Орчиха в свадебной фате (СИ) - Лактысева Лека

Подготовка к брачной церемонии, как выяснилось, состояла в снятии мерок для пошива специального свадебного наряда — полушубка и юбки из хвостов все того же степного снумария, и для изготовления парных золотых брачных браслетов. А еще — из депиляции зоны бикини. Ради этой последней процедуры тетушка Хави снова затащила меня в женскую баню.

— Знаешь ли ты, Барбра, что-нибудь о первой брачной ночи? — поинтересовалась пожилая орисса, намазывая низ моего живота чем-то горячим, душистым и похожим на парафин.

— Осведомлена. Теоретически, — кивнула я.

Про себя же подумала, что до сих пор не знаю, досталось ли мне девственное тело, или наемница Барбра ор-Тьюндер успела познать мужскую любовь. Будет ужасно неловко, если выяснится, что я вроде как не сберегла девичью честь.

Не хотелось бы мне увидеть разочарование на лице Алаира, в которого я, что уж там скрывать, успела влюбиться вопреки собственному желанию!

Вот и еще проблема: как узнать, существует ли у орков вообще понятие невинности?

Так… а порасспрошу-ка я тетушку Хави! Она как раз настроена поговорить!

— Эх, молодежь! — банщица вздохнула, приложила к коже, покрытой парафином, кусок ткани, дождалась, когда парафин схватится и рванула, сдирая полоску. Кажется, прямо с кожей.

— Ёж-жики-ковшики! — взвизгнула я и заскребла отполированными ноготками по деревянным доскам лежака.

— Терпи, Барбра! Красота — она жертв требует! — поучительно воздела вверх палец моя мучительница и снова начала поливать парафином верхнюю часть моих бедер.

Отдышавшись, я решила приступить к расспросам:

— А ты, тетушка Хави, тоже ведь замужняя орисса?

— Была замужняя — стала вдовая, — охотно и без особой грусти откликнулась та. — Мужа мне Совет клана назначил. Повезло: мой супруг оказался добр ко мне. Так что в первую брачную ночь не обидел, сделал все, как надо.

— И… больно было с невинностью расставаться? — подтолкнула я болтливую тетушку в нужном направлении.

Та фыркнула смущенно и… слегка посинела. Я даже испугалась сначала, потом сообразила: прилив красной крови к зеленой коже дает вот такой синюшный румянец!

М-да… оркам лучше не краснеть. И мне в том числе.

Тем временем, тетушка Хави справилась со смущением и все же ответила на мой вопрос:

— Слыхала я, что молоденьким ориссам в первый раз больно бывает, и крови они теряют много, но у нас с мужем не так было. И боли я почти не ощутила, и крови совсем немного пролила. Думаю, твой трибун о тебе позаботится, Барбра! Вон он как тобой дорожит! Против целого клана пойти не побоялся!

— Неужели кто-то рискнул бы на трибуна напасть?! — я как-то с опозданием испугалась за Алаира.

— Напасть не напали бы: это против чести. А вот на поединок тот же Ардэн мог вызвать, а потом и кто-то из его друзей или братьев… — не стала успокаивать меня банщица.

— Трибун бы всех победил! — с гордостью за своего жениха заявила я.

— А тут не угадаешь, Барбра. Дух Великой Степи мог все по-своему решить… — тетушка Хави рванула очередную парафиновую полоску, и я снова заскрежетала зубами. Стало не до болтовни.

— Долго еще? — спросила, кое-как отдышавшись.

— Да уж почти закончили, — кивнула моя мучительница.

И не обманула. Еще две полоски, успокаивающая мазь — и вот я, непривычно голая в самом интимном месте, натягиваю на плечи широченный роуб — местный банный халат — и враскорячку топаю по лестницам с высокими ступенями на второй этаж, в отведенную мне гостевую комнату.

В спальне меня дожидался легкий ужин из каких-то пророщенных зерен, сладкого то ли варенья, то ли джема, и из травяного чая с необычным ароматом.

С удовольствием съев скромное угощение, я прилегла на широкую лавку, смежила веки, намереваясь немного отдохнуть и обдумать, что и как говорить трибуну.

Сон сковал меня неожиданно и властно. И тут же уже знакомая сила подхватила, поволокла через воронку тьмы, а потом выплюнула к ногам восседающего в своем любимом кресле Духа Нового года…

— А вот и ты, Барбра, — неторопливо посасывая мундштук дымящейся трубки, проговорил Дух. — Замуж, значит, собралась? А я тебе говорил: от трибуна не сбежишь!

— Не больно-то и хотелось! — взвилась я.

— На среднем пальце я вертел твои хотелки, Барбра! — дух продемонстрировал мне хамский жест.

Я подскочила с коврика у вечно заснеженной ели, нависла над восседающим в своем кресле гадом:

— Была б в руках экка — прибила бы, не раздумывая!

— Ох, ох, какие мы грозные! — противно захихикал мужчина. — Особенно в этом откровенном халатике!

Я тут же попятилась, осмотрела себя. Ничего неприличного в моем наряде не было. Просторное одеяние окутывало меня до самых щиколоток, и даже широкий ворот халата обнажал мое декольте ничуть не больше, чем традиционный бронелифчик.

А нахальный дух продолжал издеваться:

— Что, красотка моя зеленокожая? К брачной ночи готовишься? Маникюр, педикюр, интимная стрижка?

— Не твое дело! — снова возмутилась я. Потом уставилась на мужчину подозрительно: — Ты что — подглядывал?!

— Больно надо… я твои воспоминания считываю. Кстати, очень любопытно, сохранила ли твоя предшественница невинность? Хочешь — проверим, а?

— Да ты! Ты!.. — я размахнулась и залепила гнусно усмехающемуся Духу пощечину.

Остро отточенные когти оставили на круглой румяной щеке четыре глубоких кровавых борозды.

— Дура безмозглая! — взвился Дух. — Когда ж ты научишься руки при себе держать?!

Он вскочил с кресла, и я почти успела обрадоваться, что мужчина оказался ростом мне до подбородка. Но дух стал стремительно расти, раздаваться ввысь и вширь, а его лапища вцепилась в мое горло. Огромное тело прижало меня к стене.

— Пусти… задушишь … — прохрипела я.

— И придушил бы! Но мне нужен этот гребаный осколок, и ты, ты, Барбра, принесешь его, если не хочешь, чтобы с твоим дорогим трибуном и друзьями-музыкантами случилось что-нибудь ужасное!

Пальцы духа разжались, открывая доступ воздуху, и я тут же закашлялась, медленно сползая по стеночке.

— Почему ты сам не заберешь осколок, если такой всемогущий?! — продолжая откашливаться, все же спросила я.

— Да потому что без этого артефакта я не могу проникнуть ни в один из миров, кроме своего родного! — прорычал разъяренный дух. — Мне все равно, выйдешь ты за своего трибуна, или нет, Барбра! Но о том, кто ты, и как попала в этот мир, даже заикаться не смей!

— Почему?

— Потому что твой магварр на пушечный выстрел не подпустит тебя к осколку, если будет знать, что это за вещь и для чего ты ее ищешь! А теперь пошла вон, пока не прибил окончательно!

Дух схватил меня за воротник роуба, толкнул в стену, я сжалась, ожидая удара и… провалилась в воронку тьмы.

Очнулась в крепости. В той самой комнате, на той самой широкой скамье для сна, где и ложилась отдыхать.

«Ненавижу!» — погрозила кулаком куда-то в небо.

Огляделась, обнаружила на столе графин с водой, дотянулась до него, не вставая с постели. Принялась пить прохладную чистую воду, чувствуя, как прокатываются глотки по саднящему горлу.

Гнев, который бурлил в крови после встречи с Духом, начал понемногу стихать. На смену ему пришли усталость и горечь: получается, мне придется молчать и дальше. Скрывать от мужа, кто я, откуда, и что мне на самом деле нужно.

А когда я отыщу осколок и верну его духу? Что будет тогда — со мной, с трибуном, со всем этим чудесным миром, в котором живет магия и необычайно дружелюбный и мудрый народ?!

Как ни странно, но сон сморил меня снова, как только голова коснулась валика, заменявшего оркам подушку. Проснулась я только утром, когда в мою комнату после короткого стука ввалилась все та же тетушка Хави в сопровождении двух орисс помоложе.

Они встали втроем у моей постели, двое по бокам, одна — в ногах, и завели песнь-речитатив:

Как солнце раннее встает,

Как розовеет небосвод,

Так ты, невестушка, вставай,