Проповедник - Камилла Лэкберг

Густав тяжело вздохнул и сказал после небольшой паузы:

— E-Type.

— А-а, клево.

Мария засмеялась, совершенно довольная.

Боже мой, подумала Эрика, чтоб мне жабой родиться, если ей двадцать один, как утверждает Дан, — семнадцать в лучшем случае. Хотя, конечно, она миленькая — даже Эрика была вынуждена это признать. Она горестно посмотрела на себя — да, это уже не грудь, это вымя — и констатировала, что те дни, когда соски нахально торчали сквозь одежду, как у Марии, увы, миновали.

Вечеринка оказалась не самой удачной. Эрика и Патрик старались изо всех сил поддерживать разговор, но общение Дана и Густава больше смахивало на первую встречу землянина с жителем Марса, а Мария умудрилась быстренько насосаться, выбыла из рядов активных бойцов и удалилась в туалет. Один лишь Ларс чувствовал себя прекрасно: он сосредоточено лопал, точнее, доедал все, что оставалось на блюдах, и пребывал в совершеннейшем счастье, не замечая убийственных взглядов Биттан.

Уже около восьми часов все разошлись, Патрик и Эрика остались одни перед радостной перспективой мытья посуды. Они решили немного погодить с этим делом и сели рядышком с бокалами в руке.

— Ох, как бы мне сейчас хотелось хлебнуть вина. — И Эрика мрачно посмотрела на свою кока-колу.

— Да, я очень хорошо понимаю, почему после сегодняшнего ужина тебе хочется выпить. Боже милостивый, как нас только угораздило собрать их всех вместе. По-моему, мы с тобой весь вечер ежа с золотой рыбкой скрещивали. Ну и что, мы думали, из этого выйдет? — Он засмеялся и покачал головой. — А ты знаешь E-Type? — Патрик говорил фальцетом, изображая Марию, и Эрика фыркнула. — Bay, как клево, — продолжал Патрик фальцетом, и Эрика залилась смехом. — Моя мама говорит, не важно, что девушка немножко глупая, если девушка красивая. — При этом Патрик кокетливо наклонил голову, воспроизводя интонацию Марии.

Эрика держалась за живот и умоляла:

— Прекрати, я больше не могу. Ведь ты же сам просил ее пригласить.

— Ну да, я знаю, но так уж вышло. — Патрик стал серьезным: — А что ты думаешь об этом Густаве? Мне как-то не показалось, что он самый приятный человек на свете. По-твоему, он Анне подходит?

Эрика моментально перестала смеяться и наморщила лоб.

— Нет, по-моему, и я здорово беспокоюсь. Конечно, можно считать, что после Лукаса, который ее лупил, любой покажется золотом. Может, конечно, это и правильно, но у меня, как тебе сказать… — Эрика помедлила, подыскивая подходящее слово. — Я бы очень хотела для Анны чего-то большего. Ты заметил, как его напрягало, когда дети шумели и бегали вокруг? Я голову даю на отсечение, что он из тех, кто считает, что детей может быть видно, но не слышно. Но Анне-то это совершенно не подходит, ей нужен кто-нибудь добрый, с теплом, способный любить, с кем она будет чувствовать себя хорошо. После того как я с ней поговорила и посмотрела на них вместе, мне кажется, это не то. Она не понимает, что заслуживает большего.

Они сидели и смотрели на море. Солнце медленно тонуло в воде, как раскаленное ядро. Было очень красиво, но Эрика перестала чувствовать эту красоту: ее тяготила тревога и беспокойство за сестру. Временами она так сильно чувствовала свою ответственность за нее, что это буквально мешало ей дышать. Но если она так сильно носится со своей сестрой, то что же она будет чувствовать, когда у нее появится собственный ребенок?

Она опустила голову на плечо Патрика, и вечерняя темнота сомкнулась над ними.

Понедельник начался с радостных новостей: Анника вернулась из отпуска. Загорелая до черноты, посвежевшая, довольная жизнью после отдыха вместе с любимым мужем, она села на свое место в приемной и блестящими глазами посмотрела на Патрика, когда он вошел в участок. Обычно он ненавидел понедельники, особенно утро понедельника, но когда увидел Аннику, жизнь показалась ему намного легче. Анника была своего рода осью или центром, вокруг которого крутилась вся жизнь в участке. Она организовывала, спорила, ругала и мирила, делала все, что нужно, в зависимости от обстоятельств. Какая бы проблема ни возникала, у Анники всегда находились умный совет и слово утешения. Даже Мелльберг определенно ее уважал; он прекратил свои попытки исследовать ее рельефы и больше не устремлял в ее сторону похотливые взоры, с чего он начал, когда появился у них в участке.

Не прошло и часа со времени прихода Патрика на работу, как вдруг Анника с очень серьезным лицом постучала к нему в дверь:

— Патрик, пришла одна пара, они хотят подать заявление о пропаже дочери.

Они посмотрели друг на друга и безо всякой телепатии поняли, о чем каждый из них подумал. Анника привела в кабинет Патрика двух встревоженных людей, которые вошли неуверенной походкой и сели, опустив плечи, перед его письменным столом. Они представились как Бу и Чёштин Мёллер.

— Наша дочь Ени не вернулась домой вчера вечером… — начал Бу.

Это был невысокий коренастый мужчина за сорок. Когда он говорил, то все время нервно отряхивал пестрые шорты и не отрываясь смотрел в какую-то точку на письменном столе Патрика. По-видимому, только сейчас, когда они сидели в полицейском участке, исчезновение дочери стало для них реальностью, и паника в них все нарастала. Голос Бу сорвался, и его жена, тоже маленькая и крепенькая, продолжила:

— Мы живем в кемпинге, в Греббестад. Наша Ени хотела съездить во Фьельбаку около семи с друзьями, которых она встретила. Они собирались куда-то пойти вместе, насколько я знаю, но Ени обещала вернуться не позже часа ночи. Они договорились возвращаться вместе на автобусе. — Голос Чёштин тоже сорвался, ей пришлось сделать паузу, и потом она продолжила: — Когда она не пришла домой, мы забеспокоились и пошли к девушке, которая жила по соседству, с которой они вместе уехали. Ну конечно, разбудили ее и ее родителей. Она сказала, что Ени не пришла на автобусную остановку, как они договаривались, и они решили, что она просто передумала. Тогда мы поняли, что случилось что-то серьезное. Ени так с нами никогда бы не поступила, она у нас единственный ребенок. Она никогда не забывает сказать нам, если придет поздно или что-нибудь такое. Что с ней могло случиться? Мы слышали о девушке, которую нашли на Кунгсклюфтане, но вы не думаете…

Здесь голос изменил ей окончательно, и Чёштин разрыдалась. Бу положил жене на плечо руку, безуспешно пытаясь успокоить ее; у него самого в глазах стояли слезы. Патрик был крайне обеспокоен, но изо всех сил постарался этого не показывать.

— Я не считаю, что у вас есть причины проводить подобные параллели.

«Вот дерьмо, как же это я закруглил», — подумал Патрик: он с трудом находил подходящие слова в подобных ситуациях, остро сопереживая чужому горю, хотя, в принципе, не мог себе этого позволить. И корректный сухой бюрократический тон служил Патрику своего рода психологической защитой.

— Давайте начнем с того, что вы расскажете мне о своей дочери. Итак, как вы сказали, ее зовут Ени. Сколько ей лет?

— Семнадцать, скоро восемнадцать.

Чёштин продолжала плакать, уткнувшись лицом в рубашку мужа, и на вопрос Патрика ответил Бу. Тут, как бы предваряя следующий, еще не заданный вопрос о том, нет ли у них недавно сделанной фотографии дочери, мать Ени промокнула глаза бумажной салфеткой, достала из сумочки цветную фотографию и протянула Патрику. Патрик бережно взял снимок и посмотрел на него. Типичная семнадцатилетняя девушка, слишком много косметики и вызов в глазах. Он улыбнулся родителям и попытался придать себе вид, полный уверенности.

— Милая девушка, я думаю, вы ею гордитесь.

Они оба одновременно кивнули, и Чёштин даже немного улыбнулась.

— Она хорошая девочка, хотя, конечно, в таком возрасте у них у всех свои заморочки. Она не хотела ехать с нами в этом году в отпуск в доме на колесах, хотя мы так отдыхаем вместе каждый год с самого ее детства. Но мы ее упросили и сказали, что это, наверное, будет последнее лето, которое мы проведем так, вместе, и она согласилась.

Когда Чёштин услышала сама, что она сказала насчет последнего лета, она опять заплакала, и Бу, утешая, погладил ее по голове.

— Но вы понимаете, что все это серьезно? Вы этим займетесь? Мы слышали, что должно пройти двадцать четыре часа и только потом человека начинают искать, но вы должны нам поверить: мы совершенно уверены, что что-то случилось, иначе Ени дала бы о себе знать, она не из тех девушек, которые могут наплевать на все и заставлять своих родителей сидеть и сходить с ума.

Патрик старался держать себя в руках, насколько это только возможно. Но у него перед глазами невольно вставала картина обнаженного тела Тани на Кунгсклюфтане. С некоторых пор это ему периодически виделось по ночам. Патрик поморгал, чтобы избавиться от этого видения.

— Мы не ждем двадцать четыре часа, это только в американских фильмах показывают. Но пока мы ничего точно не знаем, постарайтесь не изводить себя. Конечно, я верю вам на слово, что Ени — порядочная и послушная девушка, но все же известно, как это бывает: неожиданная встреча, забыли и про время, и про папу и маму, которые беспокоятся и на стенку лезут, ничего странного, в общем-то, обычная вещь. Но мы сразу же расспросим всех вокруг. Оставьте, пожалуйста, ваш номер телефона у Анники, когда будете уходить, и как только мы что-нибудь узнаем, я сразу же вам позвоню. И уж пожалуйста, дайте нам знать, если Ени позвонит или тем более появится дома. Будьте добры, обязательно. И не надо беспокоиться.