— Зато я никогда не буду проклинать… — тут он ухмыльнулся, — минувшую ночь.