Шарманщик с улицы Архимеда - Игорь Генрихович Шестков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В борьбе с ними Дюрер использовал грозное оружие – медитацию на собственную смерть, которую и другим настоятельно рекомендовал.
* * *
Злой лжет и, правду говоря.
Горит желаньем обмануть.
Он скажет вам – мне больно оттого.
Что у людей неправда в сердце.
Он прячет свою злость
Под мантией добра.
Над миром он господствовать хотел.
Но победить себя не смог…
Таков нрав злых.
Не смывают они грехи добром.
Повсюду видят только зло
И не щадят и добродетели самой.
Льстят, хвалят,
А в душе – тебя прикончить норовят.
Раздоры сеют и разносят
По миру – грех и ложь.
И радуются только злу.
А если злое дело удалось.
Вопят в безумии своем.
Принадлежат они с рожденья черту
И Бога не боятся.
Тот, кто несправедливо обижен.
Но сносит это с радостью.
Тот, кто любит причиняющего ему зло.
Тот набожен и добродетелен.
Говорит вам Альбрехт Дюрер —
Тот, кто зол, в том нет добра.
Первая часть текста (я процитировал только небольшую часть стихотворения) – это парад воинствующих тез. Автор проводит перед читателем длинный ряд хорошо вооруженных двустиший, каждое из которых призвано сразить злодея, сорвать с него маску.
Автор предупреждает простака о сорока опасностях, подстерегающих его в злом мире. Во второй части приведены советы и наставления. Дюрер учит, как надо по-христиански отвечать на зло. Добро тут это зло со знаком минус.
Последняя строка стихотворения демонстрирует тривиальность мышления мастера – белое добро и черное зло представляют в сознании Дюрера симметричную картину нравственного мира. По одну сторону от водораздела лежат белые положительные блоки добра, по другую – соответствующие им черные отрицательные блоки зла. Никаких полутонов или двусмысленностей в этом мире нет – добру нельзя быть немножко злым, а злу не позволяется быть хотя бы немножко добрым, а если это все-таки так выглядит, значит зло хитрит и обманывает.
Дюрер-художник обладал огромным даром, Дюрер-мыслитель был просто набожным христианином. Его мучили грехи, долги и недомоганья, а не архетипические идеи.
Почти все его аллегории заказывались и разрабатывались его друзьями-гуманистами или были заимствованы из итальянских источников. Титульная ксилография Философия – одна из скучнейших работ Дюрера, тем не менее постоянно рассматриваемая искусствоведами из-за обильного символического материала, выполнена по программе Целтия. Аллегорический портрет кайзера Максимилиана, венчающий колоссальную, но бесполезную бумажную Триумфальную арку разработал Пиркгеймер. Гравюра по меди Немезис (Возмездие) сделана на сюжет стихотворения Анжело Полициано… Не исключено, кстати, что в будущем найдется и прототип Меланхолии. У какого-нибудь венецианца, например, у Джованни Беллини или на венецианском кладбище или римском саркофаге.
* * *
В небольшом стихотворении «Молитва» автор просит даровать ему раскаянье.
О, Боже всемогущий!
Иисус Христос мученье претерпел.
Нас ради.
И мука эта благодатна для меня.
Даруй же мне раскаянье в грехах,
И помоги преодолеть себя.
Как ты себя преодолел
И отдал сына
Единородного на казнь.
Причастником твоей победы сделай!
Что так тяготило Дюрера?
Ксилография Кающийся (ил. 42), изображающая стоящего на коленях голого до пояса мужчину (царя Давида), бичующего себя перед алтарем, не дает ответа. Датируется эта гравюра так же как и цитируемое стихотворение – 1510-м годом. Глаза кающегося опущены. Лицо, напоминающее лицо Дюрера и лики дюреровских Спасителей, скорбно. Кающийся углублен в себя. Он борется с собой. Он решил не дожидаться божьей помощи и наказать себя сам. И бичует себя как фанатик-шиит. Это Дюрер-христианин.
* * *
Ничто не может отвратить
Смерть скорую.
Служите
И вечером и утром Богу!
Ведь сами скоро будете мертвы.
Скажи мне, человеческая твердость,
Почему
Не сожалеешь тяжко о грехах?
Ведь никто не избежит расплаты
И будет вечно длиться Страшный суд.
Возвысся ж до христового пути
И бойся Бога.
Он подарит жизнь вечную тебе.
Не погружайся в тлен,
Себя безвременному посвяти
И божьей милости проси
Как будто ежечасно умираешь.
Не переноси на завтра добрые дела.
Не спрашивай, когда умрешь,
Живущий долго, долго и грешит!
И редко кается.
Не дай мне Бог, жить долго в этом мире!
Я знаю, страшно умирать,
Но не молю о долгой жизни.
Ведь она лишь продлевает адские страданья.
Лишь тот, кто свой последний миг
Зрит в сердце непрестанно,
Обрящет милость божью
И насладится добром и миром сердца,
Дарами высшими,
Их мир, во тьме лежащий,
Не может дать.
А праведник получит
За жизнь свою награду – твердый дух,
В час смертный – мужество и радость.
Не убоится страшного судьи.
Ему не надобен защитник.
Господню милость
Он через покаянье обрел
Еще до часа смертного.
А тот, кто добрые дела
Всегда откладывал на завтра,
Надеялся спастись,
Исправно службы в церкви посещая,
Тот будет миром позабыт.
Как только колокол умолкнет,
И принят адом
Для вечного страданья.
Тот, кто не видит самого себя,
Кто предан лишь себе,
Не должен обвинять других,
Что в жизни и кончине,
Оставлен он и Богом и людьми.
Он развратил себя…
А тот, кто хочет тихо умереть
И ада избежать,
Тот должен заслужить добром,
Доверьем к Богу
Благостный конец
Без наказанья после смерти.
Того господня сила не оставит,
Введет в небесный мир.
Прошу тебя, Господь,
Позволь и мне так жить
И с радостью почить.
Этот рифмованный текст 1510-го года, названный автором «Христианские стихи», помещен на листовке рядом с ксилографией «Смерть и ландскнехт» (ил. 43), выпущенной мастерской Дюрера для продажи. В нем Дюрер почти дословно повторяет главу 23 сочинения Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Мы не будем обращать на это внимания. Дюрер пишет искренне то,
