Теперь ему принадлежу. Беременна от монстра (СИ) - Устинова Мария

— Ты сказала — не издевайтесь?

Сунув руки в карманы, он приблизился. Как он выглядел… Шикарно, демократично, непринужденно, а на фоне человек в петле боролся за жизнь.

— Ты понимаешь, кто он, за что его наказывают? — Власов остановился. — Он один из самых отъявленных мерзавцев страны. Когда ловят снайпера не грех пошутить над тварью. Эти крысы не способны на ближний бой. Они трусливо бьют с расстояния. Слышишь, как хрипит? Он это заслужил.

Да, я слышала. Хрип сводил с ума. Он будет сниться в кошмарах: страшный, натужный сип, который издавал Андрей, пытаясь вдохнуть.

— Пожалуйста, прошу вас, — скороговоркой залепетала я, — я сделаю все, что хотите… Все, что хотите, отдам, только дайте ему дышать!

Он оценил мои мокрые щеки.

— Если хочешь, чтобы твой любимый жил, ты должна правильно себя вести. Будешь послушной, делаешь то, что тебе говорят. Если тебе сказали выпить таблетки, ты их выпьешь. Ты не будешь убегать. И он должен правильно поступать. Тогда с тобой ничего не случится. Ты понимаешь?

Меня быстро убедила тень повешенного Андрея. Пока он брыкался, я поняла все за секунду.

— Да! — разрыдалась я.

Власов рассматривал меня со снисходительной улыбкой.

— Перережьте веревку, — разрешил он.

Натянутую веревку перехватили ножом. Андрей упал боком, плечом врезался в землю, и раскашлялся, глубоко заглатывая воздух.

— Посмотри, в кого ты превратился, Ремисов. Днище.

Я думала, он не встанет, но когда Власов подошел, Андрей перевернулся на бок и приподнялся, упираясь в землю скованными руками.

— Хочешь еще сильней унизить? — зло спросил он, глядя на врага снизу вверх. — Ну валяй, мне все равно.

Они были за пределами террасы, и Власов обошел полулежащего Андрея.

— Зачем мне тебя унижать? — усмехнулся он и расстегнул ширинку. — Ты и так полное ничтожество.

Он помочился Андрею на спину, и сухую землю рядом.

— Молодец, что пришел, — закончив, Власов застегнул ширинку. — Теперь будешь работать на меня. Твоя девчонка останется у нас. Заканчивайте. Девочка может попрощаться, если не брезгливая, а после отвезите его в город.

Власов ушел по направлению к машинам и скрылся в темноте.

Пока он издевался, я держалась.

Теперь из меня будто вынули позвоночник. Когда приходится глотать унижения, потому что не можешь ответить — это разрушает. И когда приходится смотреть и невольно участвовать — разрушает тоже.

— Поднимайся, — меня уводили первой.

Ноги затекли, живот я не чувствовала. Ребенок больше не двигался, и я положила руку сверху, чтобы хоть так ощущать связь.

— Нам разрешили попрощаться, — напомнила я охраннику, который не воспринял всерьез слова шефа и намеревался увести меня к седану.

Я имела на это право, хотя Андрею, думаю, больше хотелось, чтобы я ушла. Он кое-как сел в пыли, когда я опустилась на колени. Еще ловил воздух ртом, вздрагивая всем телом — инстинкт заставлял. Вблизи несло мочой и кровью. На шее осталась петля с отрезанным концом, а под ней — багровый ожог от веревки. Я нащупала узел под подбородком, с трудом растянула, ощущая, как под пальцами жадно раздувается горло.

— Как ребенок? — просипел он.

Живот ныл, в неудобной позе я снова это ощутила.

— Хорошо, — соврала я.

Андрей наклонился: щекой к моей влажной щеке.

Тяжело дыша, признался:

— Курить хочу…

Я поняла без просьбы, обыскала карманы, нашла сигареты и вставила одну между разбитых губ. Чиркнула зажигалкой. Андрей глубоко затянулся — даже зажмурился от наслаждения. Помню, мы любовались видом на город в ночь знакомства. Он курил и точно так же свет вспыхивающего уголька вырывал из темноты искаженные параличом черты лица… Он предупреждал: «ты не знаешь, кто я», а я недооценила. Теперь сижу в пыли и держу для наемника сигарету.

— Не бойся, — хрипло сказал он на ухо. — Меня не убьют, куражатся… Не волнуйся за меня. Вообще ни о чем не волнуйся. Все будет, как я говорил.

— Не ври...

— Мы увидимся, я приду.

— Успокаиваешь… — из глаз скатились горькие слезы.

Истерика позади, это слезы прощания.

— В машину, — меня подхватили на руки, намереваясь поднять.

Мы не поцеловались — больше не любовники и не возлюбленные, все в прошлом. Но он был мужчиной, к которому я привыкла, прячась на съемных квартирах. Потянулась к нему, хватая перенапряженные из-за скованных рук плечи.

— Перестань, моя девочка, — Андрей сжал зубами фильтр сигареты, чтобы было легче говорить. — Иди, не бойся, ничего тебе не сделают… Пусть попробуют.

Я дала усадить себя в машину. Через лобовое стекло было видно, как он сидит, опустив голову. Его залило светом фар, Андрей отвернулся, а когда взглянул на меня снова… я успокоилась.

Он жевал сигарету в углу кривого рта. Глаза ничего не выражали. Я ушла и Андрей стал безразличным. Даже если пытки продолжатся, ему не больно, не страшно, плевать на унижения. Он знал, куда пришел. Жестокий мир — его реальность, она его не шокирует. Иногда ты, иногда тебя. Кто-то сядет, кто-то ляжет в землю, кто-то уйдет под пытками: у всех своя судьба.

Седан круто развернулся, а я до последнего следила за ним. Повернулась в кресле. Я поняла таких, как он. Они из другого мира. Лучшее, что такие мужчины могут сделать своим женам, детям, матерям — держаться от них подальше. Забыть о них. Вести параллельную жизнь в аду, и не тащить туда тех, кто их любит.

Когда меня привезли, я легла, не включив света. Повалилась в постель боком, не сдерживая слезы. Сердце порвалось на части. Затихла. Я ему верила. Вопреки всему. Верила, что придет, справится, все вынесет.

А я пока побуду здесь.

Чтобы ему было проще. Потому что его бьющуюся в агонии тень я никогда не забуду.

Глава 29

Андрей

Без нее в квартире стало пусто.

Андрей курил, не обращая внимания на боль в губах.

Третья или четвертая, а ему не спится. Была бы Лена дома — пришла бы, сонно и укоризненно посмотрела, как в темноте он дымит на кухне, и никуда бы не делся — спать пошел.

А ее нет.

Вскрыли бетонную коробку, как грудную клетку разорвали руками, и вынули сердце. Он вспоминал умоляющие глаза, полные боли и страха. За него боялась. Просил же ее убрать. Разобрались бы один на один. Власов, тварь, увидел, как она волнуется, так и вцепился... Через нее мстил. Андрей глубоко затянулся, ожесточенно сжав фильтр пальцами. Пальцы заныли и губы обжег затяжкой. Его трясло от ярости. Внутри пусто, сколько ни кури, ни пей, не оживает, не удается расслабиться. И спать невозможно. Сам-то мертвый, ему не больно — за нее обидно.

С Власовым были давно знакомы.

С тех времен еще, когда пахал на Бестужева. Роман был на пару лет постарше их, пацанов, тоже повоевал. Общий язык нашли быстро. Уважением проникся, что снайпер, тварь. Потом разметало кого куда. Власов поднялся. Пару раз обратился за советом по старой памяти: насчет охраны, за консультациями.

В последний раз — до тюрьмы.

Зимой, кажется… Кац был в могиле, Дина отходила и жила у матери: между ними было полстраны… Сорвался в Москву. Власов просил отработать маршруты и просчитать вероятность атак на машины. Очень за груз боялся. Слабые места Андрей свел к минимуму.

То, что потом и интересовало Демьяна… В темноте вновь вспыхнул экран телефона. Звонок Андрей отключил, трубка, вибрируя, поползла по столу. Даже этот звук казался громким.

Андрей повернул к себе телефон.

Шелехов.

Со вздохом опустил голову: понятно, чего хочет. Сейчас начнет. Старое ранение зажило, будет давить, чтобы вышел на объект — стрелять по машинам Власова… Теперь он между молотом и наковальней. Демьян будет требовать добывать камни дальше, Власов — их вернуть. Атаковать машины нельзя, пока Лена у него. Но и нельзя, чтобы Демьян догадался, что он теперь двойной агент: его прикончат. Да, скорее всего, и так бы прикончили, когда закончит работу.

Выхода нет. Пат.