Дивен Стринг. Атомные ангелы - Михаил Харитонов

— Ну например, — сказала Уисли, откладывая в сторону недоеденную ножку цыплёнка с карри, — зачем понадобилось убивать Киссу Кукис?

— Гитлер хотел повесить её смерть на тебя, — прочавкал доктор Джихад. Рот у него был набит тестом и ветчиной: освободившись от терзавшего его чревомозга, он навёрстывал упущенное за долгие годы, уплетая огромную пиццу. Рядом стоял пятилитровой баллон с кака-калой и бутылка виски "Четыре розы", к которой он уже успел приложиться. — Он приказал Лермонтову устроить так, чтобы она погибла, и подбросить улику. Кстати подвернулся этот ключ. На нём были твои отпечатки.

— Наверное, — предположила Биси, — он догадывался, что именно вы его убьёте, мэм.

— Кажется, — задумчиво сказал Рой, потирая лоб, — Гитлера убил я. Вот этим. Но чёрт меня подери, если я знаю, как я это сделал и почему.

Он извлёк из кармана потускневшее зеркало с кривыми трещинами.

— Интересная вещица, — сказал доктор Джихад. — Кажется, я понимаю… Зеркало отразило луч поноса, испущенный чревомозгом. Луч ударил мне в живот и вызвал отторжение пересаженных тканей. Я просрался Гитлером, а вы его добили. Кстати, откуда у тебя эта вещичка?

— Мне его дала… дала… — Рой потёр лоб. — Не помню кто. Но кто-то очень хороший, — неуверенно сказал он.

— Кстати о хороших, — доктор Джихад озабоченно почесал переносицу. — Что это была за радужная фигня?

— А, это ангел, его зовут Арам Цам-Цам. — ответила Уисли. — Он родился в Лос-Ужосе, когда вы с Гитлером взорвали… ну, скажем так, спермоядерную бомбу.

— Да, там что-то такое было. И где он теперь?

— Улетел, но обещал вернуться, — сказала Люси, накладывая себе горкой салат.

— И то верно, — вздохнул доктор. — Да куда он денется? Меня больше интересует, куда делись все посетители. Кажется, мы их напугали.

— Боюсь, — вздохнул Рой, дожёвывая последний кусок кебаба, — они сейчас названивают в полицию. Мы тут хорошо пошумели.

Подтверждая его слова, с улицы донёсся унылый вой полицейской сирены.

— Сейчас нас будут арестовывать, заковывать в наручники, зачитывать «миранду» и так далее, — зевнул Бэксайд. — Ну, мы-то с Люси полицейские, нас быстро отпустят, а вот вам, ребята — он покосился на Биси и доктора Джихада, — предстоит пройти через все круги ада. Конечно, мы постараемся дать показания, чтобы вас поскорей отпустили. Девочку надо отвезти к маме и всё такое.

— Дерьмо, — сказала Биси, недовольно тряхнув изумрудной гривкой волос. — Ненавижу такие дни.

ГЛАВА 45

— Нет, — сказала Серафима Найберн, разлядывая Биси. — Это не моя дочь.

— Подумайте ещё раз, — терпеливо повторила Уисли. — Это ваша дочь, урождённая Бисальбуминиия Найберн.

— Мама, — рассудительно сказала Бисальбуминия, — извини, конечно, но это и вправду я. Если хочешь, я принесу тебе тюбик с любой краской, какую ты назовёшь.

Серафима отшатнулась, схватившись руками за голову. Искалеченная инвалидная коляска возмущённо звякнула.

— Нет, нет, — шептала она, — это невозможно… Черты лица очень похожи, и она говорит, как Биси, но это не Биси! Посмотрите, вот моя дочь, вот её портрет, я сама его рисовала…

Она подняла взгляд на картину над дверью — где в окружении волшебных цветов и радуг играла на лугу светловолосая голубоглазая девочка — и горько зарыдала.

— Неужели, — не поверила Люси, — вы не знали, какого цвета глаза и волосы у вашей дочери? Ах да, — вспомнила она, — дальтонизм. Но как же сейчас?..

— Я была дальтоником, — Найберн обиженно поджала губы, — но это в прошлом. Теперь я вижу Божий мир таким, каким он был создан. Вы же не хотите сказать, что моя дочь — зеленоволосая? И что один глаз у неё карминово-красный, а другой оранжевый с просинью? И эти конопушки цвета маренго! Какое отвратительное сочетание цветов! Меня тошнит от одного её вида!

— Увы, это правда, — развела руками Люси. — Ваша дочь — мутант, существо с изуродованными генами. Поскольку вы не различали цветов, вы принимали её за голубоглазую блондинку. В школе она не отличалась от других девочек, потому что они раскрашивают себя ещё и похлеще того. Но, в отличии от них, она такая на самом деле. Теперь, когда вы это знаете, вы, вероятно, возненавидите своего ребёнка, что вызовет у вас обеих непреодолимое отчуждение, комплекс неполноценности, неврозы…

— Неврозы? — глазки Биси недоверчиво раскрылись. — Настоящие всамделишные неврозы?

— Истерические припадки на почве отвергнутости, системный кризис идентичности… — продолжала Уисли, пытаясь подготовить мать и дочь к неизбежному будущему.

— Неужели правда? — девочка потянулась к Люси. — И ко мне перед уроком будут подходить психологи? И я буду пить «Прозак» и всякие хорошие таблетки? А эта задавака Мэри-Сью умрёт от зависти…

— Ты будешь пить успокоительное литрами, — многообещающе подмигнула Люси. — А если твои комплексы и неврозы будут хорошо развиваться, с тобой будет работать настоящий психоаналитик… — она чуть запнулась, вспомнив Киссу, которая ей так помогала, и которая умерла из-за неё.

— Боюсь, что пить успокоительное придётся мне, — вздохнула Серафима. — Мне будет трудно привыкнуть к тому, что у меня такая дочь. Мне будет очень трудно её полюбить заново и принять такой, какая она есть.

— О Боже! — прошептала маленькая Бисальбуминия, не веря своему счастью. — Кажется, у меня полным-полно проблем!

ЭПИЛОГ

Иеремия Амадей Каин Буллшитман достал сигариллу и попробовал её на зуб. Сигарилла была мягкой и отдавала мёдом и мятой. Это ему понравилось, и он откусил верхушку. Табачный лист приятно холодил язык.

— Недурно, — сказал он, рассматривая картину. — У этой Найберн есть стиль. Кстати, — добавил он, обсасывая свеженадкушенную верхушку, — твоё дело закрыто. И дело доктора Джихада тоже. Всё забрали под себя ребята из ФБР. И засекретили. Похоже, — добавил он, — там что-то такое, во что нам лучше не соваться. В общем, завтра заедешь в офис, подпишешь документы.

— Я знала, что этим кончится, — сказала Уисли.

Она затащила шефа на новую выставку знаменитой художницы совсем не для того, чтобы говорить с ним о делах. Просто ей хотелось показать этому грузному, грубоватому человеку другую часть вселенной: мир искусства, высокого и чистого, подобно ослепительной горной вершине.

— Do sviazy! — раздалось над ухом.

Детектив Уисли обернулась и увидела доктора Гейдара Джихада, протягивающего руку.

Она пожала твёрдые пальцы, механически отметив про себя, что доктор начал поправляться: видимо, сказывалось усиленное питание, которым он стал злоупотреблять после избавления от чревомозга, контролировавшего его жизнь.