Отдел Химер - Анатолий Бурак

И всё же игра в «угадайку» наиболее вероятный способ взлома защищенной системы. Единственное, что для этого надо, — знать владельца компьютера как самого себя. То есть быть ему лучшим другом, которому он согласится доверить жену и деньги. Но поскольку фигурант не производил впечатления наивного романтика, то еще лучше — быть им самим.

Наиболее широко распространенные явление — это использование в качестве кодового слова имени любимой женщины, родных и близких. А так же даты их рождения и т.д., и т.п. Помните фильм с Харрисоном Фордом, когда спецы ФБР за считаные секунды проникают в компьютер одного из сотрудников, перебрав варианты и вычислив, что сочетание составляло год рождения — жены, месяц — сына, день — дочери? И всё равно пароли подобного рода не переводятся, ибо человек по своей природе ленив и недальновиден.

Но для такой элегантности нужно обладать массой информации о конкретном человеке, причем зачастую очень личной. И плюс такая малость, как права доступа, то есть полномочия на совершение определенного рода операций. Как правило, к ценной информации имеют отношение два человека: директор и главный бухгалтер. И в каждой конкретной системе пользователь представляется так называемым логином. В большинстве своем люди набирают это словосочетание «от балды». А подобрать это самое «имя пользователя» та еще задача, сравнимая с угадыванием разве что пароля.

Согласно статистике, восемьдесят процентов всех удачных проникновений производятся изнутри. То есть по сути являются обыкновенным злоупотреблением. Все остальные — знание людской природы и, как говорилось выше, — прекрасная информированность. Знаменитый Кевин Митник — классический образец именно такого случая.

В общем, я удалил ярлыки просмотренных папок и выключил компьютер. Не будучи наивным, сегодняшнему визиту отводил ознакомительную роль, оставляя главную часть кропотливой работы на потом. Посмотрел фотографии, стоящие на столах сотрудников. Пошарил по ящикам на предмет обнаружения чего-нибудь эдакого. Само собой, особое внимание уделил рабочим местам клиента, коммерческого директора фирмы и главного бухгалтера.

Освоившись с обстановкой, уселся в хозяйское кресло и принялся думать. Судя по всему, командировка предстоит длинная, и вся работа будет сведена к элементарному подглядыванию. Пролистав лежащий на столе ежедневник, выяснил распорядок дня интересующего меня человека и, на прощание окинув взглядом офис, в котором, судя по всему, придется провести несколько ближайших дней, вышел на улицу.

Вот-вот должно было взойти солнце, и, выбравшись за город, я оказался в еще одном историческом месте. Развалины древнего города Самария, или — на иврите — Шомрона находятся неподалеку от арабской деревни, носящей то же название. Как гласит легенда, в начале девятого века до рождества Христова царь Амврий приобрел эту возвышенность с небольшим поселением, появившимся еще в бронзовом веке, за два таланта серебра у человека по имени Семир.

В Библии сказано: «И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы».

С взгорья, вздымающегося на сто метров среди чудесной плодородной низменности, прекрасно просматриваются Шаронская и Изреэльская долины. И я хорошо понимаю царя Израиля, основавшего в этом месте столицу.

Побродив по руинам дворца, построенного Амврием и его сыном Ахавом, посетил живописные развалины византийской церкви Святого Иоанна Крестителя, возведенной императрицей Еленой и обновленной крестоносцами. Остатки стен церкви достигают четырех метров в высоту. Полюбовался на мечеть, стоящую неподалеку. Всё, буквально всё в этих местах дышало древностью, и руины древнеримского Форума, хорошо сохранившиеся колонны которого сооружены при царе Ироде.

Рядом — остатки круглой эллинской башни, сложенной из огромных каменных блоков и датируемой четвертым веком до нашей эры. Дальше — развалины ворот и стен периода Израильских царей, правивших в девятом веке до Рождества Христова. Посмотрел на очень интересные руины сооружений римского периода: амфитеатр, базилику с уцелевшими колоннами, храм, посвященный Иродом императору Августу. Воображая себя жителем тех эпох, постоял на огромных, сохранившихся до наших дней ступенях.

Двигаясь вдоль улицы, вдруг явственно почувствовал чей-то взгляд. Некрасивая, сгорбленная старая женщина смотрела на меня с улыбкой. В темных печальных глазах светилось понимание, и, невольно оглянувшись, я убедился, что в этот ранний час, кроме нас двоих, здесь никого нет. Озадаченный, подошел ближе, но, отрицательно покачав головой, она внезапно отшатнулась. В смятении остановившись, я хотел что-то сказать, но, будучи в своем «естественном» состоянии, не смог произнести ни звука. Конечно, при желании я сумел бы вызвать соответствующие колебания воздуха, но, рассудив, что такие действия могут напугать пожилую женщину до смерти, сдержался. Мы смотрели друг на друга с минуту, а затем, глубоко вздохнув, она пошла прочь.

Видела ли она меня? Или же, занятая своими мыслями, обитательница здешних мест просто смотрела вдаль и я случайно принял пронзительный взгляд на свой счет?

Наконец решив, что пора, я в последний раз взглянул на места, олицетворявшие историю, и открыл портал в офис господина Никельцмана.

Жизнь любой конторы, будь то суперсовременный коммерческий банк или несколько комнатушек, приютившихся в подвале, начинается практически одинаково. Офисные леди прихорашиваются, глядя в зеркальца и перебрасываясь ничего не значащими фразами. Психологи называют это состояние «вработкой», являющейся чем-то вроде настройки инструментов, которую производит хорошо сыгранный оркестр перед репетицией или концертом. Но вот какофония, издаваемая музыкантами, утихает, и коллектив готов.

В приемной кипел электрочайник, и секретарь, крася ногти и одновременно разговаривая по телефону, при этом ухитрялась еще и готовить кофе. Никем не замеченный, я осторожно прошел сквозь дверь и устроился за спиной хозяина кабинета.

Муторное, доложу я вам, дело — работать наблюдателем. Частенько видя в кинофильмах сцены сидящих в фургоне с наушниками сыскарей, всегда поражался терпению этих людей. Но в тех случаях можно было хотя бы закрыть глаза. Я же вынужден смотреть, причем постоянно, так как неизвестно, когда фигуранту взбредет в голову произвести то или иное действие.

Зевая, стал свидетелем утреннего кофепития. Затем последовало совещание, потом решались какие-то повседневные, рутинные дела. И ни малейшего намека на желание включить наконец компьютер, дабы я мог подсмотреть вожделенные логин и пароль. Забегая вперед, скажу, что в первый день мне не повезло. Никаких финансовых операций господин Никельцман не совершал и, закончив работу, сел в машину и отчалил в направлении дома.

Неудача не сильно огорчила меня. Ведь если бы нам всё удавалось, не уподобились ли бы мы мифическому герою, возомнившему себя равным богам и жестоко наказанному за это? Разгневанные создатели лишили его неудач. Всё у него стало получаться, все желания сбывались. И в результате он сошел с ума и покончил с собой. Так что бесплодные попытки очень полезны, ибо не думаю, что со мной было бы иначе.

Такая на первый взгляд гадкая вещь, как невезение, связывает нас с реальностью, не позволяя съехать с катушек. Их нет лишь у умалишенного. И в каждом срыве, в любом несчастье есть что-то хорошее и полезное. Став участниками события, мы не ведаем, что это было на самом деле, успех или неудача, пока не доживем до завтра. Ибо единственный судья, чей приговор окончателен и справедлив, — время.

Впереди целая ночь, и, не зная, как ее убить, я снова принялся философствовать, ибо жизнь и деятельность господина Никельцмана давала обильную пищу для размышлений. Последствия демократизации бывшего постсоветского общества, как и результаты предшествовавших социотехнологических революций, приносили явные плоды.

Свободное предпринимательство, допустимое лишь в демократических странах, где признают свободу и права человека, где открыты возможности для социальной и экономической инициативы, у меня на Родине дали весьма интересные ростки. И если какой-то процесс влечет за собой важные и позитивные результаты, то и негатив тут как тут. Но, наверное, это две стороны медали, немыслимые друг без друга. Недаром же американцы говорят, что преступность — это цена, которую общество вынуждено платить за демократию, ибо бесплатных обедов не бывает.

Послонявшись по офису, вдруг вспомнил взгляд, которым утром наградила меня старуха, и не придумал ничего лучше, как, нащупав более-менее подходящую частоту, открыть портал в Атлантику, где не так давно смог убедиться, что даже в такой «волновой ипостаси» для некоторых я вполне видим и осязаем.