Книга 1. Цепные псы одинаковы - Иней Олненн

— Соколы пойдут с тобой, — спокойно и твердо произнес Ян.

Промолчали только Медведи и Ингерд. Скронгиры и так сказали, что хотели, а у Волка была своя дорога, потому ни за кем он идти не собирался.

Посмурнели Боргвы и Годархи, задумались Туархи и Торвалы, уж больно не по нраву был им такой союз, на прочных обетах замешанный. Такие обеты мечом не разрубишь… Один янгар Вепрей был невозмутим и сдержан или же то видимость была?

— Вам не устоять, — сказал он. — Только зря головы от пустого бахвальства сложите. Как ни силен Тур, а с Вепрем ему не тягаться!

— Может, проверим это прямо сейчас? — бросил ему Исмел Стиэри, за клинок взявшись.

— На одда-отунге убийства под запретом, — усмехнулся-напомнил Асгамир. — На ратном поле встретимся, там и поговорим. Мечами.

— Добро.

Исмел Стиэри степенно кивнул ему, повернулся к отунгу и провозгласил:

— Именем янгара Белых Туров был собран одда-отунг, этим же именем я распускаю его! Отправляйтесь в свои становища и готовьтесь к битве! И пусть каждый заплатит свою огдстаму!..

…На крутом берегу, на высокой скалеСтоит камень большой, стоит камень могуч.Веет ветер над ним — не шелохнется,Гремят грозы над ним — не шелохнется,Не шелохнется, думу думает,Мать сыру землю повыспрашивает:Ты скажи мне, мати сыра земля,Ты скажи мне про то, что не ведаю:Отчего птицы-звери попрятались?Отчего шумят ветры тревожные?Отчего ты дрожишь, не от страха ли?От беды ли какой, от несчастия?..Отвечает ему мать сыра земля,Да про то говорит, что ей ведомо:То еще не беда, только полбеды,Да от несчастья всего половиночка:То не речка бурлит многоводная,То кровь бурлит молодецкая,Черный волк по следу вепря идет,Верно идет, неустанно.Дерева перед ним расступаются,Звери-птицы по норам хоронятся,Перейти ему дорожку опасаются.А как настигнет волк того вепря,Так бывать той беде да целехонькой,Так красной пролиться да кровушке,Да бёрквам бывать со добычею…

Скоро Асгамиры в свои земли подались, коней не щадили, потому как война по пятам катилась. Не было мира до этого дня, а с этого дня и вовсе битвы из края в край пошли. Спешили Асгамиры за Стечву, войско собрать торопились, чтоб напасть на Соколов не мешкая, а через них огнем и кровью до Соль-озера дойти. Зол был янгар Эван, не покорились его слову Орлы да Туры, что ж, покорятся мечу его! Хотят они того или нет, но бывать янгару Эвану владыкой всех земель от Стечвы до Келмени! И горько пожалеют Лисы да Соколы, что не примкнули к его рати!

В ярости стегал плетью своего коня Эван Асгамир, и взрывали копыта землю, и по этой земле Ингерд шел, а за ним — два волка след в след, как на охоту. Да то настоящая охота и была, отринул Ингерд все человеческое, чтоб врага своего выследить, второй день зверем шел.

Обогнули Асгамиры Соль-озеро, из Орлиных земель в земли Туров попали, и везде знак красного пера пропускали без боя. И случилось так, что как раз застал Вепрей во владениях Туров светлый Имарь-день.

Весь день ехали Вепри, весь вечер и полночи, а потом кони совсем из сил выбились, и остановились Асгамиры в роще отдохнуть до рассвета.

Да только не простая та роща была, заповедная: в ней вечувары древние стояли, сюда кхигды гадать приходили, здесь пелись меинкер — обрядовые песни. Не знали того Асгамиры, спали беспробудно, а на рассвете их напевы дивные растревожили да голоса звонкие. Занялась заря красная, и вышли на поляну девицы молодые, венками из цветов украшенные, в рубашках одних да босые, ибо в рощу ту как в горницу светлую ходили. Пришли они сюда обычаи древние творить, и с ними кхигд, чтоб правильность обрядов блюсти.

Пришли — и остановились, удивленные да испуганные: заповедную их рощу сапоги да подковы топчут, тяжелые мечи травы собой шелковые примяли, не бывало до этих пор в роще ни луков, ни копий, ибо в Имарь-день запрещалось кровь проливать.

Оглянулись вокруг Асгамиры хмуро — не любо им было, что ни свет ни заря их подняли, но делать нечего, кликнул янгар Эван своих воинов, оседлали они коней да удалились безропотно — Имарь-день во всех землях почитали. Да только Рунар остался, точно к земле прирос, с места не двинется. Приметил он девицу, как лоза стройную, как весенний рассвет ясную, прекрасную, как вечерняя заря. Остановился Рунар, точно заколдованный, а все девицы в стайку, как пичуги испуганные, сбились — уж больно грозен был Вепрь и меч в руке сверкал, в ножны не вложенный.

А тут Ингерд является, клинок со свистом выхватил и прямо на Рунара идет и нипочем ему древние обряды — вот она, добыча его! И встретились клинки звонко, кровь пролить хотели, и вздрогнули вечувары от дерзости такой, заволновалась заповедная роща, а между Ингердом и Рунаром та девица бросилась, тонкими руками мечи остановила, поранилась, но в стороны их развела.

— Не смейте! — им крикнула гневно. — Остановитесь, обычаев не помнящие!

Ингерд повернулся к ней, яростный, и замер вдруг, клинок опустил, отступил на шаг, ибо увидел вдруг перед собой глаза — неумолимые, беспощадные, родные. Глаза цвета спелой вишни. Глаза зверя. Глаза Волчицы.

А Рунар забыл начисто, что с Ингердом драться собирался, к девице подходит, слово молвит:

— Ты скажи мне, девица, из какого рода ты, как имя твое, кто отец твой?

Отвечает ему девица, как лоза, стройная:

— Из рода Белых Туров я, имя мне — Кьяра, и прихожусь я славному янгару Исмелу Стиэри дочерью.

А сама на Ингерда смотрит, и темнеют глаза ее. Перехватил этот взгляд Рунар и смертельно побледнел, будто ранили его в самое сердце. Нет, не мог он допустить, чтобы снова Ветер увел у него женщину.

— А мое имя — Рунар Асгамир, поедем со мной, девица. Меха подарю тебе соболиные, каменьями тебя украшу самоцветными, в наряды одену дорогие. Поедем со мной.

Отвечает ему девица как весенний рассвет ясная:

— Есть у меня меха соболиные и каменья самоцветные, и нарядов дорогих у меня не счесть. Зачем же поеду я с тобой?

И говорит ей Рунар так:

— Нет племени славнее моего, земли наши богатые и раздольные, леса наши дичью полнятся, а озера — рыбой, небо наше — чистое, синее, а травы — как шелк мягкие. Все земли свои к ногам твоим брошу, а мало покажется — остальные мечом добуду. Поедем со мной, девица, и ты будешь хозяйкой моего племени и всех земель, что из края в край не измеришь.

Отвечает ему девица, как вечерняя заря, прекрасная:

— Много у отца моего земель, и нет мне края милее, чем родное Соль-озеро. Чужого не надо мне. Зачем же поеду я с тобой?

Тогда Рунар подошел к ней близко и в третий раз молвит:

— Любить тебя буду больше жизни, судьбу свою тебе отдам. Земель не хочешь, богатств не хочешь — возьми сердце мое, возьми жизнь мою вместе с локоном.

С этими словами вынимает он кинжал острый да режет локон свой черный и к ногам девицы кладет. Взглянула на Асгамира девица глазами цвета вишни спелой, долго глядела, а потом и говорит:

— Напрасно, Вепрь, ты прядь свою отнял, не нужна мне жизнь твоя, и твоя судьба не станет моей судьбою. Не приму я клятвы твоей, ибо разные у нас дороги: Ты — Вепрь, а я — Волчица и за Волком пойду, хочет он того или нет, пешком пойду, в лесах и полях ночевать стану, потому что одного мы с ним племени и кровь у нас общая.

Сказала, к Ингерду повернулась, неторопливо кинжал его с пояса сняла, локон свой темный срезала и к ногам его положила, как поклонилась.

Отшатнулся Ингерд, кровь с лица схлынула, защемило сердце болью жгучей, и почуял он, как непрошено повернулась судьба его, и локон темный девичий, что змейкой у сапога его завился, пострашнее той дубовой досочки обрядовой будет, и клятва девицы связала его сильнее, чем Клятва Белого Огня.

Поглядел Ингерд на Рунара, потом на девицу, и увидела девица муку в его глазах такую сильную, что губу до крови закусила, поняла, что погубила Волка выбором своим, и говорит:

— Локон, один раз срезанный, обратно не прирастет. Сердце, однажды отданное, обратно не воротишь. Но слово, что бросила, назад возьму, не заставлю тебя со мной обряд разделить.

А другие девицы в сторонке стоят, испуганные, кхигд бормочет что-то недовольно — слыханное ли дело, обычаи попирать?! Однако ж теперь только девица могла спор решить, так бывало всегда, на то он и обычай, потому никто и не мешался.

Имарь-день венчал собой середину лета, в этот день парни и девицы срезанными локонами до утра менялись, и промеж парней драки случались, но не до крови, ибо духи запрещали смерть и кровопролитие, затем вечувары в заповедных рощах и стояли. Коли девица выберет одного, второй не спорит, а через минуту уже для другой прядь под ноги бросает.

Но в этот час сошлись в заповедной роще два врага заклятых, могучих, чьи глаза ненавистью горят, а мечи крови просят, не остановить их вечуварам. Кхигд потихоньку принялся заклинания творить, но вскоре понял: не помогут. Вокруг этих двоих такие силы вьются, что никакие заклинания их не усмирят. Кхигд вздохнул и неподвижно застыл, весь в зрение и слух обратившись.