Воин мрака - Александр Прозоров

– Опасные игры затеваешь, деточка…

– Опасно, Ираида Соломоновна, на наркотики подсесть али за воротник каждый день закладывать. А с приятелем толковым по мирам погулять – это просто развлечение, – подмигнула ведьме Роксалана.  – Или вы думаете, когда крепко припечет, он меня оттуда не вытащит?

– Тот, каковой оберег со змейкой ковал? – прищурилась старуха.  – Этот, коли пожелает, откель угодно достанет.

– В этот раз я снаряжусь хорошо, – пообещала Роксалана.  – Никому мало не покажется.

– Вот, тоже возьми, – протянула ей тонкий и раздвоенный в рогульку прут ведьма.

– Что это?

– Лоза ореховая. Коли ее в ладони взять и над монетой провести, комель вниз опустится. Попробуй.  – Ираида Соломоновна бросила на застеленный картой стол двухрублевик.  – Токмо сильно прутик не зажимай, дабы поворачиваться не мешать. Попробуй.

Девушка, пожав плечами, взяла рогульку двумя руками, провела над монетой. В нужном месте комель действительно опустился вниз, указывая точно на цифру «2».

– Ну и что?

– А то, что он и на камни реагирует. – Знахарка убрала монету и положила на стол камень. – Давай!

Роксалана повторила опыт, и опять комель повернулся, едва оказавшись над камнем.

– Чего ради я тут время трачу, Ираида Соломоновна?

– А ради того, чадо мое несмышленое, – отбросила камень ведьма, – что не на воду, не на деньги и не на камни лоза реагирует, а на желания твои. На то, что ты, именно ты найти желаешь! Метку помнишь, что на суженом своем оставила? Представь ее пред собою. Как можешь ярче представь! К ней всеми помыслами устремись. Найти ты желаешь место, к метке оной самое близкое. То, где дотянуться до нее проще всего. То, куда она в скитаниях своих в час переломный доберется. Метка твоя, желания твои, суженый твой, воля твоя… Ищи!

Знахарка отступила и раскинула руки над картой.

Роксалана поджала губы, посмотрела на стол. Сделала глубокий вдох и медленно повела лозой над картой. В одну сторону, в другую… Наклонилась дальше, провела еще раз от края и до края, потом еще раз. И вдруг, нежданно для нее самой, лоза уронила свой комель и ткнулась им в коричневый овал, означающий возвышение с крутыми склонами.

Ведьма мигом подскочила, положила под комель монету.

– Вы уверены? – исподлобья посмотрела на нее Роксалана.

Ираида Соломоновна вытащила из-под стола и развернула еще одну карту, потом еще. И на обеих метка стояла в одном и том же месте:

– Три раза гадала, деточка. И все знаки неизменно воедино сходятся. Ты ведь помнишь? – ведьма подняла согнутый мизинец. – Уговор меж нами. Посему дорога ты мне, ако чадо кровное. Коли пропадешь, кто клятву сполнять станет?

– Когда? – коротко спросила Роксалана.

– О сем ты мне скажи, милая.

– Тогда через неделю.

– Не-ет, милая, не то ты сказываешь, – покачала головой Ираида Соломоновна.  – О кудесничестве ты, сказываешь, спрашивала? Обряды, сказываешь, учила? Неправда все сие, деточка. Не в знании кудесническом, не в подсчетах точных, не в записях подробных, не в обрядах шаманских. Здесь чародейство спрятано, – ткнула знахарка пальцем в ее живот. – В душе, в чувствах, ощущениях… В единении с небесами воздушными, с водами текучими, с землею сырою, с солнцем жарким. С ними воедино кудеснику слиться надобно, ими пропитаться, их токи, желания и возможности познать, ако самого себя. Песни, обряды, танцы и заговоры суть лишь помощники малые, дабы в деле сем тонком подсобить. Но не в них сила. В душе она, в тебе, в понимании и принятии мира нашего.

Знахарка обошла стол, взяла голову миллионерши в ладони:

– Ну же, чадо! Закрой глаза, о хлопотах забудь, внутрь себя оборотись, о прочем забывая. Безмирие вспомни, в котором парила. Миры, в каковые заглядывала. Пути, которыми летела. Метку вспомни. В руку свою метку сию возьми, через безмирие до нее дотянись. Не сама думай, ее слушай! Коснись ее, чадо… Ты чуешь ее? Видишь? – Ведьма чуть выждала и спросила: – Когда?

– Седьмого апреля… – выдохнула Роксалана и села прямо на землю, ощутив внезапную слабость.

– Воля твоя, деточка, – ласково улыбнулась ей старуха и принялась сворачивать карты. – Сказываешь, помирает метка чародейская? Плохо сие, чадо. Ой, плохо. Как бы ниточка меж мирами да не порвалась…

Едва дверь отделения реанимации распахнулась, Виктор Аркадьевич, нервно меривший шагами коридор, кинулся к врачу:

– Как она, доктор?!

Худощавый и малорослый, наголо бритый и с длинными черными, словно накрашенными, ресницами вокруг голубых глаз, завотделением замедлил шаг, пожал плечами:

– Даже не знаю, что сказать. У нее пробито сердце и правое легкое. Немудрено, что на «Скорой» смерть диагностировали. По всем законам она уже давно… – врач запнулся, мотнул головой: – Но рефлексы есть, энцефалограмма нормальная, мозг активен и, есть надежда, даже не поврежден. Не представляю, как такое могло быть? Четыре часа без сердца – и она просто видит сны!

– Может, что-то нужно, доктор?

– В настоящий момент ваша… Простите, Виктор Аркадьевич, кем приходится вам пострадавшая? – врач остановился.

– Невеста, – не моргнув глазом ответил бизнесмен.

– Н-н-невеста, – врач задумчиво постучал пальцами по бейджику. – Как бы это сказать… Нам еще никогда, Виктор Аркадьевич, не приходилось лечить пострадавших с пробитым навылет сердцем. Оно, можно сказать, надвое разорвано.

– Может, ее тогда в Военмед перевезти?

– Во-первых, можете мне поверить, подобных ранений не встречалось даже им, – опять застучал пальцами завотделением.  – Во-вторых, в настоящий момент аппараты искусственного жизнеобеспечения поддерживают ее в достаточно стабильном состоянии… Если можно употребить это слово. А перевозка чревата… Ну, а в-третьих, со специалистами Военно-медицинской академии мы постоянно консультируемся.

– Какие варианты?

– Пересадка сердца, наложение швов на ее собственное, полный перевод на механический кровоток. В последнем случае, понятно, она навсегда окажется привязана к чемоданчику. Маленьких сердец мы делать пока еще не умеем. Лично я склоняюсь к варианту два. Так не будет трудностей с отторжением. А вот вояки считают, что «штопаное» сердце расползется, что его не получится запустить, что шрамы будут несовместимы с полноценной жизнью… Но другие варианты тоже не сахар.

– Вот проклятие! – сжал кулак бизнесмен.  – Лучше бы они мою башку прострелили!

– Тогда то же самое сейчас я слышал бы от нее, – вздохнул доктор. – Вы извините, но говорить о последствиях сейчас трудно. Случай действительно уникальный.

– Да, я понимаю, – бизнесмен отступил к стене.

Заведующий отделением ушел, и к нему приблизился водитель:

– Виктор Аркадьевич, а вы чего… Это… С Олей… И правда?

– Дурак ты, Юра! – отмахнулся бизнесмен.  – Если я не родственник, мне вообще ничего не скажут. А папой назваться не могу, настоящий вот-вот приедет. Так что, будем считать, мы хотели пожениться.

– Да, – потупил взгляд мужчина.  – Называть эту малышку телохранительницей звучало бы еще глупее.

– Но спасла меня все-таки она, а не ты!

– Я же в машине был, Виктор Аркадьевич! – вскинул голову водитель. – Сделал что мог!

– Молчи лучше, – отмахнулся бизнесмен.  – И Алевтине не проболтайся.

– Странно зело сие, – пробормотала знахарка, укрывая бесчувственного мужчину вытертой кошмой.  – Ни раны нет, ни царапины единой, ни укуса. С чего свалился? Неведомо. И ладно бы жалился на что, вел себя странно. А то здоров был, здоров, да с тем и упал.

– Ты же сама про божью кару сказывала, теть Зорь! – Снежана подоткнула край одеяла.

– Так ведь от кары небесной тоже следы остаются, племяшка.  – Женщина поднялась: – Пойду, дров принесу. Теперича и их куда более уходить будет! А ты ступай, белье с веревок сними. Выморозилось уже, мыслю. Теперича еще и этого кормить придется. Никаких сил не напасешься.

– Как же его кормить-то, беспамятного?

– Бульончиком крепким, в ротик ложечкой, – знахарка стала одеваться.  – Пожрать – оно даже беспамятные мужики завсегда любят. Но на болтушке морковной не выкормишь, тут мясо надобно.

– Ну, он ведь мне два гривенника дал.

– Надолго ли этого серебра хватит? А в сумке, вон, я посмотрела, еще три всего и несколько чешуек.

– Ты в его сумку лазила, теть Зорь? – возмутилась девушка.

– А чего не посмотреть, коли хомутом на шею свалился? Ступай давай за бельем, еще разнести дотемна надобно.

Серебро, уплаченное прачке за помывку в бане, вечером превратилось в баранью полть. Купленную половину туши женщины разделали, вечером сварили густой бульон, каковой, когда остыл, терпеливая Снежана по ложечке стала заливать больному в рот. Тот и вправду глотал, хотя больше никаких признаков жизни не подавал. Даже дышал еле-еле, в полушаге не слышно.

– Одно хорошо, сами в кои веки мяса поедим, – сварливо сказала знахарка, обдирая вареное мясо в миску. – Ему твердого ничего не проглотить.