Коктейль Полторанина. Тайны ельцинского закулисья - Коллектив авторов

–  Это был Михаил Федотов, это техническая ошибка, моя ошибка. Михаил Федотов как раз вспомнил о том времени, когда создавался закон о печати, но, тем не менее, чтобы не уходить далеко от темы, мы еще поговорим о законе о печати. Руслан Имранович.

Руслан Хасбулатов:  У меня очень противоречивое отношение к нему. С одной стороны, это симпатичный человек, умница большая, но нанес он, конечно, колоссальный вред в 92—93-м годах. Он такие выдумывал провокации, которые просто невозможно и придумать. Против Верховного Совета, против председателя, обвиняя в каких-то заговорах, в каких-то частных армиях. К сожалению, все это распространялось на весь мир, создавался ложный ареол вокруг Верховного Совета, как чего-то мрачного, особенно там заграницей, которая там какие-то заговоры плетет и прочее, прочее. В общем, играл он, прямо скажем, отрицательную роль, и я сожалел поэтому, потому что мне он нравился, как журналист, и как умный человек.

–  Напомню, что это Руслан Хасбулатов. Имеете возможность ответить вашему оппоненту. Кстати говоря, остались во вражеских отношениях? Встречаетесь?

– Ну, вообще-то мы не встречаемся, не видимся. Какие отношения? Потому что понимаете, ведь Руслан Имранович, он немножко неправду говорит в том смысле, я его, кстати, тоже всегда уважал. Потому что когда избрали Верховный Совет России, и когда он стал первым заместителем у Бориса Николаевича, то мы встречались, вот мы часто встречались – он, Попцов и я у него в кабинете. И мы там проговаривали, и прямо он диктовал какие-то моменты, и я диктовал, мы законопроекты набрасывали.

–  Вы рекомендовали его, кстати, Борису Николаевичу? Или как поддерживали его кандидатуру, Хасбулатова?

– Вообще я рекомендовал ему совсем другого человека, я ему рекомендовал Чурилова. Из Ханты-Мансийска. Это был прекрасный человек. И он уже его стал называть, но здесь вот группа из ДемРоссии сказала: а он по некоторым вопросам голосует не так. А это умница, все прочее. И они предложили Хасбулатова. Ну, предложили, предложили. Мы в одной лодке, мы коллеги, мы работали, и видно было, что он очень работоспособный, умный человек Руслан Имранович. И даже потом у Ельцина была привычка еще, и в горкоме партии он переложил работу свою на второго секретаря Юрия Алексеевича Белякова, И здесь смотрю, он на Руслана Имрановича. А у Руслана Имрановича потом появилось в душе, во-первых, некоторое, ну, недовольство этим делом, а во-вторых, у него появилась мысль: а почему я должен ходить сзади на вторых ролях. Почему Ельцин ни черта не делает, я работаю и в таком состоянии живу. Мне так казалось. Почему? Потому что я смотрю, они стали, вот он говорит о заговорах, а я получаю информацию, что Верховный Совет взял под свою охрану Министерство финансов, т. е. есть министерство внутренних дел, а еще были структуры Верховного Совета России. Он забирает под свою охрану Министерство финансов, он забирает под свою охрану какие-то еще министерства, он забирает чуть ли не почту, телеграф, и потом дело дошло до Останкино. Останкино… вдруг мне сообщают из Останкино, что у нас меняется охрана. А о чем это говорит? Да о многом говорит, я захожу к Ельцину, говорю: Борис Николаевич, а что делается, почему это происходит? Он говорит: а я не знаю. Он вызывает Ерина, министра внутренних дел, звонит при мне ему, говорит: это так? Да. А что там особенного.

–  Журналисты называли это впоследствии личной гвардией Хасбулатова.

– Да. А что это особенного. Он не понимал, что это особенного. А потом они разозлились на меня, когда был референдум. Вот это вот – да, да, нет, да. Это моя формула. И мы действительно раз шла борьба, кто кого, значит, мы должны были работать нормально, и мы работали так, что потом Хасбулатов, когда выиграли мы референдум, он заявил, что это не политика правительства, это не Ельцин выиграл, а это Полторанинско-Геббельсовская пропаганда. На что мне Ельцин говорил – подайте в суд на них. А я говорю: а зачем мне подавать, если это нормальная характеристика. Потому что Геббельс, каким бы он ни был противником и т. д., но он был профессионал. Тогда естественно пошел вопрос, и они вышли на Ельцина. Почему-то считая меня главным врагом Верховного Совета, хотя я к экономическим вопросам никакого отношении не имел, сказали, что вот ожидается съезд в декабре, и если ты Полторанина убираешь, мы правительство сохраняем.

–  Гайдаровское.

– Гайдаровское, да. И Ельцин меня вызвал и говорит, что вот я такой ультиматум получил, тем более, я поговорил с Гайдаром, Гайдар просит это сделать, просит Вас подать в отставку. Я подал в отставку. Я говорю: с удовольствием. Потому что мы же договорились. Если есть необходимость, я ухожу в отставку.

–  То есть вы вот как сегодня говорите, сегодня это восприняли, не было ни личной обиды, с поста вице-премьера. Не последнего человека, мягко говоря, в государстве.

– В том-то и дело, что когда я ему сказал единственное, что я не верю ребятам этим, они все равно правительство Гайдара отправят в отставку. А была обида, не было, потом, когда после этого вызвал Ельцин Бурбулиса и тоже ему сказал что-то, Бурбулис вышел темнее тучи. И Виктор Илюшин был такой первый помощник Бориса Николаевича. А он встретил меня, говорит: уважаю. Я говорю: за что? Он говорит: ну ты вышел, как нормальный человек, посмотрел бы, как вышел Гена оттуда.

–  А у вас уже была договоренность с Ельциным, что он вернет. Ну, не министерство. Вы собирались же распускать министерство тогда. В виде вот этого федерального информационного центра, уже буквально через пару месяцев.

– Да, мы собирались распустить министерство, создать федеральный информационный центр, который берет всю эту… Потом у меня же была идея потом уже вложить все это в национальный федеральный фонд. Вот который. А этот федеральный информационный центр должен был все это делать, но в последний момент Ельцин уже подписал указ, почему я был назначен одновременно первым вице-премьером. А потом ему кто-то сказал: что а вы чего делаете, Полторанин же власть всю забирает. Это же сейчас, потом выборы будут, все прочее. И он мне звонит. А у вас какие-то там есть, в общем, мысли ну спрятанные. Я говорю, а какие могут быть мысли? Он говорит: ну, это же такая структура. А вдруг вот вас не будет, а вдруг кто-то другой придет. Я говорю: здрасте, это кто вам нашептал. Ну, давайте министерство все-таки оставим. Что такое оставить две структуры, которые стали параллельными. И они стали давать сбой, стали вот так вот стучаться. Тем более, были же люди такие у нас. Вот тот же Руслан Имранович Хасбулатов обижается. А он однажды заявил, что я где-то дал команду в Останкино, чтобы депутатов не пускали в эфир. Ну, я же такие команды не дурак давать. А ему оказывается, один из начальников, вот я не хочу называть фамилию, потому что он сегодня крутится здесь на небосклоне, сказал, вот какие-то интриги, все за плечами, за плечами.

–  И вы решили после всего этого махнуть на все рукой и пойти в депутаты, чтобы реформировать законодательное собрание изнутри. Или как? Ну, это я шучу, конечно, да.

– Нет, федеральный информационный центр еще работал, да, в 93-м году. Но работал так, когда вот стали и министерство работает, и мы работаем. И в принципе мы же что-то сделали, и у меня была идея, что министерство надо убирать, потому что если министерство еще продолжает работать при развитой инфраструктуре СМИ, то у него ничего не остается, как только мешать. Он будет наматывать все, что сделано, и мешать СМИ. И больше того, ведь Верховный Совет подал в суд конституционный. Конституционный суд принял решение, что это структура не конституционная, и был такой у Руслана Имрановича, все время бегал вокруг него Починок, а он был председатель комитета по финансам. Он примерно так говорил: а мы пойдем на север, а мы пойдем на север. Знаете, так это мультики. И он подошел ко мне: а мы вам не дадим денег, а мы вам не дадим денег. И прекратили финансирование. Ну, Ельцин стал давать из своего резерва. А потом говорит: а сколько можно на этом сидеть. В мае, по-моему, было. Тогда давайте, я подаю в отставку, мы прикрываем. Я 1 июля подал в отставку. И он меня не отпускал до конца года. Я вроде и работал и заявление об отставке. И потом я решил идти в депутаты.

–  И были там председателем комитета Госдумы по информационной политике и связи. От «Демвыбора России» шли, да? Ну, в одномандатном округе тогда еще были выборы или как? Или по списку партийному?

– Нет, это по списку.

–  По списку.

– А потом, когда мы предложили Сергей был Глазьев, еще несколько человек, когда мы предложили Думе возбудить вопрос об отставке Черномырдина и правительства его, помните, 95-й год – это ГКО. И видно было, что они загоняют страну в одно место. В самое, самое темное. И нужно было убирать их. И мы подписали, сколько-то человек набрали подписи. А Выбор России, естественно, как они сейчас за власть стоят за эту, так они за ту стояли, они категорически против. И я вышел тогда из Выбор России. И мы провели этот вопрос. И отставка была проголосована. Но потом испугались коммунисты, видимо, не испугались, а видимо хорошо с ними поговорили, и они проголосовали против отставки. И так Черномырдин сохранился. А если бы тогда мы отстаивали его, я же тогда Зюганову говорю: Геннадий… Он говорит: вот Ельцин разгонит Думу. Ну и пусть разгонит. Но все равно он на этой волне… Тем более тогда другие выборы были, на этой волне вы же получите свои голоса. Мы все получим. Но придем и тогда еще раз отправим в отставку. И тогда он по конституции не имеет права отправлять эту думу. Давайте думать… надо думать о стране, не о себе. О том, что вот сидишь на этом теплом месте и опять на выборы и т. д. Они отказались. И вот пришла страна к дефолту.