Темная луна - Ян Ирвин

Лиан совсем забыл о чувстве вины.

— Ты уже упоминал об этом — тайнопись каронов. Я хочу увидеть Таблицу Вассалов, содержащую ключ к шифру.

Лицо Рулька потемнело.

— Ты просишь слишком многого. Я сам уничтожил ее, сжег, а пепел развеял над океаном. Этот язык — единственное, что мы принесли из Бездны. Только кароны владеют им. Ты не получишь ключа.

Но затем Рульк передумал. «Почему бы не пообещать ему? Даже если он когда-нибудь расшифрует записи, это уже не будет иметь никакого значения», — решил Рульк.

— Хотя почему нет? — произнес он вслух. — К тому времени как я закончу свое дело, документы каронов будут представлять интерес лишь для историков. Можно только приветствовать желание величайшего летописца нашего века сложить «Сказание о Каронах». — Рульк повернулся к Лиану, чтобы увидеть его реакцию. Но лицо юноши оставалось спокойным. — Хорошо, мастер-летописец, я подумаю над этим. А пока расскажи историю моего пленения.

Рульк откинулся на спинку кресла с довольной улыбкой, ему не терпелось узнать, о себе что-нибудь новенькое.

«Уж эти сведения точно не могут никому навредить». — И польщенный Лиан приступил к рассказу.

— Все началось со времени падения Тар-Гаарна и смерти Питлиса, архитектора этого величественного города и твоего славного Альцифера.

— О, Альцифер! — вздохнул Рульк. — Как я любил это место.

— Альцифер был великолепен: воплощение тщеславия и гордыни, жестокости и воинственности, волшебства…

— Жестокости и воинственности? — усмехнулся Рульк. — Как вы, летописцы, любите эпитеты.

— Он был воплощением духа каронов, таким его создал Питлис. Все его население — алхимики, ученые, инженеры и мастера, даже сам Рульк — составляло единый механизм. Их жизнь была целиком посвящена одной цели — открыть проход в Непреодолимой Преграде!

— Ведь это не та легенда, которую распространил Совет, — заметил Рульк.

— Предания не льстят ни Совету, ни Магистрам, — резко сказал Лиан.

— Хорошо, посмотрим!

— Ни тебе! «Сказание об Альцифере» полно трагизма, потому что в нем повествуется об одном из самых вероломных предательств, которое стало причиной падения Тар-Гаарна. После этого тебя и стали называть Великим Предателем. — Он взглянул на Рулька, но лицо карона было бесстрастным.

— Продолжай, летописец. Пока что твоя история близка к правде, кроме прозвища, которым вы меня заклеймили. Как начинается сказание?

— С описания мира, опустошенного и разоренного войнами периода Катаклизма, которые длились несколько веков. Сантенар был залит кровью. По дорогам бродили толпы нищих, но не у кого было просить подаяния. Всех разорила война. Тот, у кого осталась еда и крыша над головой, считался богачом.

Затем началось страшное моровое поветрие. Перепуганные жители бежали из городов, всюду разнося заразу. Чума продолжала свирепствовать в течение целого столетия. Из-за предательства Рулька пал Тар-Гаарн, последний оплот свободы. Единственным островом цивилизации на Сантенаре был величественный Альцифер, и кичливая роскошь этого города теперь бросалась в глаза еще сильнее.

Рульк торжествовал. Сантенар стоял на краю гибели. Война, чума и голод унесли более половины его жителей. Людям едва удавалось прокормиться. Но самое страшное заключалось в том, что было утрачено почти все культурное наследие. Только в Зиле еще сохранились библиотеки. Произведения искусства, архитектуры, музыкальные и литературные шедевры и даже Предания Сантенара безвозвратно пропали, ведь людям теперь было не до них.

Оставшиеся в живых члены Совета были бессильны. И тогда Рульк выдвинул ультиматум: «Выдайте мне все архивы, изобретения, инструменты и прочие секреты. И тогда сможете сохранить звания, регалии и привилегии, которыми вы пользовались. Если же нет…»

Но угрожать не было нужды. Рула, занимавшая пост Великого Магистра, умирала, а среди сброда, из которого состоял в то время Совет, было лишь три по-настоящему одаренных человека: Иггур, Мендарк и Тензор…

— Насчет сброда ты прав, да и эти трое не лучше остальных, — сказал Рульк. — Посуди сам: Мендарк скорее хитрый, чем одаренный; Иггур — выдающийся человек, однако совсем нестойкий; он на всех смотрит свысока, однако им легко манипулировать; Тензор — копия Питлиса — гордый болван, снедаемый ненавистью.

— Они и теперь не изменились, — ответил Лиан. — Но им все же удалось заточить тебя сюда.

— Обманом! Продолжай, летописец.

— Рула позвала к себе Мендарка…

— Я помню Рулу, — перебил его Рульк. — Весьма достойный противник. Я всегда ею восхищался!

Лиана стало раздражать то, что Рульк его постоянно прерывают.

— Так ты не хочешь услышать, что было дальше?

— Продолжай, — сказал Рульк.

— Если ты готов слушать.

Рульк откинулся назад, усмехнувшись.

— «Ты должен возглавить Совет, — произнесла Рула. — Только тебе это под силу, Мендарк. В Альцифере есть оружие, которое поможет Рульку завоевать мировое господство. У нас нет против него защиты». — «Но что же нам делать?» — воскликнул Мендарк, стоя на коленях у ее смертного одра. — «Нужно найти слабое место в конструкции Альцифера. Оно должно быть». — «Тензор уже работает над этим». — «У нас есть еще один выход. Сыграть на соперничестве между Рульком и Кандором. Сейчас Кандор направляется в Альцифер. Используй его…» — И Рула скончалась, не сказав больше ни слова.

Теперь усмешка сползла с лица Рулька.

— Не могу поверить, что Кандор был замешан в заговоре.

— Об этом мне ничего не известно, — ответил Лиан и продолжил:

— Я не вижу выхода, — произнес Мендарк. На смену отчаянию пришла полная апатия.

Иггур молчал.

— Может, стоит покориться? — предложил Мендарк. — Неужели гнет тирании хуже, чем голод и полное уничтожение Сантенара?

Иггур не произнес в ответ ни слова.

— Для нас рабство хуже смерти, но простые люди смотрят на это иначе… — продолжал рассуждать Мендарк.

— Хватит молоть чушь, болван! — взорвался Иггур.

— Война истерзала мне сердце, — ответил Мендарк. — Я за мир любой ценой.

— Неужели ты хочешь остаться в истории как человек, продавший свой народ в рабство?

Эти слова возымели действие. Иггур знал, как печется Мендарк о своей репутации.

— Я попытаюсь что-нибудь предпринять, — промямлил Мендарк.

— А как насчет Запрещенных Искусств?

— Но это же чистое безрассудство.

— Так ты боишься! — воскликнул Иггур. — Ты же говорил, что всем готов пожертвовать ради своего мира.