Вишнёвый луч - Елена Черникова

За другим столиком тоже серьёзный разговор. Вещает очковая дама:

- Кровяной сгусток проблем!.. Секс трещит как субинститут любви, рушится, а из-под его обломков спасают что осталось: больные города, куцые страны, смехотворные роли, подлинные слёзы, последние гены... Укрощение секса невозможно, неукрощение гибельно. Что дальше? Есть идеи. Только идеи, да и те - форменная дрянь.

Ей поддакивают интеллектуальные товарки, а в их голосах сквозит острое желание всё бросить и тут же заняться вот этим самым, ну, который трещит и не поддаётся укрощению.

За третьим столиком собрались тридцатилетние эстеты, пятеро в костюмах и галстуках, им тесно, беседа сумбурна, я улавливаю обрывки пассажей ума:

- Мы остановились на чайной церемонии, гейшах, котах и бубликах... Греческие мистерии включали в себя доктрину соотношения, существующего между музыкой и формой... Передай соль! Нет, я без калорий...

Нам наконец приносят тёмнорыжее плоское мясо в неплотном окружении гарнира: картофельные спички фри, вялозелёный салат, бледнолицые помидоринки, никогда не видавшие натурального красного солнца. И под это блюдо мы будем говорить о высоком? То есть о мужике?

Даша с ненавистью смотрит на блюдо и уже не может говорить. Положив мобильник на стол, она берёт вилку и переворачивает рыжее мясо, будто ищет сокровища. Их там нет.

- Может, пива? - пытаюсь поддержать её в трудную минуту я.

- Только одну кружку, - соглашается она и откладывает ненужную вилку. Это - не еда, говорит её облик. "Да, чересчур стильно..." - мысленно усмехаюсь я, но молчу, чтоб не расковыривать Дашины раны. Даша, как человек недообразованный, очень любит слово стильно. Это я вам уже говорила.

Когда танталовы муки пройдены, мы курим, уставшие от безысходности, молчим, и молчать ничуть не легче, поскольку не решён основной вопрос философии. Я имею в виду философию "Мужика". Крепкие сигареты с фильтром, напоминаю.

Джованни закрыл воспалённые глаза и живо представил, как идёт он на кладбище, раскапывает могилу Марии, уговаривает её тело встать и заговорить, и поговорить, наконец, и пусть Мария расскажет, как она ждёт на небе и кого.

Мария соглашается говорить и признаётся Джованни, что всегда любила только его. Наступает идиллия и благолепие. Занавес.

Джованни открыл глаза, вытер слёзы. Как долго будет болеть разбитое сердце? Как оно вообще может болеть? Как можно?!

И ПОКА ЛЮБОВЬ НЕ РАЗЛУЧИТ НАС

Вчера в подземном переходе на "Фрунзенской" рыжая кошка в ярко-красном ошейнике просила подаяние: она дремала, сунув носик в электронный органчик, а он играл милую, жалостную песенку. Вся установка держалась на раскладной алюминиевой табуреточке с полосатым парусиновым сиденьицем. На полу призывно валялась картонка с приветом от имени судьбы, готовой к адресной благосклонности.

Никто из людей окрест не брал на себя ответственность за это вопиющее, трепетное, высокохудожественное издевательство над всеми основами нищенства. Прохожие - бессердечные московские прохожие, пересыщенные зрелищами! - даже они останавливались и шептали: "Чего только не выдумают!".

Я тоже остановилась. Из табачного киоска невинно доносилась модная песня: "Когда я стану кошкой..." Деньги, музыка, табак и влажная погода, и пронизывающее чувство тотального театра. Это тоже Москва в начале тысячелетия. "Помесь удава и канарейки". Интересно, бабушка выдумала эту помесь или процитировала? Спросить бы, да нету её; не вернулась моя бабушка.

Сейчас что - сейчас уже всё кончилось. Вспоминай себе да вспоминай: как удалось уцелеть да кто кому на горло наступил. А тогда, в пору борьбы за "Мужика", в пылу страстей, коих я и не понимала как следует, тогда было тяжко.

Пример.

Когда мучительное интервью было уже писано-переписано, Александр пришёл в наш офис разбирать урода в очередной раз. Даша запаздывала, и мы с ним пошли в ближайшее кафе поговорить тет-а-тет. Спускаемся на лифте, он отключает свои мобильники. И поясняет:

- А то нам не удастся пообщаться.

Нормально? Да. Сели за столик. Вдруг яростно затрещал мой невыключенный мобильник.

- Я же говорил, - устало улыбается Александр.

- Это же Даша! - поясняю я.

- Я об этом и говорил, - поясняет он.

Не понимая, почему он надеялся скрыться именно от Даши, я ёрзаю, усердно читаю меню - лишь бы как-то переждать неловкость, и тут в кафе влетает наш руководящий вихрь.

С перекошенным лицом Даша подбегает к нам, яростно выкрикивает мне: "Почему не сказала?" - и плюхается на стул. Мне:

- Где текст?

- Вот.

- Диктофон взяла?

- Да.

- Надо поговорить с ним ещё раз. Я ночью подумала: в тексте мало об ответственности.

Я еле сдержала стон, Александр надел самую доброжелательную маску. Даша рычит мне:

- Ну, задавай вопросы!

- Может, вместе? - предлагаю я.

Даша, что-то переключив, надевает человеческое лицо и решительно обращается к Александру. Вопрос хоть куда:

- Что такое ответственность, по-твоему?

Я понимаю, конечно, в университетах мы не обучались, но уж так-то...

Несчастный Александр начинает что-то про данное слово, это уже сто раз было, но Даше хочется куда-то вглубь, ей всё мало, она всё никак не просушит свою заоблачную суспензию. Помните, которая с философией?

Пытка длится часа полтора. Даша всё говорит и говорит с Александром, а я понимаю, что интервью всё дальше от публикации, потому что речь уже идёт о чём-то слишком интимном, а я продолжаю чего-то не понимать категорически. К счастью, диктофон всё пишет подряд, и я хотя бы этим отрабатываю свою зарплату.

Слишком интимные вещи - бывают, право. Например, однажды писатель и врач Михаил Булгаков сам сделал своей жене раннего периода, Татьяне, аборт. И жизнь пошла своим чередом. А что тут такого, да? Сам забрюхатил, сам почистил. Драматург. Для прочих - это немного слишком, для писателя - впору.

Однажды дочь поэта и жена артиста Даша выдумала название сигарет "Мужик" и нашла фирму-производительницу. Табачную. И агентство для рекламирования. И лицо для бренда. И перебитую жизнью журналистку для пиара. И деньги под проект. И что тут растакого разособенного? Сама придумала, сама и пашет. И жизнь, по её мнению, нормально идёт своим чередом. И не только по её мнению.

Можно посмотреть на вещи под иным углом. Ведь можно? Смотрим.

Однажды хороший парень и замечательный артист Александр решил стать режиссёром. У него давно была идея сценария, и требовался лишь сценарист, который убедительно вытянет его задумку. Но ведь и семью кормить надо.

Пока суд да дело, согласился мужчина подработать рекламным лицом бренда "Мужик". Всё путём, ни жертв, ни разрушений, да? Так ведь? О чём тут беспокоиться. Так многие артисты делают. В конце концов, он же не на памперсы подписался.

Однажды брошенная всеми близкими журналистка упала в лужу, откуда её вынул проходивший мимо французский мужчина. Галантный, он дал ей ключи от новой жизни: больше не падайте, мадам. Фирма "Мужик" с вами, мадам. И Бог с вами...

Вообще-то случись всё это в другом царстве-государстве, там бы только плечами пожали: в чём дело? Бизнес есть бизнес. Какая кому разница? Да если б он даже на зубную пасту подписался - что из этого? У него что - зубов нет? Улыбайтесь, вас снимают.

Ведь он не в кандалах, не в инвалидной коляске, не с котлетой в обнимку.

Этика всех профессий, втянутых в данный сюжет, получается, в полном порядке. Реклама всё рекламирует. Журналистика всё отражает. И все при деле.

...Мужики спасают, бабы воют.

Ох, как мне хотелось выть! Каждый день, проведённый на проекте "Мужик", мне хотелось выть по-бабьи, так, чтобы Вселенная слышала. По ночам я плакала во сне, просыпалась вся в слезах, с ужасом смотрела на часы - опять опаздываю, опять на меня будут косо смотреть эти дети разных народов, изготовители буклетов и баннеров, любители долларов и молодости.

Моя знакомая, большая и тонкая эстетка, в те дни открыла мне свою истину:

- Знаешь, - говорит загадочно и тихо, - блузочки надо менять каждый день, как трусики.

Я замерла, оторопев, осмотрела свой наряд. Может, я так опустилась от горя, что меня пора удостаивать истин? Вроде нет. Хотя выглядела я, конечно, плачевно.

Лицо было страшное: замученное, запуганное, робкое. Каждый день - как бичевание: Даша кричит, ей всё более срочно требуются откровения, подтверждающие правоту её творческого вектора. В минуту дружбы она объяснила мне, что когда она работала в другом рекламном агентстве, там её тоже ломали через колено. Только так и делают настоящих рекламистов.

Ближе к осени это стало невыносимо.

В один очень жаркий день в офисе догадались установить кондиционеры. Прекрасный вышел день, и Даша, по обыкновению, запаздывала. Кайф.

Александр позвонил мне и назначил встречу в Доме кино, а не в постылом кафе "Гуттаперча". Интервью, смекнула я с грустью, продолжается. Я понимаю, как оно обрыдло ему, но - слово, данное женщине и далее по списку. Пошла я на встречу без диктофона.