Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

Потом Фуэнсалида сообщил ей пренеприятнейшие новости из Испании. Король Фердинанд во всеуслышание объявил Хуану безумной и неспособной управлять государством. И заточил ее в монастырь в Тордесильясе.

– Официально она делит власть с сыном, эрцгерцогом Карлом, который должен стать королем Кастилии.

Думать об участи Хуаны было невыносимо тяжело. Да еще этот бедный малыш – он не только лишился матери, но на него еще и возложили корону, непосильную ношу в девять-то лет. Но Фуэнсалида объяснил, что дед Карла, Фердинанд, взял на себя управление Кастилией и Арагоном до совершеннолетия наследника.

Успокоившись, Екатерина вняла словам брата Диего и вспомнила: те, кто, впав в отчаяние, лишают себя жизни, никогда не узрят Бога. Однако на следующее утро она чувствовала себя так, будто жизнь ее разваливается на куски и сил на борьбу не осталось. Рука монаха отвела ее от края пропасти. Исповедник был для нее настоящим благословением, принцесса не могла поверить, что однажды увидела в нем обычного человека. Но все это осталось в прошлом. Она вступила в битву и вышла из нее победителем. Теперь она будет молиться о даровании ей сил справиться со всеми напастями, покоя и терпения, к чему часто понуждал ее брат Диего. Дабы вынести все, пока дела не пойдут на лад.

С неудовольствием Екатерина отмечала, что среди ее самых испытанных слуг появляется мелкая зависть и возникают склоки. Она не могла найти в своем сердце сил осуждать приближенных, ведь они столько выстрадали. Хуже было другое: к ней самой стали относиться с меньшим уважением. Некоторые слуги не исполняли своих обязанностей должным образом, и все же она не смела призывать их к ответу, чтобы они не покинули ее.

Принцесса решила не обращать внимания ни на что, в том числе и на слова Фуэнсалиды о брате Диего. Посол обвинил ее в том, что она напрашивается на скандал, но где же доказательства? Никто при дворе не смотрел на нее осуждающе; ни одна из фрейлин не прибегала с рассказом об оскорбительных слухах, а они бы ей точно сообщили, если бы что-нибудь услышали. Из всего этого Екатерина могла заключить только одно: посол завидовал влиянию монаха.

– Люди говорят что-нибудь обо мне и брате Диего? – спросила она Марию.

– Камергер считает, что он приобрел слишком большое влияние на ваше высочество. Говорит, вы ничего не предпринимаете без его совета и благословения.

– Это все? Ничего скандального?

Глаза Марии расширились.

– Да что вы, ваше высочество! Почему о вас должны такое подумать?

– Для этого нет никаких причин. Фуэнсалида сказал что-то подобное. Но он все неправильно понял. Брат Диего – самый лучший исповедник, какого только может иметь женщина в моем положении. Я не могу найти изъянов ни в его укладе жизни, ни в его образовании, не в его добронравии. Меня печалит то, что я слишком бедна и не способна обеспечить его так, как приличествует ему по должности, а ведь он служит мне неустанно.

Но тут снова явился Фуэнсалида, неотвязный, как чума, требуя встречи с принцессой. От одного вида его напыщенной, презрительной физиономии у Екатерины волоски на шее встали дыбом.

– Ваше высочество, меня встревожил беспорядок в вашем домашнем хозяйстве, и я обещал королю, отцу вашему, что изыщу средства для устранения недостатков.

Екатерина встала:

– Вы превышаете свои полномочия, посол. Это мой двор, и я буду управлять им так, как считаю нужным.

– Как считает нужным брат Диего, подозреваю!

– Ах вот оно что! – резко сказала принцесса. – Кое-кто из моих людей настроил вас против него.

– Мадам, в этом не было необходимости. Я сам прекрасно вижу, что здесь нужен человек для ведения хозяйства, о чем и сообщил королю Фердинанду, так как очевидно: тут всем заправляет этот молодой монах, по моему мнению недостойный доверия, потому как он вынудил ваше высочество совершить множество ошибок.

На мгновение стыд вспыхнул вновь, но ярость одержала над ним верх.

– Каких ошибок?

– Например, отстранение от дел доньи Эльвиры.

Екатерина рассвирепела. Непроходимый дурак!

– Это не имеет никакого отношения к брату Диего. Что еще?

– Мне сказали, что монах каждый поступок превращает в грех.

– Некоторые сказали бы, что он не дает нам уклониться от пути добродетели.

Фуэнсалида сердито глянул на нее:

– Ваше высочество, не играйте со мной в слова. Хорошо известно, что исток, средоточие и конец всех этих беспорядков при вашем дворе – это монах.

– Ложь! – вскричала Екатерина. – Как смеете вы жаловаться королю на то, в чем совершенно ничего не понимаете!

– Это моя обязанность. Мне жаль, что это огорчает ваше высочество, но я предан верховному правителю.

Посол откланялся, оставив принцессу стоять на месте, дрожа от ярости.

К ней вошла Франсиска де Касерес. Разлученная с родными, она не переставала уговаривать Екатерину вернуться в Испанию. Англию, где приходилось переносить столько лишений, Франсиска ненавидела и не скрывала своей тоски по дому.

Брат Диего посоветовал Екатерине не обращать на нее внимания.

– Место вашего высочества здесь. Вы – будущая королева Англии. Не позволяйте глупой девчонке сбить вас.

Екатерина подозревала, что Франсиска подслушала эти слова, потому что с тех пор ее отношение к монаху стало прохладным и она стала еще сильнее давить на принцессу, чтобы заставить ее покинуть Англию ради всеобщего блага.

– Разве вашему высочеству не хочется домой? Представьте, как хорошо было бы оказаться в Испании. Греться на солнышке, есть апельсины когда захочется…

– Мое место здесь, – отвечала Екатерина. – Я принцесса Уэльская. Я не могу уехать.

Однако в последнее время, не в пример другим слугам, Франсиска пребывала в жизнерадостном настроении, готова была рассмеяться в любой момент и за работой мурлыкала себе под нос песенки. Теперь причина открылась.

Франсиска нервничала, но вид у нее при этом был решительный. Екатерина отложила пяльцы и приготовилась выслушать новые жалобы, но фрейлина ее удивила.

– Ваше высочество, тут есть один банкир из Генуи, в доме которого остановился посол. Его зовут Франческо де Гримальди, и с вашего дозволения мы хотели бы пожениться.

При упоминании синьора Гримальди Екатерина внутренне сжалась. Она взяла у него заем и выдала расписку, но теперь не предвиделось никакой надежды вернуть ему деньги. Ее свадьба ничуть не стала ближе. Она оказалась в трудной ситуации, но долг прежде всего.

– Франсиска, я не могу этого позволить. Вы из древнего рода, ваши родные никогда не простят мне, если я разрешу вам выйти замуж за простого банкира.

– Но, ваше высочество, он очень богат. Это хорошая партия.

– Мне очень жаль, Франсиска, но об этом не может быть и речи.

– Ваше высочество, мы любим друг друга! – молила Франсиска.

Она не заметила, что в комнату вошел брат Диего и встал у нее за спиной.

– Вы слышали свою госпожу, – сказал он, – вы обязаны слушаться ее.

– Ты! – набросилась она на монаха. – Опять ты вмешиваешься?

– Вы не смеете разговаривать так с братом Диего! – сказала Екатерина. – Не забывайте об уважении, которого требует его должность.

Франсиска вся кипела:

– Я смею, потому что он заслужил это, ваше высочество!

Брат Диего вспыхнул:

– Франсиска, если вы недовольны мной в чем-то, то должны высказать свои жалобы сейчас, в присутствии ее высочества.

Его стальные глаза не отрывались от лица девушки.

– Мне слишком стыдно о таком говорить, – пробормотала она.

– Это чудовищно! – произнес монах.

– Скажу только, что такого человека, как ты, нельзя допускать в дом, где живут женщины!

– Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду! – взорвалась пораженная до глубины души Екатерина.

– Спросите его! – бросила в ответ Франсиска.

– Не имею представления, о чем толкует эта женщина.

– Спросите Фуэнсалиду! – с вызовом заявила фрейлина.

– Так вот в чем дело! – отозвался монах. – Этот человек что угодно наговорит против меня.

– Он знает, что говорят.

– Значит, вы располагаете сведениями из третьих рук, – сказала Екатерина, – и они основаны на предубеждении. Франсиска, я не могу допустить, чтобы на моего исповедника, которому я доверила свою жизнь, возводили напрасные обвинения. Я понимаю, вы огорчены расстройством замужества, но нет нужды теперь отыгрываться на брате Диего.

– Этот человек – отрава! – крикнула Франсиска, тыча пальцем в монаха. – Ваше высочество слишком добры, чтобы видеть это.

– Думаю, я сама в силах судить о нем. Он верно служит мне уже два года.

– Вы дура! – сказала Франсиска, потом поняла, с кем говорит, и зажала рот ладонью. – Ваше высочество, прошу извинить меня. Это недопустимо.

– Боюсь, это правда, – сказала Екатерина, едва сдерживая слезы. Она ненавидела ссоры, но не могла позволить фрейлине так неуважительно разговаривать с собой. – Мне не нужны при дворе вздорные особы. Можете считать себя уволенной.