Мазарини - Пьер Губер

Кроме того, значительное повышение (в целом в три раза) королевских требований, за которым не следовало немедленное повышение доходов налогоплательщиков, делало задачу все более трудной; сбор налогов замедлялся, денег не хватало (многие чиновники финансового ведомства прикарманивали значительные суммы), происходили несчастные случаи, при перевозке случались грабежи; часть собранных денег использовалась на местах — из нее выплачивалось жалованье, покрывались долги, содержалась и снабжалась армия. Коротко говоря, в Париж привозили только часть суммы, на которую рассчитывали в столице. Злые языки обвиняли чиновников казначейства и аристократов в том, что они жируют на ворованные деньги, и это похоже на правду.

Ришелье перевел сбор налогов на новый уровень: начиная с 1641 года приказы короля в провинции доносили «назначенные комиссары» (то есть интенданты), наделенные всей полнотой власти в части финансов. По инструкции, эти чиновники должны были взять в свои руки, отстранив неэффективных (или бесчестных) чиновников, распределение, получение и перевозку всех собранных налогов. Преуспеть в этом деле было очень непросто: комиссаров окружала атмосфера скрытой или явной враждебности, под угрозой находились их доходы и репутация. Фронтальная атака на старинный чиновничий корпус была яростной. Финансисты чувствовали, что характер монархии меняется, трансформируется самая ее сущность. Любопытно было бы узнать, поняли ли самые осведомленные французы, что старые институты древнего королевства постепенно разрушаются, что обнажается, Укрепляясь, опасное могущество столпов монархии? Почти забытый историк Жорж Пажес писал, что чиновники тогда боролись с комиссарами, то есть старые, почти разрушенные местные органы власти выступали против новой, централизованной, действительно королевской и гораздо более эффективной власти, — не стоит называть ее абсолютизмом, ибо этот абстрактный термин обозначает одновременно все и ничего.

В королевстве насчитывалось не больше двух дюжин интендантов, которые могли применить власть к сборщикам налогов, сборщикам денег, казначеям и вообще к чиновникам: разве могли они, даже пуская в ход судебные процессы и применяя драконовские меры, обеспечить сбор налогов, отправку телег с золотом и серебром Мазарини и его министрам, дипломатам, двору и генералам? Способом, обеспечивающим успех и примененным Ришелье, было разделение тальи «на части» — так собирались налоги на продукты, пошлины, габель и даже так называемый королевский домен. Разделить тальи «на части» подобно налогам, которые мы называли бы косвенными, означало доверить ее изъятие исключительно «финансистам»; они почти сразу получили разрешение, чтобы их сопровождали судебные исполнители, а позже и солдаты, способные «схватить за горло» строптивых подданных и неэффективных или продажных чиновников. Непопулярность этих людей была притчей во языцех: им приписывали все смертные грехи. По-настоящему известны они стали не более пятнадцати лет назад.

Прежде чем рассказать о них, напомним, что процедура была весьма проста. Будь то продажа соли в Бруаже, таможенные права в Энгранде, что на Луаре, или в Балансе на Роне, ввозного права на ткани, вино или скот в Париж или любой другой город, выплата налога на продукты (на вино), выплата внутренней или внешней таможенной пошлин, Королевский совет подписывал контракт (их находят сотнями в архивах — конечно, нужно уметь искать) с одним или несколькими лицами, которые обязывались отчислить ему — немедленно или в короткий срок — часть этого налога на соль, или налога на продукт, или пошлиной на торговлю, или таможенной пошлиной, причем в «звонкой монете». Если учесть, что процент отчислений увеличивался за счет взяток для министров, подписавших бумаги (Мазарини был непревзойденным мастером в таких делах), и для государственных советников, сумма получалась кругленькая! Взамен откупщик (или откупщики) получал право самостоятельно вместо короля и его чиновников (последние немедленно заявляли протест по поводу ущемления их полномочий!), взимать с «населения» налоги — на соль и вино, пошлину и свободный феод. Главное заключалось в том, что король и финансисты (то есть откупщики) весьма эффективно использовали местных субарендаторов, правосудие и даже солдат, чтобы заставить строптивцев отдать свои экю казне. Реально новым было поручать финансистам и их сеидам взимание тальи. К тому же новые действующие лица были не местными нотаблями, с которыми легко договориться, а чужаками, часто парижанами, говорившими на таком странном языке. Скорее всего, явление, получившее название Фронда, было направлено против них, как и против интендантов, «сообщников» ужасного сицилийца. Стоит познакомиться с ними поближе.

Финансисты, опора французской монархии

Этих людей мы можем, пожалуй, с полным правом назвать заимодавцами, то есть людьми, ссужающими деньги под проценты, очень крупными заимодавцами, одалживающими деньги королю, то есть государству, то есть французскому королевству, которое без них не смогло бы ни победить внешних и внутренних врагов, ни обрести великолепия и мощи, занимая господствующее положение в течение пятидесяти лет нового века.

Сразу же отбросим бытовавшие три столетия презрительные суждения, слухи, коварные сплетни — их авторами вряд ли были люди невинные и простодушные, Франсуаза Байяр и Даниэль Денер, тщательно изучавшие биографии более тысячи финансистов, доказали, что практически никто из них (за исключением, разве что, пяти-шести человек) не были людьми низкого происхождения и уж тем более простолюдинами; очень немногие, особенно после 1660 года были иностранцами (а иностранцы были итальянцами); большинство приезжали из Парижа, Иль-де-Франс и из долины Луары, древней колыбели королевства; на три четверти финансисты имели дворянское происхождение, причем их отцы были новоиспеченными дворянами; немногие жили в роскоши, другие разорялись; наконец, служили они (или их отцы) в основном в финансовом ведомстве, на должностях сборщиков или казначеев провинций, то есть «управляли деньгами короля», ничего не теряя и даже спекулируя, правда, стараясь не мошенничать слишком открыто. Итак, мы говорим о специалистах, которые могли дать королю в долг часть суммы собранных налогов, которые таким образом могли скорее дойти до адресата.

На практике, подобные люди способны были собирать за несколько дней или недель центнеры и даже тонны золота и серебра и предоставить их в распоряжение короля, монарх отвечал предоставлением неких прав или брал на себя определенные обязательства (немедленные или отложенные); выше всего котировались векселя: платежные распоряжения под будущие доходы, налоги под продукты, габели и тальи. Хотя многие контракты часто заключались на имя такого-то «парижского буржуа», за ним скрывалась группа финансистов, в действительности заключавших сделку. Прибегнув к помощи архивов нотариусов и подлинников совета, мы можем довольно легко вычислить настоящих фермеров, субарендаторов или заимодавцев. Некоторые парижане знали их имена (хотя случались и ошибки), кое-кто приобрел во времена Фронды открытую и опасную непопулярность: Бонно, Кателаны, Корнюэли, Федо, Жирардены, Грюйены, Марены, Монро, Лабазиньеры, Табуре… другие сумели остаться в тени — глас народа не называл их имен вслух: Скарроны, Боссюэ, д'Ормессоны…

Что особенно удивляет после прочтения нотариальных и юридических документов, представляющих в распоряжение исследователей точные данные о размере состояния и доходах большинства из этих людей, это их умеренность: миллионеры были редки, ни одно из состояний не достигало размеров наследственного состояния высокородного дворянства. Так что же, они скрывали размер своего состояния? Или выгодно помещали капиталы? Возможно, проматывали деньги?

Чтобы добраться до истины, следует забыть о столь простых понятиях. Спрятавшись за подставным лицом (скажем, за каким-нибудь мелким клерком), наши финансисты чаще всего выступали в роли посредников, поскольку немногие способны были единолично собрать миллионы, требовавшиеся королю. За спинами этих людей стояли настоящие заимодавцы, которых почти невозможно было «опознать» и «вытащить» на поверхность во время судебного разбирательства дела о наследстве или конфликтах в Королевском совете. Ничего удивительного: деньги давали те, кто владел основной частью богатства Франции: дворяне, причем самые высокородные.

Проделав огромную как по масштабам, так и по смелости работу, Франсуаза Байяр в нескольких строчках определила финансовую систему, действовавшую со времен Сюлли до эпохи Мазарини: «Представляется очевидным, что все богатое население Франции участвовало в финансовых операциях. Спрятавшись за подставными лицами, финансисты и сами служат прикрытием другим людям, необходимым для четкого функционирования системы, пусть даже они действуют скрытно. Финансисты управляют подставными лицами постольку, поскольку располагают деньгами богачей. Вывод: финансисты — движущая сила жизни трех неравнозначных «континентов»: мира подставных лиц, финансистов и заимодавцев, изначально не имеющих между собой ничего общего и действующих заодно лишь потому, что заразились финансовым вирусом».