Первое задание - Владимир Сысоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вдруг опять по лицу пробежала мрачная тень.
— Не нужно, Тиша, не говори ничего!
— Почему?
— Нельзя!
— Но я люблю тебя! Люблю! Ангел ты мой ненаглядный!
— Не нужно, не хочу!
— Танечка!
— Не могу я!
Он смотрел в её по-детски наивное, доброе лицо и не замечал в нём той решительности, которая была в голосе. Он понял: что-то мучит её, какое-то горе или опасность, а он лезет со своими чувствами. Тихону стало стыдно, жаль и её, и себя… Он слышал частое дыхание Тани. И вдруг, не отдавая себе отчёта, обнял её и прижал к себе. Она сникла, не противясь, мягкая, бессильная и… равнодушная. Крупные слёзы бежали по щекам, падали на полушубок, но Тихон ничего не видел.
— Танечка, на всю жизнь! Ты поверь мне. Я так люблю тебя!
И замер. Ждёт.
Но она не ответила. Только плечи слегка вздрогнули.
Он ещё крепче прижал её к себе и в какой-то миг почувствовал, как она вся напряглась, устремилась к нему.
Всего один миг, который порой человеку не может заменить целая вечность. Улетучились сомнения — она любит! Но что-то тревожит её.
— Что с тобой, глазёнушка моя голубенькая? Скажи мне, что с тобой, ясноглазочка моя? Может, кто обидел?
Таня положила голову ему на плечо и смотрела влюблёнными глазами.
Тихон задохнулся от счастья, затих и долго, долго, будто изучая, не отводил взгляда от её лица.
Таня немного успокоилась и сказала, мучительно подбирая слова:
— Ты хороший. Ты даже сам не знаешь, какой ты хороший!
— Танечка!
— Подожди. Ты думаешь… Я знаю… Верю… Нет, не то! Я тоже люблю тебя! Как-то сразу полюбила, как ты… Но я не могу, не имею права!
— Почему? — простонал Тихон.
— Хорошо, я скажу тебе, но… этот разговор у нас будет последним.
— Да что с тобой? Какая-то ты…
— Какая?
— Не знаю я, не могу понять.
— Хорошо, — решительно сказала Таня, — сейчас будешь знать. Ты видел старшего лейтенанта Гердера, следователя гестапо?
— Знаком с ним…
— Ну вот. Недавно он пришёл к нам домой… Я была одна… Начал приставать…
Таня вопросительно посмотрела на Тихона Он молчал, но взгляд его выражал вопрос. И она слабым голосом продолжала:
— Он ударил меня по голове… Я потеряла сознание… Ничего не помнила…
— Ну! — Тихон даже привстал на носках.
— И всё, — тихо ответила Таня. — В эту же ночь я ушла в отряд. Вот…
Тихона объял гнев, он не мог промолвить ни слова. А она, взволнованная и решительная, с вызовом смотрела на него.
Он продолжал стоять, ни на что не реагируя.
Тогда Таня, пытаясь подавить горькую улыбку и сдерживая подступившие слёзы, медленно пошла к лагерю.
Тихон не заметил её ухода.
И только тогда, когда Таня ушла уже далеко, он бросился за ней. Тихон бежал быстро, как ветер, она была нужна ему сейчас же, немедленно, иначе могло разрушиться всё, разрушиться так, что уже никогда потом нельзя поправить.
И он догнал её. Задохнувшись от быстрого бега и волнения, выпалил:
— Это ничего не значит! Теперь я люблю тебя ещё больше! Ты мой ангел небесный! Родная моя, единственная, самая чистая и прекрасная!
Она смотрела испуганно, но радость светилась в её глазах.
— Танечка, — отвечая на её взгляд, тихо и почти спокойно сказал Тихон, — поверь, я убью его!
Наташа
Когда Наташа и комендант скрылись за дверью особняка, полицай Мишка-Козырь сказал Виктору:
— Не дура губа у нашего коменданта. Откопал себе кралю — первый сорт. Аврора — богиня утренней зари!
— Ты откуда знаешь? — рассеянно спросил Виктор.
— Тут и знать нечего, сразу видно.
— Я тебя про Аврору спрашиваю.
— Это любимая поговорка капитана Топоркова. Грамотный был мужик, кое в чём разбирался. Зря погиб, по-глупому.
— Смерть всегда глупа, — не вникая в болтовню Козыря, раздражённо сказал Виктор. Он никак не мог отогнать от себя навязчивого видения: грустное, напряжённое лицо Наташи, с какой-то еле уловимой тенью обречённости и смертельной тоски. Лёгкая, казалось, невесомая походка… Иногда он думал о Наташе и раньше. Он знал её имя и место работы. И он относился к ней с ненавистью и презрением, как ко всему, что было рядом с оккупантами. Почему же теперь мысль о Наташе не давала покоя, вызывала душевное смятение, будоражила воображение? Не укладывается в сознании, что такая девушка может быть плохой, падшей?.. Глаза с таким добрым и в то же время смелым взглядом не могут принадлежать пустому человеку.
— Между прочим, — продолжал Козырь, не ответив на вопрос Виктора, — эта цыпа не по мне. Красивая, но тощая. Вон — Нинка из столовой. Знаешь? Ни рыла, ни уха, а схватишь — чувствуешь, что-то в руках держишь!
— Да пойди ты со своей Нинкой знаешь куда…
— Я тебе точно говорю, — не обиделся Козырь, — её так и зовут: Ниночка-периночка. От поклонников отбою нет. А эта — что балерина какая-то. На сцене такую хорошо смотреть, а так… — тьфу!
— Перестань ты…
— Подумаешь, интеллигент! Ни бельмеса ты в этих делах не понимаешь, — беззлобно сказал Козырь и уставился в окно.
Таинственный свет пробивался через плотные занавески в сад, освещал большую, развесистую яблоню, снег и ветви сирени с поблёкшими, но упорно не желающими опадать листьями.
Виктор злился, пытаясь не думать об истинных причинах этого неприятного состояния, — несмотря ни на что, ему нравилась эта девушка.
— Комендант — мужик не промах, — пользуясь молчанием напарника, продолжал Мишка-Козырь, — раньше он эту свою секретаршу на квартиру к себе таскал, а теперь здесь организовались. Место, конечно, подходящее. Что ни говори, а умеют всё-таки фрицы дела обставлять…
— А ты видел? — вдруг со злостью спросил Виктор.
— Что?
— На квартиру, спрашиваю, — видел?
— Ха, интересно! Я не видел — другие видели.
— Не верю я, — упрямо, точно убеждая самого себя, сказал Виктор.
— Во, смотрите на него. Херувимчик! Жизни ты не знаешь, Витька, вот и сомневаешься.
В доме глухо прогремел выстрел.
Виктор насторожился, а Мишка-Козырь совершенно спокойно сказал:
— Во, даёт, гад! Раз — и концы в воду. А я думал, что тут полюбовное дело. Понял?
— Дурак ты, вот это я понял. Перестань болтать, как помело.
Раздался второй, затем третий выстрел, а следом за ними послышалась дробь длинной автоматной очереди.
— Витька, — забеспокоился Козырь, — там что-то не то. Пойдём — поглядим.
— Пошли!
Мишка-Козырь шёл первым. Открыв дверь в коридор, они увидели переводчицу коменданта. Она стояла, прислонившись к стене, обмякшая, бледная. Правая рука беспомощно, как переломленная ветвь, свешивалась вниз под тяжестью пистолета. Наташа тяжело дышала и, теряя силы, медленно сползала по стене.
Козырь зарядил карабин, бросился к Наташе и, толкнув в грудь, выхватил у неё пистолет, затем, дёрнув за подбородок, поднял голову.
— Перестань издеваться, — крикнул Виктор.
— Не валяй дурака, — огрызнулся беззлобно Козырь и, убедившись, что переводчица без сознания, бросился в комнату.
— Ого, брат, — раздался оттуда его удивлённый голос, — вот это девка! Витька, посмотри, она их всех троих уложила!
Виктор склонился над Наташей. Она окинула его затуманенным взором и проговорила, с трудом выдыхая слова:
— Стреляйте… подонки… тащите в гестапо… выродки!
Виктор смотрел в лицо Наташи, и душа его переполнялась жалостью к ней.
— Не нужно так… — сказал он ласково и нежно поправил волосы, упавшие на её лицо.
Она посмотрела на него внимательно и вдруг скомандовала:
— Уйдите!
— Витька, — возбуждённо крикнул Козырь, выходя из комнаты, — ожила, стерва? Вот тебе и Аврора — богиня утренней зари!
Он склонился над Наташей с недоумевающим видом.
— Подожди, — шепнул Виктор девушке и встал во весь рост. — Чего орёшь, — толкнул он в грудь Козыря и, не целясь, в упор выстрелил ему в живот. Наташа опять потеряла сознание. Виктор поднял её на руки и понёс. Свежий воздух вернул Наташу к жизни. Она услышала ровное дыхание и скрип снега под тяжёлыми солдатскими сапогами.
— Куда идём?
Виктор оторопело остановился. Он не знал, куда идёт, — лишь бы подальше от этого страшного дома.
— Отпустите меня, — дёрнулась она, — я пойду сама.
Он опустил её на дорогу и только теперь заметил, что Наташа не одета.
— Подождите, одну минуту, — быстро проговорил он.
— Куда вы?
— Принесу пальто, — ответил Виктор и растаял в темноте.
— Кофту захватите, там, на стуле… — крикнула она вслед и сама удивилась своей просьбе.
Дул сквозной ветер, холодный и почти бесснежный. Густые низкие тучи, совершенно чёрные в темноте, быстро пролетали над головой и казались таинственными посланцами потустороннего мира. Ветер беспощадно рвал тучи, расшвыривал их…