Второй вариант - Павел Кодочигов

- Кто видел Литвиненко? - спросил Полуэкт.

- Я,- подал голос Андрейчук,- неподалеку от меня лежал.

- Пошли искать, ребята.

- Вот здесь лежал я,- показал Андрейчук,- а вот его ямка. И нора в ней. Литвиненко, вылезай! - Нора молчала. Андрейчук озлился:- Ну подожди, гад ползучий, я до тебя доберусь, я тебя выпотрошу!

Он полез за Литвиненко, ухватил его за валенок и получил удар другим. Вконец разозлившись, стукнул прикладом по ногам. Раздался глухой вопль, и Литвиненко в мгновение ока вынырнул наружу. Лицо испуганное, все в снегу, дрожит осиновым листом, разутую ногу пытается пристроить на оставшийся валенок - цапля на болоте.

Настороженное поле взорвалось от хохота разведчиков, и в ту же секунду плеснула от обоза пулеметная очередь, потом вторая, третья - и упал, не ойкнув, Вашлаев.

В лес возвращались с замкнутыми лицами, прищуривали глаза в спину семенящего впереди Литвиненко, несли Вашлаева, вспоминали его неизбывное: "А вы подумали о том, что?.." Негромкогласный был, но разведчик! И так нелепо погиб из-за этого услужливого и пронырливого. Бугрились желваки на скулах Капитоненко, все поигрывал он автоматом, и лейтенант держался поближе к нему, чтобы не натворил что в горячке. Скуба шел, задрав почему-то голову кверху. Бахтин не сводил глаз со своих валенок.

В лесу, само собой получилось, встали в круг, и в центре оказался Литвиненко.

- Почему дезертировали с поля боя? - сдерживая голос, спросил Полуэкт у провинившегося.

- Хотел наикраше изделать, к обозу близенько под-пилзти,- прикинулся овечкой, развел руками Литвиненко.

- А нора почему в лес вела? - задохнулся от возмущения Шарапов.

- Трошки ошибся в маневре, товарищ лейтенант. С каждым случается.

Что с такого возьмешь? Ползает, как уж, и живет так же. Разведчики, будто впервые увидели, угрюмо разглядывали Литвиненко, перебирая в памяти другие его "ошибки".

- Убирай от нас эту вонючку, командир, а то я сам это сделаю,- взорвался Капитоненко.

- Как, ребята?

- А что тут митинговать? В тракторе вот маленькая деталь испортится - и он стоит, пока ее не сменишь,- ответил за всех Бахтин, ткнул автоматом в спину Литвиненко, приказал:-Идем, покажу, где Вашлаеву могилу копать,- замахнулся прикладом и едва сдержался, чтобы не поторопить замешкавшегося Литвиненко.

Похоронили Вашлаева не спеша и от могилы не расходились долго.

Шарапов стоял над свежим холмиком, одиноко чернеющим близ усыпанной свежим снегом дороги, и не выходил у него из головы разговор о Вашлаеве со Спасских при первом знакомстве со взводом: "Этот вологодский. Исполнительный, аккуратный, уравновешенный. Все делает без срывов, но на среднем уровне. Резонер".- "Как это понимать?" - "Да загадки любит загадывать,- рассмеялся Спасских.- Договариваемся о чем-нибудь, обсуждаем, он помалкивает, а под конец брякнет: "А вот об этом вы подумали?" И такое завернет, что все перекраивать приходится. Стратег, одним словом!"

Точную характеристику дал тогда Олег. От многих бед предостерег Вашлаев, а погиб - не успели глазом моргнуть.

Утром дорога чернела воронками, разбитыми повозками, ящиками и сундуками, валялись на ней какие-то тюки, увязанные в одеяла узлы, катушки с телефонным кабелем, противогазы, чугунные печки. Ни одного убитого немцы не оставили крайне редко, когда нет никакой возможности, оставляют они мертвых на поле боя.

За деревней, почти у самого леса, разведчики наткнулись на трупы девяти парней и двух девушек. Лежали они раздетые, со связанными проволокой руками и смотрели в утреннее серое небо мертвыми глазами. Ступни ног неестественно, под прямым углом, поднимались вверх, лица изуродованы ударами прикладов.

Постояли, сняв шапки, дали короткий залп и пошли дальше, а через сутки на лесной дороге увидели остатки обоза и занесенные снегом трупы фашистских солдат. Видно, узнали партизаны о мученической смерти своих товарищей и разбили обоз так, что некому стало подбирать и увозить убитых.

Полдня разведчики шли густым корабельным сосняком, потом он стал редеть, обрастать пышными кронами и кудрявиться, что указывало на близкий конец леса. Так и оказалось. Впереди простиралось неоглядное поле. Прямая снежная канава начиналась на опушке у поленницы дров и исчезала на половине высокого взгорка.

Пошли по ней. Канава перешла в нору, нора закончилась сенями с деревянной дверью, за ней, как в сказке, жили старик со старухой. Разведчикам обрадовались несказанно, особенно старик, у которого кончилась махорка. Не знал куда посадить и чем попотчевать, а угощение было одно - холодная картошка.

- Вот говорил, что дождемся, и дождались! - выговаривал старухе.Освобожденные мы теперь? - спрашивал, пытливо заглядывая в глаза.

- Полностью и навсегда.

- А когда "Пантеру" будете брать?

- Какую еще "Пантеру"? Где она?

- За моим бугром поле, за ним и она. Новая оборона германцев. Почище линии Маннергейма будет. Не слыхали разве?

- Да нет... Посмотрим.

- Посмотрите, а дом наш за этой "Пантерой" был. Сожгли его, проклятые.

В новом "жилище" старики поселились осенью. Место высокое, сухое, и бурт картошки рядом. Разведчики посоветовали уйти в освобожденную деревню. Дед отказался:

- Где там жить будем и кто нас кормить станет? Да и привыкли здесь.

- Бои начнутся, вас и побить могут.

- Э, сынки, я тоже воевал и соображаю, что к чему. За бугром мою земляну ни один снаряд не достанет. Переживем как-нибудь.

На этом и расстались.

"Пантеру" войска пробовали брать с ходу. Не получилось. Она строилась основательно: густо заминированное широкое предполье, глубокий ров, вал за ним с укрытиями от бомб и снарядов, многочисленными дзотами, бронированными полусферическими колпаками, привезенными из Германии, открытыми и закрытыми площадками для пушек и минометов, и за всем этим еще несколько запасных линий в глубине.

В конце марта начался новый штурм "Пантеры" более мощными силами. После небывалой артиллерийско-авиационной подготовки померк солнечный день, черная пелена заволокла землю и поднялась в небо. По нему невиданно и страшно, накатываясь друг на друга, заходили черные волны. Казалось, такой густоты и силы огонь сметет все, от фашистских укреплений останутся рожки да ножки, но вражеская оборона выстояла, ответила жесточайшим контрударом. Изнурительные бои закончились с наступлением весенней распутицы; раньше времени разверзлись хляби земные. Наступило затишье.

В отпуск бы теперь! Сутки туда, сутки обратно, денек дома побыть! Больше и не надо. Не успел так подумать Шарапов, как вызвал его командир полка, пряча в усах улыбку, спросил:

- Ты о моем обещании не забыл? Собирайся. Как отведут полк во второй эшелон, так и отпущу.