Девушка с девятью париками - Софи ван дер Стап

Четверг, 20 октября

Я моргаю и чувствую, что мои ресницы цепляются за наволочку. С тех пор как я перешла на поддерживающую амбулаторную химию, мои волосы стали медленно, но верно отрастать. А также ресницы и брови. И, к сожалению, все остальное.

Назад к бритью, выщипыванию и воску. Я встаю и ищу тушь, прячущуюся где-то в недрах моей косметички. Теперь на моей голове легкий пушок, вернувший лицу осмысленность. Очень похоже на Натали Портман, особенно с выпирающими скулами и темными кругами под глазами. И все равно я прячу этот пух.

Я не хочу завтракать, но для пациентов, которые проходят через облучение, это нормально. Тело реагирует на лечение так экстремально: от истощения я превратилась в какое-то иглобрюхое, затем вернулась в нормальный вес, а сейчас снова кажусь анорексичкой. Это действительно утомляет. Я выгляжу и чувствую себя как выжатый лимон.

Несмотря на все наши дела и, несомненно, благодаря моей ревности, мы с Робом уезжаем на несколько дней. Люксембург – озера, горы, свежий воздух. Я сделала сотни фотографий – осенних листьев, Роба, арок, Роба, панорам, еще больше Роба. Утром я выхожу из отеля как Пэм, а вечером ложусь в постель как Ума. Портье в замешательстве и смотрит на Роба вопросительно: “Где ваша девушка? Вы бросили ее в городе?”

Роб с радостью включается в игру: “Да, она мне надоела”. Эта игривая угроза заставляет меня чувствовать каждый взгляд, каждую шутку, каждую слезу и каждое прикосновение более остро.

Мы едим сыр, пьем красное вино и гладим дружелюбных псов на улицах. Мы ходим танцевать. Мы взбираемся на гору и едим шоколад. Это романтично и красиво, но я все еще гадаю, не лучше ли нам остаться просто друзьями. Не знаю, рак это или просто мы такие, но Люксембург, кажется, говорит нам, что всего этого не должно было случиться.

“Посмотри на эти чудесные снимки!” – восклицаю я в машине на пути в Амстердам. Роб и Сью завтракают, Роб и Пэм в автомобиле, Роб и Ума бродят по городу, Роб и Блонди ужинают. Твою мать. Так трудно все это отпустить.

Мы держимся, вот только держаться не за что.

Среда, 26 октября

– Это значит, ты можешь уехать в Гонконг навсегда?

– Понятия не имею, Софи, может случиться все что угодно. Но да, такая вероятность есть.

– Ты знаешь, как это далеко?

– Мы к этому привыкнем.

– Прости меня, но я не могу тебя отпустить. Просто не могу.

Сне едва сдерживает слезы. Она сидит рядом со мной, я в своем обычном положении – усталая и больная, застрявшая в кровати.

– Прости, Сне. Я знаю, что говорю ужасные вещи. Ты нашла своего мужчину. Ты должна поехать.

– Я просто не могу выносить мысль о том, что оставлю тебя. Особенно сейчас.

– А не мог бы Киран найти себе занятие здесь?

– Софи, я не уеду, если… ну, ты знаешь, – я знаю, что она имеет в виду, но ни одна из нас не может произнести это вслух.

Я крепко ее обнимаю.

– Это значит, ты едешь. Нет больше никаких “если”. Я поправлюсь.

Сне тихо плачет.

Воскресенье, 6 ноября

Я в Испании, навещаю Отто и Бебе. Бебе я вижу впервые и впервые за долгое время вижу Отто. Отто был врачом и, услышав, что я больна, пригласил меня в их дом в горах, где много полезного свежего воздуха. Это отдых далеко-далеко. И это именно то, что мне нужно.

Отто – старый друг моих родителей, который за то время, что они были знакомы, успел трижды жениться. Бог, как говорится, любит троицу. Пять лет назад они с Бебе эмигрировали в Испанию, в Андалусию. Проработав годы хирургом общей практики, затем пластическим хирургом, потом инженером-электриком, Отто понял, что городская жизнь ему осточертела.

Бебе тоже трижды была замужем, так что их брак благословлен небесами. В шестидесятые модель, а позже – медсестра в частной клинике Отто, она вела довольно интересную жизнь. Такую напряженную, на самом деле, что теперь наслаждается миром, который они с Отто нашли в Испании. Они живут уединенно. Ближайшая деревня находится в нескольких километрах, и она не слишком велика. Им нравится жить здесь из-за удаленности от остального мира, а мне нравится к ним приезжать. Один рынок, одно деревенское кафе и одна церквушка – сколько же в этом простоты. Виды кругом фантастические: глубоко внизу долина, сверху – горы, вдалеке – кусочек океана.

Здесь не существует времени. Мы встаем когда хотим, едим что хотим и что хотим планируем. А это не больше одной поездки в день на местный рынок или набега на соседнюю Гранаду. Я забываю, каково это – чувствовать, что время ускользает. Обычно, даже если я теряла счет дням, я была в курсе того, что происходило, поскольку отсчитывала пятьдесят четыре недели химии. Перечеркивая каждую неделю, я все чаще вспоминаю, каково это – быть счастливой сегодня.

Сейчас, когда заканчивается химиотерапия, я все больше боюсь того, что надвигается. Что я буду делать без химии? Что если мои опухоли вырастут еще больше? Я знаю, что не должна этого делать, но каждую ночь все равно обдумываю свои похороны. Я хочу мечтать о будущем, но не могу. Я боюсь. Я думаю о своем гробе и о том, что скажет папа и что наденет мама. Я думаю, что моя сестра сделает все, чтобы утешить родителей, и, занимаясь этим, забудет о самой себе. Я думаю об Аннабель, которая поцелует мой гроб. О Робе, которому хватило мужества любить больную раком женщину. Обо всех, кого я люблю и кто любит меня. О Марко, и об Оскаре, и обо всех тех, кто ушел до меня. Я хочу поговорить об этом, выкинуть из головы, но разговор о том, какой гроб больше подойдет под цвет моей кожи, не очень-то уместен за ужином.

По крайней мере, медицинский опыт Отто и Бебе помогает мне чувствовать себя здесь в безопасности. Мы обсуждаем мою историю болезни (которую я все еще подсовываю каждому встречному врачу), мой опыт общения с докторами, лекарства, которые мне прописывают, и пугающую статистику Они показывают мне, как проверять мочу на инфекции мочевого пузыря (еще один неожиданный побочный эффект лечения), писая в баночку, и рассказывают, какие витамины и добавки нужно принимать для решения этой проблемы.

Вторник, 8 ноября

С пылающими после прогулки щеками я падаю на кровать. Оскар и Лэнс лежат на тумбочке. Оскар, который умер, и Лэнс, который вновь сел на свой велосипед. Я думаю о Юре, вечно бегающем между ночным клубом и больницей – он интерн и клубный промоутер. Чем больше жертв рака я встречаю, тем чаще думаю о тех, кто справился, и тех, кто не смог. Я же правда не буду в числе тех, кто не справился? Смотрю на себя и удивляюсь, как невероятно то, что я могла стать тем, кто бродит по округе с редкой опухолью в теле. И как невероятно для меня было бы умереть из-за нее. Мои шансы заполучить этот рак были минимальны, но вот шансы выжить после него равны семидесяти процентам. Я не попаду в оставшиеся тридцать. Просто не попаду. Не самый серьезный аргумент, я знаю, но мне он кажется идеальным и логичным. А победить рак еще не значит закончить борьбу. Как говорит доктор Л., поначалу сложнее всего держать рак как можно дальше от себя. Так что, даже если я выживу, я все еще останусь в его тюрьме.