Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Лина Коваль

прижимается к моей спине плотнее, обжигает горячим дыханием шею, оцарапывает щетиной кожу. Тут же становится душно. И приятно. Рецепторы оживают.

Юркнув под одеяло и приподняв полу халата, широкая ладонь ныряет внутрь и накрывает нашего ребенка уже практически без препятствий. Проходится пальцами по линии талии и вглубь, до пупка, а затем обнимает животик снизу и замирает.

Это так трогательно, что мой голос хрипнет от эмоций, но я сообщаю:

— Она спит.

— А вообще… как? Проказничает? — спрашивает Адриан шепотом и я улыбаюсь.

Это он разбудить её боится? Поэтому шепчет?..

— Бывает и покапризничает, — отвечаю спокойно. — Например, если вовремя не поесть или перед сном обычно.

Мне не нужно открывать глаза или разворачиваться, чтобы увидеть, что он тоже улыбается. Я это чувствую…

Чувствую его улыбку затылком. Вот такая у нас связь…

Не знаю, разлюбила ли я этого мужчину, но я его все еще его чувствую. На клеточно-хромосомном уровне.

Каждым уголочком души.

Может, это потому, что, как Адриан сказал, во мне его душа? И я просто не могу её не чувствовать. И разлюбить никак не могла?

Как можно разлюбить, если наши души вместе, сплелись воедино и бережно оберегают нашу будущую дочь?..

— Когда будет пинаться, скажи мне, я хочу поздороваться, — полуприказным тоном произносит Адриан.

Всё же приоткрываю глаза, но только для того, чтобы подзакатить их.

Макрис есть Макрис. Просить он не умеет и вряд ли научится. Говорят, мужчины с возрастом только сварливее становятся.

Как будто женщины — нет, — рассуждаю молча, глядя в светлые окна с незадёрнутыми шторами.

Вспоминаю, что мы в Греции.

В одном из самых красивых мест на планете, где пробудем ещё почти две недели. Небо сейчас такое голубое, без единого облачка. Чистое. Как мой день в записной книжке. И, кажется, я к этому начинаю привыкать.

Счастливо прикрываю глаза и, возможно, мне кажется, но я отдаленно слышу шум морской волны.

Ещё около получаса лежим молча, отходим ото сна. Я периодически изучаю обстановку в новой для себя комнате, вспоминаю вчерашний день и наслаждаюсь легкими поглаживаниями мужской ладони.

А когда на ум приходит ночной кошмар, каменею. Кровь от лица отступает от проникающего в наш уютный мир ужаса.

— Что такое? — спрашивает Андрей, замедляя ласки.

Тоже чувствует. Всегда.

— Сон вспомнила, — всхлипываю.

— Расскажешь, Вер?

Сначала хочется отказать, потому что кажется глупым то, насколько сильно я переживаю за несуществующие пророчества, касающиеся Адриана. А потом неожиданно даже для себя решаю поделиться.

Может, если рассказать кому-то, самой станет легче? Так ведь бывает, правда?

Сбивчиво повествую, вспоминая малейшие детали вроде передника на старухе или того, где располагался ресторан. Андрей прижимается сзади, активно слушает, уточняет детали, а потом выносит вердикт:

— Ерунда всё это, я знаю город. Нет такого ресторана. Ты вчера устала. Очень большой стресс для организма — перелет, дорога. Тело расслабилось, а мозг не успел, поэтому подсознание выдало то, о чем ты мечтаешь. Чтоб меня не стало поскорее, — договаривает со смехом.

— Андрей, — возмущенно бью его по руке.

Вопреки кощунственности этой шутки, я все равно смеюсь. Тем самым расслабляюсь и перестаю думать о случившемся, как о чем-то серьезном.

В конце концов, что может произойти с Адрианом? Вот он лежит, за спиной. Большой, твердый и горячий. Живой. Живее всех живых. Его тяжелый пах дыру в моей ягодице пробил.

— К тому же ты сама сказала, что УЗИ не ошибается и мы ждем девочку.

— А ты говорил, что это какая-то ошибка, — выговариваю с обидой, закусывая губу.

— Нашла кого слушать. Никуда я не уйду, Вера, — вдруг становится он серьезным. — Не уйду, не уеду, не умру. Привыкай к этой мысли. Я буду рядом. Всегда.

Всегда…

Адриан ещё долго шепчет мне на ухо слова поддержки и обещания, которые разливаются внутри благодатным потоком и наполняют сердце спокойствием. А ласковые движения его ладони только усиливают этот эффект образующегося вокруг меня безопасного кокона.

В порыве чувств поворачиваю голову и, кажется, что грек только этого и ждал. Его шепчущие губы тут же захватывают мой рот и крепко целуют. Не давят, не доминируют. Обволакивают и дают такую необходимую сейчас поддержку.

А я… не понимаю…

Не понимаю, что дальше…

И на помощь мне приходит… наша дочь, которая бьёт ровно в ладонь своему отцу.

— Чувствуешь? — шепчу Андрею в губы.

Он улыбается, ловит ещё один толчок и нежно целует мой лоб.

— Это потому что ты вовремя не поела… Мы проспали завтрак, Вера.

Глава 33

— И что ты сделала? — усмехается Адриан, продолжая легкими касаниями поглаживать мою вытянутую руку.

— Пришлось перепрыгнуть через забор…

— Ненормальная, — цедит он сквозь зубы, но его движения всё такие же плавные.

Значит, не злится.

— Мне просто необходимо было это интервью, — беззаботно пожимаю плечами. — Хотя сейчас понимаю — швы на моей пятой точке — слишком высокая плата за того политика.

— Швы…

— Ну да, ты ведь видел, — ерзая на стуле той самой задницей, напоминаю.

— Я в шоке, Вера. Думал, ты в детстве на горке неудачно прокатилась.

— Нет, в детстве я не была такой шебутной.

— Шебутной?

— Ну да, — закатываю глаза. — Это синоним «непослушности».

— Ясно.

Адриан задумчиво качает головой и подносит мою руку к лицу. Нежно прикладывает к губам и целует.

Он весь день этим занимается — выводит из равновесия с помощью прикосновений, а ещё легких, как перышко, поцелуев и крепких, как Великая Китайская стена, объятий.

Пожалуй, самый запоминающийся момент за сегодня — то, как мы любовались закатом. Вместе. Адриан обнимал меня сзади, бережно прислонив к своей груди, и снова рассказывал про детство, про Грецию, про обычаи своего народа и то, как они на протяжении многих веков им следуют.

Мужские руки, обнимающие меня, и губы, шепчущие слова ласковым тоном — это вообще не то, на что я рассчитывала в этом вынужденном отпуске. Отсюда чувствую себя немного обескуражено.

А вернее, совсем растерянно.

— И когда в тебе выросла эта «непослушность», Вера? — вздыхает Адриан, окидывая взглядом стол на нашей кухне.

Мы слишком устали на прогулке, чтобы ждать очередь в забитом людьми ресторане, поэтому заказали еду и пришли ужинать домой.

Удивительно, но здесь — под неустанным контролем Макриса — я впервые за долгое время почувствовала себя дома. Видимо, так действительно бывает. Ты много трудишься в своем городе, но в какой-то момент, понимаешь, что чужая. А потом прилетаешь в гости, и душу щемит ощущение сопричастности и родственности, что ли.

— Не знаю, Андрей, — задумчиво произношу. — Наверное, когда поняла, что я сама за себя.