Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс

16 апреля 1925 года

Вчера я попыталась увидеть её, но мадам Плутар отказалась меня впускать.

– Ей нечего тебе сказать.

Из того, как она это произнесла, я заключила, что она тоже предпочитает со мной не говорить.

Всеобщее пренебрежение было практически невыносимо. Я забилась в свою комнату, не разжигая камин: мне хотелось почувствовать все лишения и боль, которых я заслуживала. От этого в комнате стало сыро, и у меня разболелись все кости, особенно нога. Через несколько часов пришла Сильви и принесла мне суп. Наверное, ей пришлось пронести его тайно, никто не стремился меня кормить. Протягивая мне миску, она оглянулась через плечо – не хотела, чтобы её видели со мной. Я взяла суп, презирая себя за то, что испытываю потребность в еде. Я думала зачахнуть здесь до смерти, но обнаружила, что не смогу. Я закрыла глаза, положила в рот первую ложку, и бульон согрел меня.

В этот вечер было представление. Оно продолжалось даже без Эсме. Моя роль в цирке заключалась в том, чтобы помогать артистам переодеваться. Я стояла у боковой двери, держа реквизит, а те, кто выступал, бросали взгляды, полные презрения, или, как обычно, попросту игнорировали меня.

После номера «Колесо Смерти» я возвращала мишень в первоначальное положение. Я подумала, что могла бы стоять перед мишенью, пока Луи метает ножи. Наливая воду лошадям, я гадала, каково было бы балансировать у них на спине, как Сильви.

В прошлом я пыталась научиться ездить верхом, но Отец запретил мне, опасаясь, что я пострадаю. Даже Эсме не разрешалось ездить на лошадях, а он редко ей отказывал.

Этим утром я впервые подошла к лестнице, ведущей на трапецию. Не знаю, что заставило меня это сделать – может быть, суп. Маленькое проявление доброты от Сильви вытащило на свет моё желание жить. Но я не смогла бы существовать, не претерпев метаморфозу. Прежней Сесиль, той, что нажаловалась на сестру и жила как тень, больше нет. Я больше не буду объектом презрения или жалости. Я могу не знать того, что происходило до розового торта, но в моих силах контролировать то, что происходит сейчас. Хоть я и ослабела от недоедания, но принудила себя начать взбираться вверх. На репетиции повисла тишина. С пола подо мной раздалось несколько сдавленных смешков и удивлённое «Она вообще понимает, что делает?». Гибкая лестница качалась, и поэтому подниматься было труднее, чем я ожидала, но я не хотела доставлять остальным удовольствие рассказывать, что я не справилась. Если я разобьюсь насмерть, это будет достойная смерть, так что я продолжала карабкаться вверх. Я вправду была более слабой близняшкой – но в то же время лёгкой, как балерина, на трапеции это было моим преимуществом. Наконец добравшись до мостика, я взглянула вниз. От страха у меня подкашивались колени, но я положила ладони на перекладину, полная решимости изменить свою судьбу.

Было время утренней репетиции, которой мало кто придавал значение, и до неё доходила в лучшем случае половина артистов, но когда я посмотрела вниз, все глаза были устремлены на меня. Кто-то упирал руки в бёдра, кто-то закрывал ладонью рот, Доро махал мне, жестом призывая спускаться. Я никогда раньше не держала перекладину трапеции, но жаждала ощутить её в руках. Она была тяжелее, толще и с более гладкой поверхностью, чем я воображала. С другой стороны трапеции Хьюго, ловитор, попытался меня согнать. Я покачала головой.

– Дай мне попробовать.

Хьюго не пришёл в восторг, увидев меня на трапеции. Я не винила его, но всё равно не двинулась с места, только крепче вцепилась в перекладину, демонстративно притянув её к себе. Нехотя он прокричал мне держать большие пальцы под перекладиной. Хьюго, похоже, пытался не лишиться вслед за Курио каких-нибудь частей тела, если я полечу кувырком. Я кивнула. Пальцем он нарисовал под нами сетку. Когда она материализовалась, я вздохнула с облегчением.

Невозможно словами описать первый полёт на трапеции. Даже не полёт – просто решение шагнуть вниз и отпустить перекладину. Я вспомнила, как волокли по коридору безвольное тело моей сестры, прыгнула и оставила прежнюю себя на мостике. Хьюго сидел на противоположном мостике, не двигаясь и не пытаясь поймать меня.

В тот первый раз я упала.

По цирку прокатился шум, несколько смешков и откуда-то «Я знал, что так и будет». Хьюго сильно рисковал. Последствия гнева Отца на Курио всё ещё были свежи. Я поползла к краю сетки, крутясь, стараясь подражать гимнастам. Я была неуклюжей и запуталась в сетке, но всё же снова прошла мимо артистов и поднялась вверх по верёвочной лестнице. Во второй раз оказавшись на вершине и повернувшись лицом к Хьюго, я кивнула, готовая вновь сделать шаг. Хьюго послал перекладину ко мне, и я упустила её, ему пришлось толкать снова, а артисты внизу разразились громким хохотом. У меня тряслись ноги от того, какой спектакль я тут устраивала, – но также и от страха. На этот раз я была готова к ощущению перекладины в руках, и мой собственный вес больше не был для меня неожиданностью. Я знала, как будет чувствоваться прыжок и сколько силы, которой у меня не было, нужно, чтобы сделать что-нибудь посерьёзнее, чем просто висеть на перекладине.

Я снова упала, но уже зная, что такое приземлиться на сетку. Сетка – это далеко не мягкая посадка. Она жёсткая и царапает тебя, пока ты переползаешь к краю. Я ободрала колени, но в первый раз испытала радость. Даже в своих мизерных попытках я уже была полезной – я выступала. Я наконец-то поняла, что дело не в одних лишь аплодисментах каждую ночь, что артистами и самим сердцем цирка движет чувство удовлетворения от самого действия. Завтра у меня получится лучше. Я дала себе обещание: даже если я никогда не буду выступать под куполом, я заслужу своё место.

Я ещё раз вскарабкалась наверх.

Вместо того чтобы уйти, Хьюго раскачивался на другой перекладине, наблюдая за мной. Мы посмотрели друг на друга, и на его лице я прочла вопрос, хватит ли мне решимости возвращаться снова и снова. В качестве ответа я ещё раз схватилась за перекладину.

Я вытерла со лба выступивший пот. К третьей попытке я начала уставать. Из-за недостатка силы мои руки слегка дрожали. Чувствуя это, Хьюго закричал:

– Попробуй в этот раз закинуть на планку колени! Ноги у тебя сильнее. Позволь им тебя донести, если сможешь!

Я сотни раз видела это движение и знала, о чём он говорил, но мне казалось почти невозможным удерживаться на планке, пока мои