Незримые Академики - Терри Пратчетт

– Погода в самый раз, – сказал аркканцлер.

– Кажется, дождь собирается, – с надеждой произнес профессор самых современных рун.

– Предлагаю две команды по пять человек, – продолжал Чудакулли. – Разумеется, матч будет чисто дружеским, просто чтобы уловить суть.

Думминг Тупс промолчал. Волшебники любят состязаться. Конкуренция – часть волшебства. Они в той же мере склонны к дружеской игре, как кошки – к любезной беседе с мышью.

Перед ними простирался университетский газон.

– В следующий раз, разумеется, мы наденем футболки, – сказал Чудакулли. – Миссис Уитлоу уже усадила своих девочек за работу. Тупс!

– Что, аркканцлер?

– Ты будешь следить за соблюдением правил и справедливо судить. Я, разумеется, буду капитаном одной команды, а ты, профессор, – другой. Будучи аркканцлером, я имею право набрать команду первым, а потом ты можешь выбирать игроков себе.

– Вообще-то так не делается, аркканцлер, – заявил Думминг. – Вы выбираете одного игрока, потом он выбирает одного игрока, и так далее, пока вы оба не наберете достаточно или пока не останутся только псих и толстяк. По крайней мере, я так помню.

Думминг в юности слишком часто оставался предпоследним, когда набирали команду.

– Ну, значит, именно так и поступим, – неохотно сказал аркканцлер. – Тупс, твоей задачей будет штрафовать другую команду за каждое нарушение.

– Вы хотите сказать, что я должен штрафовать любую команду за каждое нарушение, аркканцлер? – уточнил Думминг. – Игра должна быть честной.

Чудакулли посмотрел на него с открытым ртом, как будто Думминг изрек нечто очень странное.

– Э… да. Конечно, ты прав…

Вечером на газоне собралось множество волшебников: одним было просто любопытно, другие решили, что это, возможно, шанс на повышение, третьи надеялись поглядеть, как коллеги роют землю носом.

«Ох, боги», – подумал Думминг, когда оба капитана принялись выбирать игроков. Он вновь почувствовал себя школьником. В школе никто не хотел брать в команду толстого, а здесь, разумеется, никто не хотел брать в команду самого толстого. С тех пор как ушел декан, решить было нелегко.

Думминг полез в карман и вытащил свисток – настоящего прадедушку всех свистков, восьми дюймов в длину и толщиной с хорошую сосиску.

– Где вы его взяли, мистер Тупс? – поинтересовался Чудакулли.

– Если честно, аркканцлер, я его нашел в кабинете покойного Эванса Полосатого.

– Какой замечательный свисток!

Эта невинная реплика содержала тонкий намек на то, что замечательный свисток должен находиться не в руках Думминга Тупса, а в собственности, предположим, аркканцлера Незримого Университета. Думминг намек понял, поскольку ожидал его.

– Он нужен, чтобы привлекать внимание и контролировать поведение обеих команд, – надменно произнес он. – Вы сделали меня судьей, аркканцлер и, боюсь, что во время игры я тут… – он помедлил, – …главный.

– Ты ведь понимаешь, Тупс, что университет – это иерархия?

– Да, сэр, и футбол тоже. Насколько я понимаю, процедура такова: сначала футбольный мяч кладут наземь, и по свистку каждая команда пытается попасть им в ворота противной стороны, в то же время всячески препятствуя тому, чтобы мяч угодил в их собственные ворота. Это всем понятно?

– По-моему, ясно, – сказал заведующий кафедрой бесконечных штудий. Волшебники закивали в знак согласия.

– Тем не менее, прежде чем игра начнется, я требую, чтобы мне дали дунуть в свисток!

– Разумеется, аркканцлер, но потом вы должны его вернуть. Потому что я надзираю за игрой.

И Думминг протянул свисток.

При первой попытке свистнуть Чудакулли лишил пристанища паука, который последние двадцать лет вел бедную, но честную жизнь. Паук приземлился на бороду профессора естественных наук, который как раз проходил мимо.

При втором свисте внутри зашевелились окаменелые горошины, и воздух наполнился латунным дребезгом. А потом…

Чудакулли застыл. Его лицо быстро побагровело от шеи к щекам и выше. Он набрал в грудь побольше воздуху. Этот звук наводил на мысль о гневе богов. Живот аркканцлера надулся, глаза сделались маленькими, как булавочные головки, над головой грянул раскат грома, и Чудакулли оглушительно проревел:

– ВЫ ПОЧЕМУ ОПЯТЬ НЕ ПРИНЕСЛИ ФОРМУ?!

По свистку пробежало синее пламя, небо потемнело, и страх сковал души всех присутствующих волшебников. Время обратилось вспять, и перед ними стоял огромный, безумный, громогласный Эванс Полосатый – тот, кто вынуждал подделывать записки от родителей, заставлял нарезать круги под дождем, вводил в обиход общий душ как средство избавиться от застенчивости, а еще, если кто-нибудь забывал спортивную форму, ЗАСТАВЛЯЛ ЕГО ИГРАТЬ В ТРУСАХ. Почтенные волшебники, которые десятилетиями укрощали самых жутких чудовищ, вспотели и затряслись от детского ужаса, а крик нарастал и нарастал, пока не оборвался так же внезапно, как и начался.

Чудакулли рухнул на траву.

– Прошу прощения, – сказал доктор Икс, опуская жезл. – Разумеется, я поступил слегка подло, но, разумеется, вы согласитесь, что при данных обстоятельствах это было необходимо. Не забывайте про перстень с черепом. И про университетский статут. Перед нами был ярчайший пример одержимости артефактом, какой я когда-либо наблюдал.

Сгрудившиеся кучкой волшебники, на спинах которых едва успел высохнуть холодный пот, глубокомысленно закивали. О да. Они все согласились, что это было, к сожалению, необходимо. Для его же собственной пользы. Доктор Икс поступил правильно. Сам Чудакулли эхом подтвердил их вердикт, когда открыл глаза и спросил:

– Что за чертовщина?

– Э… дух Эванса Полосатого, аркканцлер, – ответил Думминг.

– В свистке? – Чудакулли потер голову.

– Полагаю, что так.

– А кто меня оглушил?

Общее бормотание заключало в себе следующую мысль: по мнению демократического большинства, на этот вопрос надлежит ответить доктору Иксу.

– Я совершил допустимое вероломство в рамках университетского статуса, сэр! – заявил тот. – Не откажусь от этого свистка в качестве экспоната для Темного музея, если никто не против.

– Да, да, – сказал Чудакулли. – Ты увидел проблему и решил ее. Хвалю.

– Как по-вашему, мне сейчас можно гнусно захихикать, сэр?

Чудакулли отряхнулся.

– Нет. Итак, мистер Тупс, от свистка мы откажемся. А теперь, господа, начнем игру.

И вот, после некоторых пререканий, начался первый за несколько десятилетий футбольный матч в истории Незримого Университета. С точки зрения Думминга Тупса, проблемы возникли немедленно. Во-первых, все волшебники были одеты… как волшебники, то есть одинаково. Думминг приказал одной команде снять шляпы, что породило очередную распрю. Вдобавок игроки часто сталкивались, и те, кто играл в шляпах, то и дело их теряли. А потом игра остановилась, поскольку кто-то объявил, что статуя, которая изображала аркканцлера Скрабба в момент открытия им блита, на три дюйма уже, чем статуя, которая изображала почтенного аркканцлера Фланга в момент открытия им Третьего Завтрака, а стало быть, одна из команд имела незаслуженное преимущество.

Но все эти проблемы, вполне предсказуемые и неизбежные, бледнели и чахли по сравнению с главной. Думминг позаботился о том, чтобы раздобыть обыкновенный футбольный мяч. Но остроносые башмаки, даже с длинными мысами, не способны смягчить удар при столкновении человеческой ноги с куском дерева, обмотанным тонким слоем кожи и тряпья, по каковому поводу уже немало было сказано (и крикнуто). В конце концов, когда очередного волшебника увели с поля с вывихнутой лодыжкой, даже Чудакулли вынужденно признал:

– Черт знает, какая ерунда, Тупс! Должен же быть какой-то выход.

– Башмаки побольше? – предложил профессор самых современных рун.

– Башмаки, которые сгодятся для удара по этой штуке, помешают бегать, – ответил Думминг.

– И потом, люди на той амфоре вообще босы. Полагаю, об этом надлежит задуматься. Что нам нужно, Тупс?

– Мяч получше, сэр. А еще постарайтесь побольше бегать. И пусть все усвоят, что остановиться в разгар игры, чтобы заново набить трубку, – не самая лучшая идея. И нужны ворота поудобнее, потому что врезаться с разбега в каменную статую – это больно. А еще – хотя бы минимальное осознание того, что в процессе игры команда должна действовать сообща. И чтобы никто не убегал, если на него несется противник. И чтобы все запомнили, что мяч ни при каких обстоятельствах нельзя брать в руки. Смею заметить, я даже перестал останавливать из-за этого игру, потому что вы, господа, будучи в крайнем возбуждении, раз за разом хватали мяч с земли. В одном случае игрок спрятал мяч за спину, а в другом – встал на него. Также я хотел бы указать, что надлежит развить в себе чувство направления, в том смысле, что одни ворота – ваши, а другие – нет; как бы это ни казалось заманчиво, нет смысла забивать мяч в собственные ворота и не следует хлопать по спине и поздравлять того, кто это сделал. Из трех голов, забитых во время нашего матча, в собственные ворота были забиты… – Думминг сделал паузу и посмотрел в блокнот, – …три. Похвально высокий уровень, по сравнению с общим количеством голов в наши дни, хотя опять-таки я вынужден подчеркнуть, что основополагающую важность имеют принадлежность ворот и чувство направления. Тактика игроков, которая, признаю, выглядит многообещающей, заключалась в том, что они плотно сбивались возле собственных ворот, чтобы у противника не было никакой возможности прорваться мимо них. Впрочем, с прискорбием должен отметить, что если так поступят обе команды, то вместо матча получится живая картина. Куда более разумным было – кое-кто так и сделал – подкрадываться к воротам противника, чтобы оказаться в самом подходящем месте и аккуратно забить гол, если мяч вдруг полетит в вашу сторону. Тот факт, что порой игрок и вратарь противной команды дружески опирались на ворота, закуривали и наблюдали за игрой, выказывает достойный дух и, вероятно, может послужить неплохой основой для развития более продвинутой техники, но все-таки я полагаю, что поощрять этого не следует. Далее, я констатирую, что допустимо покидать поле, дабы отдать долг природе или отдышаться, но только не для того, чтобы сбегать перекусить. Мое мнение, аркканцлер, таково: общее желание наших коллег не отдаляться от еды более чем на двадцать минут вполне можно удовлетворить, если сделать паузу в середине игры. Более того, если в этот момент команды поменяются местами, они перестанут жаловаться, что с одной стороны ворота больше, чем с другой. Что? – с этим вопросом Думминг обратился к заведующему кафедрой бесконечных штудий.