Измена. Серебряная Принцесса - Стеффи Ли

Да, я была готова молча выносить его издевки в свой адрес, но дурные слова о маме — нет. Никогда.

Встав, взяла с бархатного диванчика свою сумку.

Мне всегда были противны надменные выражения на лицах драгоценных, считавших себя выше окружающих лишь потому, что в их крови присутствует металл. Меня отталкивало, когда люди намекали на свою значимость, кичась одними фамилиями и деньгами. Я никогда не желала быть такой. Мне это казалось ужасно неправильным и недостойным. Я не хотела никого оскорблять или расстраивать. Я всегда старалась следить за словами, чтобы никого не обидеть. Я всеми силами старалась быть хорошей дочерью, чтобы радовать отца.

Но в тот миг меня будто подменили.

Если бы я встала и молча ушла оттуда, то мне было бы не так стыдно после. Но в тот момент эмоции обиды застилали глаза, а горечь за маму жгла губы. Она то и выплеснулась из моего рта, облачаясь в слова:

— Какая дешевая и жалкая уловка. — легкая усмешка — Другой уровень воспитания все же всегда чувствуется. Драгоценный на твоем месте повел бы себя более утончённо. Но… — моя память работала на максимальных возможностях, пытаясь полностью скопировать манеры бабушки, ее холодный взгляд и будто пришитое ко всему телу чувство превосходства над окружающими людьми.

Я знала, что у меня получилось.

Получилось настолько хорошо, что я сама себе была противна.

Я видела, как удивленно и вместе с тем злобно вытянулось лицо Мельникова. Как покраснели и притихли его подруги. Ведь раньше я всегда отмалчивалась. Не хотела раздувать драму из-за пустяков. Никогда и ничего не рассказывала Андрею. Скорее всего, если бы Василий не упомянул мою маму, я бы в очередной раз стерпела его выпад.

— Тебе ведь никогда не дотянуться до уровня металла, Мельников. Мы с тобой оба это прекрасно понимаем. Желаю хорошего вечера. — сказала и, не дожидаясь ответа, стремительно вылетела на улицу.

Вечерние сумерки объявляли свои права. Андрей со Стасом стояли возле крыльца и над чем-то смеялись. Савельев докуривал сигарету. Одинокое такси неспешно проехало по дороге.

Не рассчитав скорость, я споткнулась о ступеньку. Охнула. Но Зимний тут же оказался напротив меня и подхватил за талию.

Тело все еще била дрожь. Адреналин плескался внутри. И, видимо, что-то еще выдавало меня, так как всякая радость вмиг исчезла с лица Зимнего принца. Он прижал к себе, наклонил голову, внимательно вгляделся в глаза и обеспокоенно спросил:

— Севушка, что случилось? Ты почему такая бледная?

— Ничего. Ничего не случилось. Просто хочу домой. Отвези меня, пожалуйста. Или давай я позвоню Николаю.

— Сева… — его брови сдвинулись к переносице.

Взгляд метнулся мне за спину, внутрь кафе. Мне вдруг захотелось прижаться к его груди и заплакать. Но я не могла. Нельзя. Слабость не красит драгоценный металл. Бабушка учила, что я не смею позорить свою семью.

— Тебя кто-то обидел, Рин? — подсказал возникший рядом Стас.

— Нет. — я замотала головой, — Просто я очень устала и хочу поехать домой. Андрей, пожалуйста.

— Сейчас отвезу тебя, малыш.

Друзья обменялись какими-то взглядами, только им понятными кивками, и попрощавшись с нами, Стас нырнул обратно к своей компании, а Зимний выполнил мою просьбу.

Он ничего больше не спросил в тот вечер. Только крепко и долго целовал при прощании. А потом хмуро сказал:

— Извини. — и уехал.

Я долго ворочалась в кровати, не понимая за что он извинялся? Почти до самого утра не смогла сомкнуть глаз, но так и не разгадала тайный смысл слова.

А в течение следующей пары дней в нашей с Андреем компании появлялся только Стас.

Савельев мне нравился. С ним было легко и никогда не возникало неловкости во время общения, как с тем же Василием, но я не могла отделаться от нового вопроса — где Мельников? Куда он пропал?

Конечно, я не горела желанием его видеть, но отсутствие юноши выглядело странным.

Когда же я решилась спросить у Андрея, он бесстрастно ответил:

— Забудь о нем.

А буквально через день я увидела своего обидчика на улице возле главного корпуса, и мои глаза широко раскрылись. Старшекурсник выглядел так, словно оказался в эпицентре драки, из которой чудом сумел выбраться.

Он заметил меня. Метнул в мою сторону быстрый взгляд. Тяжелый и хмурый. Я непроизвольно вздрогнула. Но он не стал линчевать меня ненавистью. Лишь безучастно отвернулся.

— Уля, а ты не знаешь, что случилось с Мельниковым? — поинтересовалась у подруги, которая обычно неведомым мне образом выясняла все новости Дворца. — Что с его лицом? Он с кем-то подрался?

— А ты разве сама не в курсе? — хмыкнула она.

— Нет. Потому и спрашиваю.

— Ну раз ты не знаешь, то я подавно. Он же из компании твоего дружка. У него и спрашивай.

Но Андрей снова не ответил. Пожал плечами, сказав, что мне точно не стоит беспокоиться о Мельникове.

Лишь спустя пару дней я узнала от Кузнецова, что друзья подрались. И это именно Андрей наградил своего приятеля синяками.

Нам с Ильей поручили принести из библиотеки методички, и мы разговорились, пока шли к нужному кабинету.

Глава 27

Спустя несколько дней мы снова пересеклись с Мельниковым. Я шла по пустынному коридору Малахитового дворца, полностью погруженная в свои мысли, как вдруг из-за одной из широких колон выскользнула фигура, напоминающая чью-то тень. Василий так неожиданно возник передо мной, что я позорно вскрикнула. Негромко, но все же стало стыдно за свою реакцию.

Мельком заметила, как на его губах сверкнула усмешка, но в следующую секунду он стал серьезным и негромко сказал:

— Нет повода пугаться, Ваше Высочество. Я без дурных намерений. Цель исключительно благородная.

Но даже в слове «благородная» я ощущала затаенную издевку… или же я была настолько взвинчена из-за неожиданной встречи с ним, что попросту накручивала себя. Мне хотелось верить, что верно второе.

— Я вскрикнула из-за банальной неожиданности, а не потому что испугалась тебя. — голос звучал ровно, хоть сердце лихорадочно колотилось в груди.

Еще и как назло мы стояли совершенно одни посреди холла, рядом не было ни души.

Не то чтобы я боялась, что Василий мне что-то сделает, но в его обществе чувствовала себя некомфортно. Порой хотелось кричать: «Помогите».

— Мы с Андреем дружим практически с пеленок, — избегая смотреть мне